Я полагаю, что нужно сделать попытку к пониманию обыкновенного травматического невроза как последствия обширного прорыва «защиты от раздражений». Этим восстановлено было бы в своих правах.старое наивное учение о шоке, & противоположность, по-видимому, более новому и психологически более требовательному учению, которое приписывает этиологическое значение не механическому воздействию силы, а испугу и угрозе жизни. Но эти противоречия нетрудно примирить; ведь психоаналитическое понятие травматического невроза не идентично с грубой формой теории шока. Если последняя объясняет сущность шока непосредствен-ным повреждением молекулярной или гистологической структуры нервных элементов, то мы стараемся понять его влияние из прорыва «защиты от раздражений» и из возникающих отсюда задач. Условием для него служит отсутствие подготовленности в виде страха (Angstbereitschaft), который создает переизбыток энергии (Uberbesetzurtg) в системах, прежде всего воспринимающих раздражение. Вследствие такого пониженного энергетического потенциала системы не в состоянии связывать приходящие к ним количества возбуждения, и тем легче осуществляются указанные последствия такого прорыва «защиты от раздражений». Мы йаходим, таким образом, что подготовленность в виде страха с повышением энергетического потенциала воспринимающей системы представляют последнюю линию защиты от раздражения. Для целого ряда травм такая разница между неподготовленными и подготовленными посредством повышения потенциала системами может быть решающим моментом для их исхода; он больше не будет зависеть от самой силы травмы. Если сновидения травматических невротиков возвращают больных так регулярно в обстановку катастрофы» то они во всяком случае не являются исполнением желания, галлюцинаторное осуществление которого сделалось функцией при господстве принципа удовольствия. Но мы должны допустить, что они осуществляют другую задачу, разрешение которой должно произойти раньше, чем принцип удовольствия начнет осуществлять свое господство. Эти сновидения стараются справиться с раздражением посредством развития чувства страха, отсутствие которого стало причиной травматического невроза. Они проливают, таким образом, свет на функцию психического аппарата, которая, не противореча принципу удовольствия, все же независима от него и кажется первоначаль-нее, чем стремление к удовольствию и избегание неудовольствия. Здесь было бы уместно впервые признать исключение из правила, что сновидение есть исполнение желания. Страшные сновидения (Angsttraume) не представляют подобного исключения, как я неоднократно и подробно доказывал, также и сновидения-наказания (Straftraume), так как они воздают должное наказанию за исполнение запрещенного желания и являются, таким образом, исполнением желания особого «чувства вины», реагирующего на вытесненное влечение. Но вышеупомянутые сновидения травматических невротиков нельзя рассматривать под углом зрения исполнения желания, и в такой же малой степени это возможно по отношению встречающихся в психоанализе сновидений, которые воспроизводят воспоминания о психических инфантильных травмах. Они скорее повинуются тенденции к навязчивому повторению, которое подкрепляется в процессе психоанализа далеко не бессознательным желанием — выявить забытое и вытесненное. Таким образом, функция сновидения, заключающаяся в устранении поводов к прекращению сновидения посредством исполнения мешающих ему желаний, оказывается не первоначальной: сновидение могло бы лишь в том случае осилить эти мешающие ему возбуждения, если бы вся психическая жизнь признала бы господство нринципа удовольствия. Если же существует «та сторона принципа удовольствия», то вполне можно допустить и некоторую эпоху, предшествующую тенденции исполнения желания во сне.
источник
З. Фрейд. ПО ТУ СТОРОНУ ПРИНЦИПА НАСЛАЖДЕНИЯ >> Я думаю, что уместна попытка рассматривать простой травматический невроз как последствие обширного прорыва защитного покрова.
Я думаю, что уместна попытка рассматривать простой травматический невроз как последствие обширного прорыва защитного покрова. Этим самым старое и наивное учение о шоке подтвердилось бы, по — видимому, в противоречие к более позднему и психологически более требовательному учению, которое этиологическое значение приписывает не механическому воздействию силы, а страху и угрозе для жизни. Это противоречие, однако, не непримиримо, и психоаналитическое понимание травматического невроза не идентично с грубейшей формой теории шока. Если последняя теория сущность шока приписывает прямому повреждению молекулярной структуре или даже гистологической структуры нервных элементов, то мы стремимся понять его действие, исходя из теории прорыва защитного покрова и влияния этого факта на психический орган и из возникающих отсюда задач. Момент испуга и для нас сохраняет свое значение. Его — условием является неподготовленность к боязни и отсутствие гиперзарядки систем, которые в первую очередь воспринимают раздражение. Тогда система вследствие низкой заряженности не в состоянии связать пребывающие количества раздражения и тем легче появляются последствия прорыва защитного покрова. Мы, таким образом, видим, что готовность к боязни вместе с гиперзарядкой воспринимающих систем являются последней линией защиты от раздражении. Для достаточно большого количества травм разница между неподготовленными системами и системами, подготовленными гиперзарядкой, представляет собой, должно быть, решающий для исхода момент; начиная с травм известной силы, это различие, вероятно, более роли не играет. Как мы знаем, галлюцинаторное осуществление желаний при господстве принципа наслаждения стало функцией сновидений, но не на этом основываются сновидения травматических невротиков, так регулярно переносящие их в ситуацию несчастного случая; мы имеем право предположить, что тем самым они служат другой задаче, решение которой должно предшествовать моменту, когда войдет в действие господство принципа наслаждения. Эти сновидения стремятся наверстать преодоление раздражения, развивая для этого чувство боязни, отсутствие которой и было причиной травматического невроза. Они, таким образом, дают нам возможность понять функцию психического аппарата, которая, не противореча принципу наслаждения, все же является от него независимой и кажется более первоначальной, чем намерение получить удовольствие или избежать неудовольствия. Здесь было бы уместным в первый раз признать исключение из тезиса, что сновидения являются исполнением желаний. Устрашающие силы, как я много раз подробно показывал, нельзя причислить к таким исключениям; не исключением являются и «сны карающие», так как они только заменяют осужденное желание надлежащим наказанием; они, таким образом, являются исполнением желания, вызванного чувством виновности, как реакции на отвергнутый первичный позыв. Вышеупомянутые сновидения травматических невротиков также нельзя более рассматривать с точки зрения исполнения желаний; нельзя заносить в эту рубрику и встречающиеся при психоанализе сновидения, воспроизводящие воспоминания о психических травмах детства. Скорее они подчиняются вынуждению повторения, которое в психоанализе поддерживается вызванным при помощи «внушения» желанием снова воскресить забытое и вытесненное. Так что функция сновидения устранять мотивы нарушения сна путем исполнения желаний мешающих ему побуждений не оказывается его первоначальной функцией; выполнять эту функцию сновидение может лишь после того, как вся психическая жизнь признала господство принципа наслаждения.
