В «Газету.Ru» пришло письмо от читателя, страдающего шизофренией, в котором он пытается понять, почему могла случиться трагедия в Нижнем Новгороде: «Я прочел новости о массовом убийстве в Нижнем Новгороде и хочу дать на них ответ с противоположной стороны баррикады. Надеюсь, Вы его опубликуете».
Итак, я страдаю шизофренией и являюсь инвалидом второй группы. Я хочу порассуждать о том, почему такие, как я, могут совершить противоправное деяние в той или иной форме.
Первое, на что хотелось бы обратить внимание — это то, что болезнь, как правило, ни при чем. Она сама по себе может толкнуть на преступление в очень редких случаях. А что может? Давайте разберемся на примере меня.
Сама по себе шизофрения является эндогенным психозом, то есть возникающим по причине неправильной работы мозга. Но вот сопутствующие ей расстройства — депрессии, тревога, алкоголизм и прочие — вполне могут носить реактивный характер и существенно утяжелять течение основного недуга. А они-то как раз и зависят от того, в каких условиях рос человек ранее и как родные принимают его болезнь сейчас.
В моем случае семья неблагополучная, родители никогда не понимали меня, я был лишен заботы, внимания, ласки и любви. В настоящее время они меня даже не кормят, открыто намекая, что им плевать на мою инвалидность. Впрочем, в ранние детские годы отношение ко мне с их стороны было ничуть не лучше. Все это вызывает апатию, отчаяние, нежелание жить, депривацию безопасности, ощущение собственной ничтожности.
Может ли все это в совокупности склонить к преступлению? Безусловно, да.
Причем преступление может касаться незнакомых лиц, как это зачастую бывает в случае с серийными убийцами, так и направлено непосредственно на агрессора, то есть расправа с членами семьи.
Второй аспект. У шизофреника, в отличие от здорового человека, есть дополнительные требования к близким. Они заключаются в содействии, выполнении навязчивых ритуалов, принятии сверхценных идей, осознании необходимости учитывать бредовые фабулы и много чего еще. Если близкие люди, далекие от психиатрии, считают все это пустяком, не достойным внимания, и не готовы видеть в шизофренике личность, которой, помимо общечеловеческих потребностей, нужно удовлетворять еще дополнительные свои, то это тоже вызывает эскалацию напряженности, отчуждение шизофреника, конфликтность, и, как следствие, может привести к печальным уголовно наказуемым последствиям.
Третий момент. Взаимоотношение с социумом и противоположным полом. Ни для кого не секрет, что социальная стигматизация больных психическими расстройствами, в особенности шизофренией, очень высока. Люди стараются максимально дистанцироваться и отгораживаться от такой публики. Отношения с девушками представляются и вовсе практически невозможными, а для мужчин это всегда удар в самооценке, потеря уважения и падение социального статуса, и без того опустившегося ниже плинтуса. Сексуальное воздержание и у здорового-то человека может вызвать психические сдвиги, что уж говорить о больном.
Может ли это спровоцировать преступление? Безусловно. У шизофреника могут попросту не выдержать нервы.
Четвертый пункт — бедность. Как Вы совершенно правильно отметили, шизофреники в наибольшем количестве случаев очень бедны. Мне вот, например, как я отмечал, даже есть нечего. Бедность, как говорится, не порок, это хуже.
Лишенный средств к существованию психически больной человек в конечном итоге попросту перестает бояться тюрьмы.
А чего, действительно, опасаться, если жизнь там для некоторых может оказаться лучше, чем на воле? И оденут, и социально адаптируют, и хоть как-то накормят.
Пятый, самый важный пункт — это субъективное переживание счастья. По причине всеобщего осуждения и непонимания шизофреник чувствует себя крысой, загнанной в угол, лишенной всех возможных моральных и материальных благ, отверженной социумом. В итоге он чувствует себя на субъективном уровне глубоко подавленным, несчастным, одиноким и отвергнутым человеком, изгоем.
Все это в совокупности приводит к нарастанию внутренней напряженности, иссяканию душевной гармонии и, как следствие, росту криминогенности и растормаживанию криминальных установок.
Какой выход из ситуации я вижу для себя?
Думаю, что заявленного вами усиления надзора за больными явно недостаточно.
Во-первых, очень важно дать общественности понять, что шизофреники, в большинстве своем, не более опасны для социума, чем рядовые граждане.
Сейчас же все происходит с точностью до наоборот — из каждого инцидента с участием шизофреника средства массовой информации делают информационный повод. Важно вести просветительскую работу в обществе.