О «неврозах войны» (поскольку это название означает больше, чем только связь с поводом страдания) я в другом месте высказался, что они вполне могли бы быть травматическими неврозами, возникновение которых облегчается конфликтом «Я». Факт, упомянутый мною ранее, а именно, что одновременное грубое повреждение, причиненное травмой, уменьшает шансы на возникновение невроза, не будет более непонятным, если вспомнить два факта, подчеркнутых психоаналитическим исследованием: во — первых, то, что механическое сотрясение должно быть признано одним из источников сексуального возбуждения (сравни замечания о влиянии качания и езды по железной дороге в «Drei Abhand — lungen zur Sexualtheorie», Ges. Werke, Bd. V), и, во — вторых, что болезненное и лихорадочное состояние оказывает — уже во время своего процесса — огромное влияние на распределение либидо. Таким образом, механическая сила травмы освободила бы то количество сексуального возбуждения, которое вследствие недостаточной подготовки к боязни действует травматически; а одновременное физическое повреждение при участии нарцисстической «гиперзарядки» страдающего органа избыток возбуждения бы связало. (См. «Zur Einfuhrung des Narzissmus», Ges. Werke, Bd. ). Кроме того, известно, но недостаточно использовано для теории либидо то, что такие тяжкие нарушения в его распределении, как проистекающие из меланхолии, могут быть временно устранены привошедшим органическим заболеванием, и даже крайне развившаяся dementia praecox может показать при этих условиях временный регресс.
З. Фрейд. ПО ТУ СТОРОНУ ПРИНЦИПА НАСЛАЖДЕНИЯ.
источник
Если с человеком случается что-то непредвиденное и ужасное — психика повреждается не меньше, чем организм. Травматический невроз — это психическое заболевание, возникающее в результате переживания сильного потрясения.
Причиной этого состояния могут быть различные негативные происшествия. К ним можно отнести: природные катастрофы, военные действия, сексуальное насилие, проблемы в семье, смерть близкого человека, болезнь у себя или у родственника, острые материальные проблемы и другие отрицательные инциденты.
Травматические ситуации классифицируются в психиатрии по длительности стрессового события. Раздражители бывают краткосрочными или повторяющимися. Пережив одно землетрясение или живя под обстрелами долгий период, человек получает психическую травму с тяжелыми последствиями. Однако в зависимости от продолжительности, суть проблемы отличается.
В первом случае симптомы ярко выражены: сны с повторением события, постоянное обдумывание ситуации или, наоборот, попытка забыть. Во втором случае человек испытывает много сложных эмоций и ощущений: личность меняется, появляются вредные привычки, помогающие забыть о проблеме, появляется стыд и чувство вины. Нельзя сказать, что хуже – краткий стресс или продолжительный, но долго длящиеся переживания являются причиной возникновения диссоциативного расстройства.
Хоть и кажется, что первопричина для невроза – стрессовая ситуация, но основной причиной все же является эмоциональный шок. Организм и психика у каждой личности индивидуальны – одного человека может задеть незначительное психотравмирующее влияние, а другой легко и без последствий переживает даже глобальную катастрофу. Потому причины невроза Оппенгейма в индивидуальных особенностях эмоциональных процессов человека.
Есть теории, что у некоторых людей большая склонность к неврозам, чем у других. Это может быть связанно с событиями в детстве или даже с недостатком некоторых веществ в организме.
Психологические признаки заболевания:
- Страхи, вплоть до панических атак.
Фобии напрямую связанны с событием, которое пришлось пережить страдающему неврозом. Люди, пострадавшие от военных действий, часто боятся звуков взрывов, даже если это обычная новогодняя хлопушка. Иногда паника возникает при виде территории, похожей на место, где произошло трагическое событие. Это только несколько возможных примеров фобий, а учитывая разнообразие личностных особенностей людей – вариантов бывает много.
Кошмары, в которых снова переживается пугающее событие, чередуются с невозможностью уснуть. Бессонница плохо влияет на организм, а вот неприятные сны в этом случае полезны. Когда индивид переживает пугающее его событие во снах много раз – эти эмоции со временем утихают, психика приспосабливается и перестает реагировать на проблему остро.
Не только во сне человек пытается вернуться к тревожащим его воспоминаниям, в состоянии бодрствования постоянно происходят размышления по поводу произошедшей ситуации. Обдумывание и анализ проблемы помогает аналогично её повторению во сне.
Хоть депрессию и принято считать негативным симптомом – он тоже направлен на помощь в переживании проблемы. Болеющий в апатии расслаблен и не навредит себе случайно или намерено. Разумеется, несмотря на полезность этого состояния, необходима помощь психологов, чтобы преодолеть депрессию и перейти на следующий уровень. Она должна послужить фактором, сдерживающим агрессию или суицидальные порывы, но затяжная стадия уныния плохо сказывается на жизни человека.
У людей, переживших шоковые обстоятельства часто возникает чувство вины и беспомощности. Мысли о том, что в ситуации необходимо было повести себя иначе или что она может снова повториться, очень тяжело переносятся и усиливают ранее перечисленные симптомы.
Физическая симптоматика: временное отключение органов чувств, паралич тела или тремор.
Пусть все эти признаки заболевания и неприятны, но, как и при любой другой болезни, симптомы помогают с ней справиться и являются защитой от новых стрессов. Важно чтобы процесс восстановления проходил под наблюдением специалиста, который поможет разобраться в проблеме и решить её.
Есть 2 способа излечения травматического невроза, к которым человек прибегает ненамеренно: избегание стрессов и, наоборот, их повторное переживание. При терапии нужно сознательно применять оба метода.
Чтобы восстановить психику, необходим отдых и накопление энергии. Во время фазы покоя притупляется самосознание, понижается способность контролировать эмоции, планирование своей жизни перестает волновать – эти и другие функции эго временно не активны.
Про возвращение к неприятным переживаниям уже упоминалось в симптомах. Внезапные приступы сильных эмоций и постоянное повторение произошедших событий — важная часть исцеления. Благодаря этому не только уменьшается значимость события, а и возвращается чувства контроля. Во снах и фантазиях, в отличие от реальности, человек может поступить иначе, чем ему пришлось в произошедшей трагедии.
В терапии оба способа должны чередоваться. Психотерапевт помогает пациенту расслабиться, почувствовать пассивность и покой. В то же время повторное переживание травмы и последующие сильные эмоции необходимы для полного выздоровления.
Задача специалиста направлять клиента, контролировать обе фазы, чтобы они проходили на благо пациента, а не вредили ему. Осознанный взгляд человека со стороны помогает притормаживать, когда эмоциональные реакции или, наоборот, апатичность заходят слишком далеко и будут опасны для дальнейшего выздоровления.
Техники, с помощью которых происходит психотерапия, могут быть разными: классический психоанализ, НЛП, гештальттерапия, гипноз и другие. Выбор метода зависит от индивидуальных особенностей пациента.
В некоторых случаях назначается медикаментозное лечение: антидепрессанты, седативные, адреноблокаторы или нейролептики.
Дополнительными методами лечения можно считать массаж, изменения рациона и активный отдых.
Жми «Нравится» и получай только лучшие посты в Facebook ↓
источник
Ну автор, лихо завернул! Вот оказывается кто у нас Глобальный Предиктор. То то я смотрю всё не так как то. >>>>>
Книга интересная, гл герои умнички, очень понравились 
читайте >>>>>
По ту сторону принципа удовольствия
В психоаналитической теории мы без колебания принимаем положение, что течение психических процессов автоматически регулируется принципом удовольствия (Lustprinzip), возбуждаясь каждый раз связанным с неудовольствием напряжением и принимая затем направление, совпадающее в конечном счете с уменьшением этого напряжения, другими словами, с устранением неудовольствия (Unlust) или получением удовольствия (Lust). Рассматривая изучаемые нами психические процессы в связи с таким характером их протекания, мы вводим тем самым в нашу работу «экономическую» точку зрения. Мы полагаем, что теория, которая, кроме топического и динамического моментов, учитывает еще и экономический, является самой совершенной, какую только мы можем себе представить в настоящее время, и заслуживает названия метапсихологической.