Во-вторых, надо обеспечить социальную интеграцию больных, снизить пресловутую стигматизацию, помогать людям с отклонениями обустраиваться по жизни и вливаться в трудовые коллективы.
В-третьих, важно приглашать на прием к психиатру не только больного, но и членов его семьи, предотвращать возникновение конфликтов, доводить до сведения родственников особенности протекания болезни и потребности больного.
Как правило, им нужна сверхзабота и сверхопека по сравнению со здоровым человеком, но на практике больной и то, и другое получает не в избытке, а в дефиците.
Все это поможет больным свободнее себя ощущать и минимизирует возможности развития девиантного поведения.
В Серпухове мужчина отрубил своей жене топором кисти рук, пытаясь выбить из нее признание в измене. Затем он доставил искалеченную супругу в больницу и сдался полиции. Что это было: жестокая месть, состояние аффекта или психическая болезнь — пока неизвестно. Однако на данный момент ему грозит 15 лет тюрьмы за издевательство над женой.
По мнению психолога Юлии Макаровой, психически здоровый человек такое совершить не мог. Она отметила в интервью «360», что, скорее всего, первые «звоночки» появились достаточно давно, просто близкие и родственники не хотели замечать очевидного. Возможно, он уже какое-то время страдал от навязчивых состояний.
Это относится больше к сфере психиатрии, потому что на ровном месте здоровый человек не может такое допустить, даже если он в состоянии аффекта. Это агрессия, выходящая за любые нормы социума, в котором мы существуем. Наверняка, были какие-то предвестники этой ситуации, когда человек выходил из себя. Или это были какие-то навязчивые состояния: ревность, агрессия, мании, фобии
Психиатр-криминалист Михаил Виноградов предположил в разговоре с «360», что у мужчины, отрубившего руки жене, есть серьезное заболевание — шизофрения. Он подчеркнул, что она могла развиваться очень медленно. А на то, что он был вспыльчивый и агрессивный просто никто не обращал внимания, считая, что это особенности характера.
Это, на мой взгляд, безусловно, шизофрения, которая развивалась медленно. Вялотекущая, параноидная, с бредом шизофрения — этот случай сюда относится. Если человек вспыльчивый, подозрительный, раздражительный в пределах быта, то обычно никто на это не обращает внимания
Трагедия в подмосковном Серпухове произошла 11 декабря. Дмитрий и Маргарита поехали отвозить сыновей в сад. На обратном пути супруг изменил маршрут и завез девушку в лес, где начал ее буквально пытать. Он раздробил ей пальцы рук, а затем отрубил кисти топором. Затем Дмитрий сам отвез жену в больницу и сдался полиции.
Фото: Дмитрий Грачев \ ВКонтакте
Девушке провели сложную операцию, однако спасти удалось только одну руку. Пока врачи не дают каких-то прогнозов, они надеются, что пришитая кисть приживется.
По словам родственников и друзей пары, Дмитрий был очень ревнив, все время подозревал Маргариту в измене. После того, как однажды он кинулся на нее с ножом, девушка подала на развод.
В настоящее время Дмитрий задержан. Возбуждено уголовное дело по статье 111 Уголовного кодекса Российской Федерации «Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью». Ему грозит 15 лет тюрьмы.
Шизофрения (от греческого «раскалываю разум») — психическое расстройство, которое сопровождается отклонениями в восприятии реальности. Больной может испытывать галлюцинации, нести бред, терпеть сбои в речи и мышлении. Обычно симптомы проявляются во взрослой жизни, риск заболевания составляет около 0,5%.
У больных шизофренией риск наркомании и алкоголизма составляет до 40%, неудивительно, что средняя продолжительность жизни таких больных меньше на 10-12 лет. Диагностика проводится в основном на анализе жалоб пациента, анализа его поведения.
Шизофрения может стремительно разрушить жизнь человека и его близких. Именно это и породило волну слухов вокруг этого таинственного заболевания, поражающего разум.
Причиной шизофрении становится плохое обращение с человеком в детстве. Как выяснили ученые, для появления этого заболевания не играют значения такие факторы, как религия, воспитание, положение семьи или же социально-экономические причины. Шизофрения — плод нарушения обмена некоторых веществ в головном мозге, никакие обстоятельства жизни ребенка не могут изменить эту ситуацию в дальнейшем. Однако следует знать, что неблагоприятные условия существования могут усугубить или спровоцировать утяжеление болезни.