При этом для нас совершенно неважно, насколько с введением «принципа удовольствия» мы приблизились или присоединились к какой-либо определенной, исторически обоснованной философской системе. К таким спекулятивным положениям мы приходим путем описания и учета фактов, встречающихся в нашей области в каждодневных наблюдениях. Приоритет и оригинальность не являются целью психоаналитической работы, и явления, которые привели к установлению этого принципа, настолько очевидны, что почти невозможно проглядеть их. Напротив, мы были бы очень признательны той философской или психологической теории, которая могла бы нам пояснить, каково значение того императивного характера, какой имеет для нас чувство удовольствия или неудовольствия.
К сожалению, нам не предлагают ничего приемлемого в этом смысле. Это самая темная и недоступная область психической жизни, и если для нас никак невозможно обойти ее совсем, то, по моему мнению, самое свободное предположение будет и самым лучшим. Мы решились поставить удовольствие и неудовольствие в зависимость от количества имеющегося в душевной жизни и не связанного как-либо возбуждения таким образом, что неудовольствие соответствует повышению, а удовольствие понижению этого количества. При этом мы не думаем о простом отношении между силой этих чувств и теми количественными изменениями, которыми они вызваны; менее же всего, согласно со всеми данными психофизиологии, можно предполагать здесь прямую пропорциональность; возможно, что решающим моментом для чувства является большая или меньшая длительности этих изменений. Возможно, что эксперимент нашел бы себе доступ в эту область; для нас, аналитиков, трудно посоветовать дальнейшее углубление в эту проблему, поскольку здесь нами не будут руководить совершенно точные наблюдения.
Для нас, однако, не может быть безразличным то, что такой глубокий исследователь, как Т.Фехнер, выдвинул теорию удовольствия и неудовольствия, в существенном совпадающую с той, к которой приводит нас психоаналитическая работа. Положение Фехнера, высказанное в небольшой статье «Einige Ideen zur Schop-fimgs und Entwicklungsgeschichte der Organismen» (1873, Abschn. 9. Zusatz, S.94), гласит следующее: «Поскольку определенные стремления всегда находится в связи с удовольствием или неудовольствием, можно также удовольствие и неудовольствие мыслить в психофизической связи с условиями устойчивости и неустойчивости, и это позволяет обосновать развитую мной в другом месте гипотезу, что всякое психофизическое движение, переходящее за порог сознания, связано до известной степени с удовольствием, когда оно, перейдя известную границу, приближается к полной устойчивости, и – с неудовольствием, когда, также переходя известный предел, оно отдаляется от этого; между обеими границами, которые можно назвать качественным порогом удовольствия и неудовольствия, в определенных границах лежит известная область чувственной индифферентности…»
Факты, побудившие нас признать господство принципа удовольствия в психической жизни, находят свое выражение также в предположении, что психический аппарат обладает тенденцией удерживать имеющееся в нем количество возбуждения на возможно более низком или по меньшей мере постоянном уровне. Это то же самое, лишь выраженное иначе, так как если работа психического аппарата направлена к тому, чтобы удерживать количество возбуждения на низком уровне, то все, что содействует нарастанию напряжения, должно быть рассматриваемо как нарушающее нормальные функции организма, то есть как неудовольствие. Принцип удовольствия выводится из принципа константности (Konstanzprinzip). В действительности к принципу константности приводят нас те же факты, которые заставляют нас признать принцип удовольствия. При подробном рассмотрении мы найдем также, что эта предполагаемая нами тенденция душевного аппарата подчиняется в качестве частного случая указанной Фехнером тенденции к устойчивости, с которой он поставил в связь ощущение удовольствия и неудовольствия.
источник
а) развиваются непосредственно после неожиданного, вызывающего шок переживания (см. ШОК),
б) не могут быть объяснены как результат Органического повреждения мозга или любой другой части тела, и
в) содержат стереотипные действия или «приступы» частичного повторения травматического события и стереотипные сновидения, в которых повторяются переживания.
Травматический невроз отличается от других неврозов тем, что его симптомы, включая травматические СНОВИДЕНИЯ, не поддаются ИНТЕРПРЕТАЦИИ. Другими словами, травматический невроз лишен бессознательного СМЫСЛА (см. также БЕССОЗНАТЕЛЬНЫЙ). Он, однако, имеет свое специфическое назначение, а именно: дает пациенту возможность ретроспективно справиться с неожиданным переживанием, вновь вызывая его и ПЕРЕРАБАТЫВАЯ. Травматические неврозы или спонтанно излечиваются, или становятся хроническими, или переносят в ПСИХОНЕВРОЗЫ. Последний, похоже, имеет место только в тех случаях, когда симптомы оказываются выгодными, например, дают пациенту право на пенсию или позволяют признать солдата негодным к строевой службе.
Согласно З. Фрейду, при определенных обстоятельствах Я бывает заинтересовано в появлении и существовании такого невроза как выгодной формы защиты от опасности.
Специфическая форма невроза, возникающего в результате действия угрожающих факторов, реальной физической либо психической травмы (то есть внезапного и сильного стресса). Описываемые неоднократно под различными названиями, проявления травматического невроза стали привлекать внимание лишь в связи с психологическими последствиями мировой войны. Травматический невроз возникает, как правило, после катастроф, аварий, стихийных бедствий, насилия, то есть в тех случаях, когда травматические воздействия выходят за рамки привычных переживаний. Травматический невроз представляет собой ‘вызванное стрессом’ расстройство тревожного типа, часто настолько тяжелое, что его оправданно называть паникой. По продолжительности травматический невроз принято разделять на острый, затяжной и хронический. Человек может справляться с тревогой с помощью различных невротических механизмов — истерического (соматические симптомы или состояния прострации, называемые травматической истерией), обсессивного или фобического.
Симптоматика травматического невроза включает переживания постоянного воспроизведения травматической ситуации, замедление ответных реакций на различные стимулы, ограничение контактов с внешним миром, а также целый ряд дисфорических расстройств и когнитивных нарушений. Верным признаком при постановке диагноза травматического невроза являются повторяющиеся сновидения, в которых травматическое событие воспроизводится с минимальными изменениями. Такие сновидения всегда связаны с тревогой, ажитированным беспокойством и страхом, что сон появится снова. Это, в свою очередь, ведет к бессоннице. Часто возникающие раздражительность, социальная отчужденность и недоверие к другим выражаются в нарушении межличностных отношений и ослаблением социальной активности. Установку ухода или безразличия можно было бы назвать блеклым аффектом, однако тщательное обследование в процессе терапии обнаруживает переживаемый пациентом мучительный и порой невыносимый аффект.
Эпизоды навязчивого воспроизведения травматической ситуации в фантазиях и представлениях — один из наиболее характерных признаков травматического невроза. Больные чувствуют себя скованными бесконечной цепью болезненных переживаний, каждое из которых может стать ‘пусковым механизмом’ для последующих. Они выглядят раздраженными, ‘отстраненными’ либо крайне несдержанными и вспыльчивыми, зачастую по отношению к близким и всем тем, кто готов оказать им помощь и поддержку.
После травматического события индивид чувствует в себе изменения; он воспринимает себя не таким, как раньше. Он лишается уверенности в себе и не чувствует легкости в поведении. Он ощущает в себе изменения, но не понимает, как эти изменения произошли. Человек больше не чувствует себя способным доверять себе и считает, что и другие тоже не могут его защитить.
Повторяющиеся сновидения отражают попытку справиться с первоначальной травмой с помощью отрицания. Сновидения настолько реальны, что сновидец не может сразу определить их настоящий характер, поэтому он может почувствовать, что действительное событие — не более чем сон. Подобные защитные функции выполняют и повторяющиеся воспоминания.
Несмотря на выраженность симптоматики и ее влияние на адоптацию, травматический невроз хорошо поддается психотерапевтическому лечению, основанному на фундаментальном понимании расстройства.
В психоанализе травматический невроз рассматривается, как правило, с точки зрения частичного повторения травматического события, повторяющегося переживания травмы, стереотипных сновидений и действий, отражающих фиксацию на травме. Подобное понимание травматического невроза имело место у З. Фрейда, который подчеркивал, что в основе данного заболевания лежит «фиксация на моменте травмы».
В «Лекциях по введению в психоанализ» (1916/17) З. Фрейд отмечал, что травматические неврозы особенно часто возникают во время войны, после железнодорожных крушений и других страшных жизненных катастроф. В своих сновидениях такие больные постоянно повторяют травматическую ситуацию. Создается впечатление, будто эти больные не покончили с подобной ситуацией, которая стоит перед ними как неразрешенная актуальная проблема.
По аналогии с травматичеким неврозом основатель психоанализа назвал травматическими переживания, на которых фиксированы нервнобольные. Вместе с тем он признавал, что в своей основе «травматические неврозы не то же самое, что спонтанные неврозы, которые мы обычно аналитически исследуем и лечим». З. Фрейд признавал также то, что ему не удалось рассмотреть эти заболевания с психоаналитической точки зрения. Он лишь выражал надежду на возможность объяснения в будущем природы и существа травматических неврозов.
В 1919 г. был опубликован труд «Психоанализ военных неврозов», предисловие к которому написал З. Фрейд и который содержал доклады К. Абрахама (1877–1925), Э. Джонса (1879–1958), Ш. Ференци (1873–1933) и других аналитиков, размышлявших над спецификой травматических неврозов. Год спустя в работе «По ту сторону принципа удовольствия» (1920) основатель психоанализа отмечал, что Первая мировая война дала повод к возникновению большого количества травматических неврозов и положила конец попыткам сводить это заболевание к органическому поражению нервной системы вследствие влияния механического воздействия. В связи с этим он писал, что «картина состояния при травматическом неврозе приближается к истерии по богатству сходных моторных симптомов, но, как правило, превосходит ее сильно выраженными признаками субъективных страданий, близких к ипохондрии или меланхолии, и симптомами широко разлитой общей слабости и нарушения психических функций».
З. Фрейд констатировал то обстоятельство, что психоаналитики еще не достигли полного понимания как военных неврозов, так и травматических неврозов мирного времени. Выяснилось, например, что картина болезни военных неврозов иногда возникает и без грубого участия механического повреждения. В свою очередь, в обыкновенном травматическом неврозе обнаружились две возможности: одна связана с тем, что основным этиологическим условием является момент внезапного испуга; вторая – с тем, что одновременно перенесенное повреждение препятствует возникновению невроза.
В бодрственном состоянии больные травматическим неврозом не уделяют много времени воспоминаниям о постигшем их несчастном случае. Во время сна они постоянно возвращаются в ситуацию катастрофы, приведшей к заболеванию. Если принять во внимание данное положение, то оно оказывается как бы противоречащим утверждению З. Фрейда, согласно которому сновидение является исполнением желания человека. В связи с этим основатель психоанализа пояснял: «Если мы не хотим, чтобы сны травматических невротиков ввели нас в заблуждение относительно тенденции сновидения исполнять желание, нам остается заключить, что в этом состоянии функция сна так же нарушена и отклонена от своих целей, как и многое другое, или мы должны были бы подумать о загадочных мазохистских тенденциях «я».
В работе «По ту сторону принципа удовольствия» З. Фрейд констатировал, что тема травматического невроза является «темной и мрачной». Позднее в рукописи «Очерк о психоанализе» (1938), опубликованной в 1940 г., он отмечал, что если невротическое заболевание начинается в раннем детстве, то применительно к травматическим неврозам их связь с детерминантами в детстве до сих пор не была прослежена. В качестве предположения З. Фрейд высказал следующую мысль: «Возможно, что такие заболевания, как травматические неврозы (вызванные чрезмерным испугом или сильным соматическим шоком, например, железнодорожным крушением, погребением под земляным обвалом и т. д.), являются исключением».
Некоторые психоаналитики полагают, что травматический невроз дает пациенту возможность ретроспективно справиться с травмирующим переживанием путем соответствующего воспроизведения его и последующей переработки. По мнению английского психоаналитика Ч. Райкрофта (р. 1914), нашедшему отражение в «Критическом словаре психоанализа» (1968), «травматические неврозы или спонтанно излечиваются, или становятся хроническими, или переходят в психоневрозы».
источник
К работе З.Фрейд «По ту сторону принципа удовольствия».
- Принцип удовольствия, принцип константности и принцип реальности.
Фрейд обозначает принципом удовольствия высшую тенденцию, которой подчинены первичные бессознательные процессы души. Первичный процесс и принцип удовольствия связывается Фрейдом формулой: первичные процессы нацелены на получение удовольствия и от того что может доставить неудовольствие психическая деятельность отстраняется при помощи механизма вытеснения. Таким образом, внутри психики существует принцип, регулирующий изменения напряжения, — принцип удовольствия. Конечная цель этого принципа – «избегание неудовольствия и получение удовольствия».
Особенности функционирования психического аппарата:
— Фрейд поставил удовольствие и неудовольствие в зависимость от количества возбуждения таким образом, что неудовольствие соответствует повышению, а удовольствие понижению этого количества;
— психический аппарат обладает тенденцией удерживать имеющееся в нем количество возбуждения на возможно более низком или, по меньшей мере, постоянном уровне. Такое стремление психики к гомеостазу Фрейд назвал принципом постоянства или константным принципом, целью которого является сохранение возбуждения на более низком уровне.
Принцип удовольствия присущ первичному способу работы психического аппарата и для самосохранения организма при влиянии внешних раздражителей он оказывается непригодным и даже, в значительной степени, опасным. Под влиянием стремления организма к самосохранению этот «принцип сменяется «принципом реальности«, который, не оставляя конечной цели — достижения удовольствия, откладывает возможности удовлетворения и временно терпит неудовольствие на длинном окольном пути к удовольствию». Таким образом, как только принцип реальности утверждает свое господство, поиск прямых и непосредственных удовлетворений прекращается, удовлетворение ищется на обходных путях, а достижение результата может отсрочиваться в зависимости от внешних условий.
С точки зрения энергетики, принцип реальности предполагает преобразование свободной энергии в связанную; с точки зрения топики, он характеризует главным образом систему Предсознание-Сознание; с точки зрения динамики, принцип реальности воздействует на определенный тип энергии влечений, подвластных Я.
Когда психический аппарат адекватно реагирует на восприятие внутренней или внешней опасности, можно считать, что он подчиняется одновременно принципу удовольствия и принципу реальности. Но бывают ситуации, при которых принцип удовольствия перегружен: это так называемые травматические ситуации.
- Травматический невроз, детская игра: по ту сторону принципа удовольствия?
Фрейд описывает две ситуации, в которых повторение используется, чтобы управлять болезненным опытом. Это – травматический невроз и детская игра.
2.1. Реакции «травматического невроза», связанны с потрясением, способным подвергнуть жизнь опасности. Фрейд пишет: «Ужасная, только недавно пережитая война подала повод к возникновению большого количества таких заболеваний и положила конец попыткам сводить это заболевание к органическому поражению нервной системы вследствие влияния механического воздействия. Картина состояния при травматическом неврозе приближается к истерии по богатству сходных моторных симптомов, но, как правило, превосходит ее сильно выраженными признаками субъективных страданий, близких к ипохондрии или меланхолии, и симптомами широко разлитой общей слабости и нарушения психических функций».
Травматический невроз связан с испугом, а не со страхом, который защищает от испуга. Боязнь – это лишь ожидание опасности, для страха необходим определенный объект, а испуг – состояние, возникающее при опасности.
Травматический невроз проявляется в тревоге, в разнообразных симптомах и в повторяющихся снах. Сны таких пациентов имеют свойство многократно воспроизводить травматическую ситуацию, символизируют силу «потребности повторения».
2.2 Феномен повторения также отмечен Фрейдом в ситуации детской игры. Он описывает наблюдения за игрой полуторогодовалого ребенка. Ребенок предавался игре появления и исчезновения катушки, привязанной за веревочку. Фрейд подумал, что смысл этой игры в том, чтобы мысленно устранять и снова приближать мать. Он понял, что такие повторения позволяли ребенку превратить невыносимое пассивное переживание отсутствия матери в активное действие и удовлетворить подавленное влечение (повторяя неприятную для себя ситуацию ухода матери, ребенок получает удовольствие из другого источника – удовлетворения чувства мести). Таким образом, ребенок, используя игру, постоянно воспроизводит опыт, который его взволновал и помогает себе справиться с эмоциональной ситуацией.
Пример игры с катушкой показывает, что повторение может приводить к обработке, все же подчиняясь принципу удовольствия: «Даже под властью принципа удовольствия остаются не один путь и не одно средство к тому, чтобы нечто само по себе неприятное стало объектом воспоминания и психической проработки».
- Воспоминание, повторение, перенос. Навязчивое повторение как принцип.
Все эти тягостные остатки опыта и болезненные аффективные состояния повторяются в перенесении и снова переживаются. Дело идет, естественно, о проявлении влечений, которые должны были бы привести к удовлетворению, но не привели. Несмотря на это, они снова повторяются — их вызывает принудительная сила. Таким образом, Фрейд показывает, что перенос заключается в воспроизведении и в повторении вытесненных фрагментов детского прошлого и травмирующих событий. А воспоминание является главным моментом повторения при переносе в психоаналитической терапии.
Навязчивое повторение как принцип, заключается в том, что влечение «ищет» удовлетворение, но не может найти в подобных повторах, так как повторяются, прежде всего, неприятные явления. И хотя речь идет о неконтролируемых навязчивых поступках, свойственных всему тому, что исходит из бессознательного, увидеть в этом выполнение вытесненного желания, даже в форме компромисса — трудно. Принцип повторения деконструирует влечения, то есть происходит постоянная переадресация неудовлетворенного влечения и пролагаются всё новые и новые пути к проработке болезненного опыта.
- Травматический невроз как прорыв защиты от раздражения.
Понятие травмы включает в себя понятие нарушения защиты от раздражения. Травматическое событие вызывает «сбой» в энергетике организма и приводит в движение все защитные средства – принцип удовольствия при этом остается бессильным. Организм оказывается не в силах сдержать переполнение психического аппарата столь большим количеством раздражений и защита от раздражений оказывается прорванной. Перед таким «взломом» вся психическая энергия мобилизируется, организуя отвод энергии (декатексис) аналогично тому, что происходит при испытании физической боли: излишек энергии превращается в «неподвижный катексис», способный овладеть этим возбуждением, «то есть «связать» его психически». Фрейд описывает эту функцию следующим образом: «Когда невозможно защитить психический аппарат от больших потоков возбуждения, появляется другая задача: овладеть возбуждением, психически связать возбуждение, чтобы затем его ликвидировать».
Травматический невроз, таким образом, представляет собой следствие обширного взлома защиты против возбуждения, и причина травмы заключается не в механической силе шока, а в «чувстве страха и ощущении угрозы жизни».
- Влечения к жизни и влечения к смерти: стремление к восстановлению прежнего состояния.
Одна группа влечений стремится вперед, чтобы, возможно, скорее достигнуть конечной цели жизни, другая, устремляется обратно, чтобы проделать путь снова от известного пункта и удлинить, таким образом, продолжительность пути. Фрейд ссылается на исследования А. Вейсманна, рассматривающего «живую субстанцию с точки зрения морфологической, находит в ней составную часть, подверженную смерти, сому, тело, независимо от пола и наследственности, а также часть бессмертную,… которая служит для сохранения вида, для размножения».
Фрейд разделяет влечения «Я» — влечениям к смерти, а сексуальные влечения – влечениям к жизни. Влечения к жизни имеют больше дела с нашими внутренними восприятиями, выступая как нарушители мира, принося вместе с собой напряжения, разрешение которых воспринимается как удовольствие. Влечения к жизни направлены не только на сохранение уже существующих живых организмов, но и на создание на их основе более крупных единств. Таким образом, даже на клеточном уровне существует тенденция «к созданию и сохранению связи между частями живой субстанции». Эта тенденция обнаруживается в индивидуальных организмах, стремящихся сохранить свою целостность и свое существование (влечения к самосохранению, нарциссическое либидо). Сексуальность в своих явных формах выступает как основа связи (связи индивидов при половом акте, связи гамет при оплодотворении).
Влечение к жизни определяется движением к установлению и поддержанию наиболее дифференцированных и организованных форм, постоянством и даже увеличением энергетических различий между организмом и средой. Фрейд признавался, что не может показать, что именно делает влечения к жизни разновидностью влечения как такового с его консервативностью и даже регрессивной направленностью. «К Эросу (любовному влечению) мы не можем подойти с той же меркой: это означало бы, что живая субстанция, которая поначалу сложилась в единство, затем разложившееся, ныне вновь стремится образовать единство». И потому Фрейд обратился к мифу, рассказанному Аристофаном в Платоновом «Пире»: согласно этому мифу, сексуальная связь восстанавливает утраченное единство существа, которое поначалу, до разделения полов, было андрогинным».
Согласно Фрейду, влечения, охраняющие зародышевые клетки, принадлежат к группе сексуальных инстинктов и составляют влечения к жизни. Они противятся движению живой материи к смерти, но их бессмертие иллюзорно и «означает, возможно, только задержку на пути к смерти». Они «противятся цели, которую преследуют другие влечения, ведущие своей деятельностью к смерти».
Далее Фрейд задается вопросом: можно ли сопоставить клеточные явления и теорию либидо и предположить, что в каждой клетке влечения к жизни, или активные влечения, нейтрализуют влечения к смерти. Он возвращается к своей теории влечений и делает вывод о противостоянии влечения к жизни и влечения к смерти. Если, в соответствии с принципом удовольствия, психическая жизнь стремиться к снижению напряжения и подчиняется принципу постоянства, близкому к «принципу нирваны», тогда, заключает Фрейд, «мы находим в этом одну из наиболее важных причин верить в существование влечений к смерти». Фрейд утверждается, что влечение к смерти невозможно отделить от влечения к жизни: «если мы должны признать как эмпирический факт, не допускающий исключений, что любое живое существо умирает, возвращается в неорганическое состояние по внутренним причинам, нам остается только сказать: цель всякой жизни – смерть, и, обратившись к истокам, неживое существовало до живого». Таким образом, «то, что сегодня суть проявление жизни, является ведущим к смерти извилистыми путями, которых верно придерживаются консервативные влечения».
- Соотнесение второй теории влечений и принципа навязчивого повторения.
В работе «По ту сторону принципа удовольствия» (1920) З. Фрейд внес изменения в первоначальное понимание влечений. Дуализм психоаналитической теории влечений сохранился, но принял иную форму. Размышляя о началах жизни, основатель психоанализа пришел к выводу о существовании влечения, противоположного инстинкту самосохранения. Это влечение является консервативным по своему характеру и направлено на разрушение жизни. Речь идет о признании З. Фрейдом двух противостоящих друг другу влечений человека: влечения к жизни (Эрос) и влечения к смерти – это вторая теория влечений. Влечение к жизни и влечение к смерти являются основными. Они переплетаются между собой в жизненном процессе, находясь в постоянном взаимодействии и борьбе.
Клинический опыт работы с военными неврозами и травматическими неврозами мирного времени, психоаналитические исследования в области детской сексуальности и сновидений выявили наличие в психике человека механизма навязчивого повторения. Основываясь на этом материале, З. Фрейд пришел к мысли о загадочных влечениях, присущих всей органической жизни и выражающихся в стремлении живого организма к восстановлению прежнего состояния. Принуждение к навязчивому повторению характерно для всего живого. Их целью является восстановление первоначального состояния, т.е. неорганического состояния, предшествовавшего жизни: «Влечение является, вероятно, свойственной живому организму тягой к восстановлению того предшествующего состояния, которое живое существо вынуждено было оставить под влиянием возмущающего внешнего воздействия; вероятно, оно представляет собой нечто вроде органической гибкости или, если угодно, выражение инертности, свойственной органической жизни». Таким образом, живая субстанция создается из неживой, но прямым или окольным путем вновь возвращается в свое первоначальное состояние, поскольку «целью всякой жизни является смерть». Иначе говоря, для Фрейда эта «древняя цель» есть не что иное, как возвращение к исходной точке: «(эта цель) есть прежнее состояние, первоначальное состояние, которое живое существо некогда оставило и к которому оно стремиться возвратиться теми извилистыми путями, которые диктует его развитие».
На основе этих заключений З. Фрейд пришел к мысли о наличии в человеке противостоящих друг другу влечений к жизни и смерти. Отождествляемое с Эросом влечение к жизни направлено на развитие живого существа. Влечение к смерти – на возвращение его в первоначальное состояние. Благодаря влечению к жизни осуществляется связь всего живого. Под воздействием влечения к смерти происходит разъединение. Цель первого влечения – созидание и сохранение. Цель второго – разрывание связей и разрушение. Это противостояние между группами влечений создает в течение всего существования «нечто вроде возвратного колебания в жизни организма» и таким образом, стремиться к восстановлению прежнего состояния.
В основании принципа навязчивого повторения лежит следующий механизм: он будто бы больше не обращает внимание на принцип удовольствия, и даже будто бы обладает верховенством над ним. Принцип навязчивого повторения является тем «демоном», который действует по ту сторону принципа удовольствия и не позволяет психическому аппарату достичь нулевого уровня нагрузки, предписывая субъекту нескончаемое центробежное движение от смерти.
- Принцип удовольствия в подчинении влечения к смерти.
Одна из самых важных функций психического аппарата – связывание появляющихся влечений с тем, чтобы заменить первичный процесс вторичным и превратить свободную подвижную энергию в покоящуюся. Такое связывание внутренних возбуждений психическим аппаратом обеспечивает господство принципа удовольствия. Фрейд показывает, что жизнь состоит из непрерывной череды напряжений, нарушающих покой, «устранение которых ощущается как удовольствие». Доминирующее стремление психической жизни к покою дает нам уверенность во влечении к смерти.
Согласно мысли Фрейда, влечение к смерти обусловлено свойством жизни: стремиться к возврату в не органическое состояние. Причем влечение к смерти оказывается более первичным, чем другое влечение – влечение к жизни: « Принцип удовольствия находится в подчинении у влечения к смерти …»
Принцип удовольствия – лишь «тенденция… на службе у функции». Функция – абсолютизировать стабильность жизненной системы через прекращение возбуждения. Тенденция – один из вариантов стабилизации. Это значит, что смерть следует расценивать как принцип жизни человека, присутствующий в прямой или завуалированной форме не только в физических, но и во всех психологических проявлениях (переживаниях, мыслях, рассуждениях, действиях). Получение удовольствия через неудовольствие отражается практически во всех сферах жизнедеятельности человека — любовь, дружба, карьера, рождение ребенка.
Таким образом, стремление к расслаблению, полному покою внутренней энергии, дематериализации — символических признаков небытия, власти Танатоса – и есть проявления принципа удовольствия, который находится в подчинении влечения к смерти.
Комментарии к высказываниям Фрейда:
1.»Остается достаточно материала, подтверждающего гипотезу о навязчивом повторении, и оно кажется нам более ранним, более элементарным, более связанным с влечениями, чем оставленный им в стороне принцип удовольствия».
В душевной жизни существует навязчивое повторение, выходящее за рамки принципа удовольствия, т.к. это навязчивое повторение воспроизводит такие прошлые переживания, которые связаны с вытесненными влечениями. Эти влечения носят «ранний», инфантильный характер и их удовлетворение невозможно из-за несовместимости желаний с реальностью. И тогда «бессознательное, т.е. вытесненное, стремящиеся к тому, чтобы прорваться в сознание или добиться отвода с помощью реального действия», вынужденно повторяться с упорством, «достойным лучшего применения» и проигрываться в области переноса.
Также к такому принуждению к повторению относятся сновидения травматических невротиков и побуждение ребенка к игре.
2. «Если мы примем в качестве не знающего исключений факта тот опыт, что все живое умирает в силу внутренних причин, возвращается к неорганическому, то мы можем сказать: цель всякой жизни есть смерть, и, возвращаясь к прежней идее: неживое существовало раньше живого».
Этот вывод З. Фрейда основывается на предположении, что все влечения стремятся восстановить прежнее состояние — вернуться к исходной точке. Подтверждением этой конечной цели всякого органического стремления является то, что в ходе истории развития нашей Земли, не возникло новое, прежде никогда еще не достигавшееся, состояние, а сохранились консервативные органические влечения для повторения старой цели и старыми, и новыми способами.
Таким образом, живая субстанция создается из неживой, но прямым или окольным путем вновь возвращается в свое первоначальное состояние, поскольку «целью всякой жизни является смерть». Иначе говоря, для Фрейда эта «древняя цель» — «есть прежнее состояние, первоначальное состояние, которое живое существо некогда оставило и к которому оно стремиться возвратиться теми извилистыми путями, которые диктует его развитие».
3.»Похоже на то, что принцип удовольствия прямо-таки находится в услужении у влечения к смерти; но вместе с тем он оберегает от внешних раздражителей , которые обоими видами влечений расцениваются как опасности, особенно же от усиления возбуждения, исходящего изнутри и мешающего справляться с задачами жизни».
Принцип удовольствия находится в подчинении у влечения к смерти, т.к. осуществляет стремление психической жизни к покою при помощи «избавления от напряжения» и, таким образом, осуществляет схожую работу с влечением к смерти.
источник
Каждый индивид обладает неким количеством инстинктивной энергии, сдерживаемой от разрядки защитными силами, но эта энергия все же стремится к прорыву.
Пока преобладает равновесие между вытесненными побуждениями, стремящимися к разрядке, и защитными силами, препятствующими разрядке, индивид может страдать от обеднения личности, но в других отношениях остается относительно нормальным. Любые нарушения установленного равновесия грозят прорывом вытесненных побуждений и требуют более эффективных средств зашиты, другими словами, возникает опасность невроза. Обстоятельства, провоцирующие невроз, всегда изменяют относительное равновесие между отвергнутыми побуждениями и отвергающими силами.
Фрейд указывал, что в этиологии неврозов провоцирующая причина и невротическая предрасположенность (конституция плюс инфантильный опыт) дополняют друг друга. Тот, кто в силу своей конституции и инфантильной фиксации предрасположен к неврозу, среагирует активацией инфантильных конфликтов даже на малейшие затруднения, и поэтому у него возникнет невроз. У индивида с меньшей предрасположенностью тоже может возникнуть невроз, но при тяжелых жизненных обстоятельствах. Существует этиологический контипуум, на одном конце которого реальная провоцирующая причина практически не имеет значения, на другом — играет решающую роль.
Определенный процент случаев, описанных как травматические неврозы, на самом деле являются психоневрозами, спровоцированными неким инцидентом. В таких случаях имеется гротескная диспропорция между сравнительной незначительностью «травмы» и серьезностью невроза, якобы ею вызванного. Чем интенсивнее предшествующее вытеснение и неустойчивее равновесие в защитных конфликтах, тем вероятнее травмирующее воздействие внешних обстоятельств. У одних индивидов добраться до «уязвимого места» очень легко, у других крайне трудно. При предрасположенности к неврозам травмирующий эффект стимулов обусловливается не только количественным обеднением эго, существует также качественная сенсибилизация в «пунктах комплексов». События, касающиеся комплексов, обладают особым травмирующим действием. (Это станет яснее при обсуждении психоневрозов.)
При призыве на военную службу важнейшая задача психиатра состоит в выявлении личностей, для которых военная обстановка как таковая — «пункт комплекса». Представление о принадлежности к большой организации, обеспечение кровом и пищей, ограничение личной ответственности, почти исключительно мужское окружение оказывают, конечно, существенное влияние на каждого индивида. Специфика этого влияния, однако, чрезвычайно варьирует. Воинская обстановка часто подразумевает психический инфантилизм: армия и начальники символизируют не только защищающего родителя, но и угрожающего родителя. У некоторых индивидов такое положение не вызывает конфликта и даже им помогает. У других происходит мобилизация вытесненных детских конфликтов и ослабляется способность к сопротивлению. Есть и такие, кто в соответствии с опытом детства становится и слабее и сильнее одновременно или попеременно, их чувство защищенности определяется обстоятельствами. Например, чувство защищенности усиливается в боевой обстановке и ослабевает в отсутствии боевых действий. Зиммель объясняет типичную установку солдата как ожидание родительской защиты, это ожидание иногда приводит к неожиданному и серьезному разочарованию.
Тяжелая травма, нарушающая всю экономику психической энергии, обязательно нарушает и равновесие между вытесненными побуждениями и вытесняющими силами. Первый тип таких нарушений общий и неспецифический. В целях разрешения грандиозной задачи отсроченного управления нахлынувшим возбуждением у всех дифференцированных психических функций, включая сексуальную, изымается катексис. Сходная участь постигает и катексисы, которые задействованы в конфликтах вытеснения. Катексис защитных сил может изыматься в первую очередь. Поэтому после травмы вытесненные силы снова проявляются более или менее открыто. Таким образом, создается картипа неспецифической дезинтеграции личности со стертой дифференциацией и регрессией к детской зависимости.
При более специфичном воздействии травма мобилизует латентные невротические тенденции: а) либо усиливая тревогу, мотивирующую защиту; б) либо увеличивая вытесненные инстинктивные силы.
Если некогда индивид преодолел сильную кастрацион-ную тревогу или страх утраты любви некими внутренними заверениями («Ничего плохого не случилось, это не настоящая кастрация; меня покинули не навсегда»), то травма может мобилизовать прежние страхи. Например, лица, отрицавшие подобные страхи благодаря частичной регрессии к нарциссизму и всемогуществу, после травмы вынуждены признать свою обыкновенность, и застарелые страхи возобновляются. Это особенно справедливо при тревогах относительно утраты любви. Некоторые люди искренне верят, что судьба их защитит, как в детстве защищали родители. Такие особы переживают травму как предательство судьбы, которая отказала в дальнейшей защите. Пугающие мысли об утрате защиты могущественного лица с качествами суперэго варьируют по интенсивности в соответствии с выраженностью пассивно-рецептивных установок до травмы. Покорность бывает спорадической, как у солдата или матроса в сражении, или носит хронический характер, как у тех, чье самоуважение продолжает зависеть от постоянных заверений в защите и любви. В последнем случае возникает не только предрасположенность к травматическим неврозам, но в клинической картипе этих неврозов будет преобладать депрессия.
Уже упоминалось, что хронический стресс может оказывать такое же воздействие, как и травма. Существует особый вид хронического стресса со специфическими последствиями. Чрезмерные фрустрации, заставляющие чувствовать заброшенность и отсутствие заботы окружающих, провоцируют у взрослых апатию, сравнимую с «первичной депрессией» у детей. Такие пациенты напоминают младенцев, лишенных при госпитализации материнской любви. Кастрационная тревога особенно понятна в случаях, где психическая травма привносит опасность физического ущерба. (Хорошо известно, что травматические неврозы редко сопровождаются реальным соматическим повреждением.) При многих послеоперационных травматических неврозах, в отсутствии психологической подготовки к операции, пациент рассматривает операционное вмешательство как кастрацию. Чаще всего это происходит после операций на мочеполовых органах.
Страх кастрации перед предстоящей операцией усиливается по мере травматического эффекта операции, поэтому обязательны предоперационные психогигиенические мероприятия. Во избежание серьезных психических токов особенно необходима предварительная просветительская работа с детьми.
Переживается ли травма как утрата покровительства судьбы и кастрация обусловливается, конечно, жизненным анамнезом пациента. Решающую роль играют бессознательная готовность к тревоге и приспособленность к ней.
Самым существенным в реакции на травму являются связи, которые устанавливаются между ней и активированными инфантильными конфликтами. Инфантильные опасения немедленно возобновляются и приобретают серьезный характер. Травма может переживаться просто как повторение другой застарелой травмы детства. Уже упоминалось, что иногда симптомы приступов при травматических неврозах детерминируются не актуальной травматической ситуацией, а физическим состоянием в некой забытой сцене детства. Вся травма может выполнять вуалирующую роль.
Штодахер изучал военный невроз, спровоцированный взрывом гранаты, в котором реакция пациента до малейших деталей определялась переживаниями в трехлетнем возрасте. Что касается усиления вытесненных побуждений, кажется невероятным, чтобы тяжелая травма переживалась как соблазн. И на самом деле травма обычно пугает, а не служит инстинктивному удовлетворению.
Но некоторые индивиды, чей сексуальный инстинкт претерпел садомазохистское искажение, испытывают огромный (сознательный и бессознательный) интерес к жестокостям и всяческим опасностям, вызывающим «нервную дрожь». Чем сильнее такой интерес подавляется, тем вероятнее, что бессознательно травма вызовет отклик: «Наконец-то сбылись мои сексуальные фантазии». В этом смысле травма может восприниматься как садомазохистский соблазн. Более вероятно, однако, переживание травмы в качестве смешения соблазна и наказания: «Желанное наконец-то сбылось и произошло ужасным образом, чтобы я понес наказание за свои вожделения. Травма может привести и к крушению контрфобической установки. При третьем типе нарушений травма мобилизует латентные конфликты между эго и суперэго. Даже без рассмотрения природы этих конфликтов понятно, что травмированное эго может чувствовать себя не только покинутым и кастрированным судьбой, преемницей родителей, но и считать произошедшее результатом собственной вины. Эта установка, внутренне повторяющая конфликты, которые изначально существовали между внешним миром и эго, оборачивает травматические неврозы во вред нарциссизму.
Всем военным психиатрам известны депрессивные симптомы в травматических неврозах солдат, чьи приятели погибли. Такое состояние не обязательно предполагает амбивалентное отношение к погибшему товарищу. Скорее, уцелевшие солдаты надеялись, что «не повезет другим», и поэтому испытывают вину.
В обсуждении военных неврозов Фрейд обратил внимание на факт, усложняющий роль суперэго в травматических неврозах. Интрапсихическим представителем судьбы бывает не только подлинное суперэго, приобретенное в детстве, но также позднейшие и относительно юверхностные идентификации с разными авторитетами. Такие поверхностные и приходящие идентификации иногда очень влиятельны и вступают в конфликт с подлинным суперэго. Фрейд говорил об этих формированиях как «па-эазитических двойниках суперэго», способных на некоторое время узурпировать власть. Радо продемонстрировал, что интрапсихическая репрезентация гипнотизера дожет считаться паразитическим суперэго. (Она даже «паразитический двойник эго»). Фрейд утверждал, что зоенные условия могут создавать «военное суперэго», которое не только допускает запретные в иных обстоятельствах побуждения, но даже искушает эго, подталкивая его к действиям, не позволявшимся подлинным супер-эго. Согласно Фрейду, во многих военных неврозах обнаруживается, что «мирное эго» обороняется от «военного суперэго». Травматический эффект неожиданной стимуляции зависит от личности, пережившей инцидент. Существенна как фактическая ситуация в данный момент, так и весь анамнез индивида.
Что касается актуальной ситуации, решающую роль играет готовность к травме: чем выше готовность, тем менее вероятна травма. Травматические неврозы зыражены сильнее, когда травмируется эго, истощенное уштельным стрессом (предполагается, что стресс вызван не ожиданием инцидента, который тогда бы оказался благоприятным событием).
Относительно специфической структуры личности во время травмы Зиммель и Радо указывали, что не только военное суперэго увеличивает опасность невротического срыва у солдат. Вся военная обстановка психологически характеризуется двумя противоречивыми особенностями: она требует действий, представляющих собой запретную до сих пор разрядку инстинктов, и одновременно освобождает личность от ответственности, обусловливая восстановление прежнего орально-рецептивного способа приспособления к миру. Командир обладает властью и песет ответственность, считается, что он способен и обязан предоставить защиту. Тем сильнее разочарование, когда эжидание не сбывается.
Различаются не только приказы и запреты суперэго, оправданные в мирное и военное время. Инфантилизация в военной обстановке подразумевает репроекцию многих функций суперэго на начальников. Если начальники терпят неудачу в роли защитников и благодетелей, происходит самое худшее, поскольку солдаты уже отвыкли от функционирования собственного суперэго. В то же время мобилизация ненависти к заместителю отца может порицаться все еще существующим суперэго, тем самым индуцируются чувство вины и новые серьезные конфликты. Степень стабильности личности определяется анамнезом детства, т. е. совокупностью латентных конфликтов, готовых к мобилизации. В общем, чем обширнее вытесненный материал, тем меньше свободной энергии, чтобы овладеть новым возбуждением, и выше предрасположенность к травмам. Тот факт, что вероятность развития травматического невроза возрастает при неблагополучном детстве, оправдывает исключение из вооруженных сил потенциальных жертв этих неврозов.
В травматических неврозах отражаются преморбидные личностные особенности, чем объясняется многообразие клинической картипы этих неврозов, а также ее изменчивость в разных культурах и в разные времена, аналогично клинической картипе психоневрозов.
В период Второй мировой войны описано гораздо больше краткосрочных шизофренических и шизоподобных эпизодов, чем во время Первой мировой войны. Если реальность нетерпима, пациент порывает с ней. Но пред-сознательное внимание сохраняется в достаточной мере, чтобы восстановить контакт с реальностью, как только она снова становится приемлемой. Преобладание в последнее время психотических механизмов в травматических неврозах, возможно, соответствует преобладанию «нарушений характера» в психоневрозах.
Вторичные выгоды при травматических неврозах играют даже более важную роль, чем при психоневрозах. Определенная польза, которую пациент способен извлечь из болезни, независимо от происхождения невроза, очень существенна. Симптомы могут использоваться вторично как средство демонстрации своей беспомощности в целях получения поддержки извне, наподобие той, что имелась в детстве. Борьба с вторичными выгодами и их предотвращение часто становятся главной проблемой лечения. Иногда пациент, чтобы преуспеть в подавлении мобилизованных инцидентом психических конфликтов, выставляет на передний план собственно инцидент, всего лишь спровоцировавший невроз.
Получение финансовой компенсации или соответствующая тяжба создают плохую атмосферу для психотерапии, особенно если компенсация выгодна не только материально, но бессознательно означает любовь и гарантии безопасности. Тот, кто понимает невротические процессы психоаналитически, не считает невроз симуляцией и, следовательно, не отвергает материальную компенсацию вообще. По-видимому, не существует решения вопроса о компенсациях, одинаково приемлемого во всех случаях. Единовременная компенсация в надлежащее время, вероятно, лучший выход из положения.
Поскольку особенности симптоматики и течения травматических неврозов в значительной мере зависят от психоневротических осложнений, многие проблемы станут понятнее после обсуждения психоневрозов.
источник