Шизофрения — заразна. На самом деле психические заболевания вообще не заразны. Невозможно получить шизофрению с помощью обычного воздушно-капельного пути или же как-то иначе, просто тесно общаясь с больным.
Заболевание носит наследственный характер. Тот факт, что в семье кто-то ранее уже более шизофренией не позволяет со стопроцентной вероятностью утверждать о том, что болезнь передастся по наследству. Даже уже психически больная женщина вполне способна выносить и родить полноценного ребенка. Фактор наследственности в случае с шизофренией проявляется аналогично сахарному диабету или раковым заболеваниям — если больны оба родителя, то вероятность болезни ребенка составляет 50%, а если всего один — то уже 25%.
От шизофрении легко можно полностью излечиться. Те методы, которыми сегодня обладает медицина, не в состоянии излечить полностью больного. Правда, современные препараты могут в значительной мере уменьшить проявления шизофрении, улучшив тем самым качество жизни как больного, так и его близких.
Люди, страдающие шизофренией, весьма агрессивны. Это неправда, больные шизофренией обычно не испытывают агрессии. Обычно такие люди ведут себя отстраненно и тихо. Статистика говорит, что число случаев агрессивного поведения среди таких больных, не превышает обычных значений.
Шизофрения проистекает вследствие плохих поступков. Если человек болен таким психическим заболеванием, то это вовсе не свидетельствует о свершении им некогда неблагоприятных действий. Нет причин стыдиться шизофрении и ее проявления в семье. Ведь это заболевание — самое обычное, как и язва, диабет или же нечто иное хроническое.
Шизофрения является признаком моральной слабости. Душевнобольные люди одним лишь усилием своей воли не могут устранить признаки болезни. Ведь не можем мы, лишь путем сильного желания, усилить свое зрение или слух.
Шизофрения — непременный «спутник» гениальности. Действительно, психически нездоровые люди обладают нестандартным мышлением, их идеи могут быть оригинальными. Только вот совсем не все больные шизофренией являются гениальными.
Если человек болен шизофренией, то работать он уже не может. Работодателем следует знать, что диагноз «шизофрения» не может являться поводом для отстранения человека от работы. Человек вполне может выполнять свои прямые обязанности и в таком состоянии. Необходимо лишь помнить, что его надо морально поддерживать, чтобы избавление от приступа прошло максимально быстро. После выхода из больницы сотрудник вновь сможет приступить к выполнению своей работы. Это позволит человеку обрести самоуважение, докажет необходимость в нем общества.
Больные шизофренией должны находиться в тюрьме. В тюрьму и правда иногда попадают душевнобольные люди. В момент приступа болезни или ее обострения возможны сбои в социальных рамках людей — бродяжничество, наркомания и токсикомания, мелкие правонарушения. Все это и влечет осложнения с законом. Общество зачастую рассматривает тюрьму, как средство борьбы больных с шизофренией, их изоляции. Но ведь в тюремной больнице едва ли нездоровым людям предоставят необходимое лечение, их состояние будет только ухудшаться. Да и другие заключенные часто ведут себя с больными жестоко, только усугубляя наказание. Как результат — окончательная социальная потерянность и нарастающая изолированность.
Люди с таким диагнозом в принципе не способны думать о своем лечении. Подавляющее большинство больных шизофренией осознают, что они нездоровы и стремятся победить свой недуг. Только на первых этапах бывает тяжело убедить человека бороться, ему еще необходимо принять факт своего заболевания. Если члены семьи человека заинтересованы в положительном результате, помогая, одобряя и поддерживая шаги, направленные на лечение, то и сам больной намного легче начинает принимать решения о борьбе за свое здоровье.
Тяжелые психические заболевания могут излечиваться с помощью ряда методов. Нет методов, которые позволяли бы вылечить больного от тяжелого маниакально-депрессивного психоза или непрерывно текущей шизофрении. Хотя некоторые психиатры и заявляют о своей возможности лечить таких больных, такие методы, воспроизведенные другими специалистами на произвольно составленных группах больных, попросту не работали. Реально возможно лишь ослабление симптомов, что улучшит качество жизни как больных, так и их родных. Надо к тому же помнить, что есть разные виды шизофрении. Она может следовать приступами, пусть и тяжелыми, но не приводящими к значительным жизненным сбоям. Такие эпизоды могут сменяться ремиссиями хорошего самочувствия больного практически на уровне полного выздоровления.
Шизофрения означает разделение личности. Шизофрения не подразумевает под собой наличие расщепленной личности. Ведь такой эффект связан с уникальным психическим состоянием, которое именуется на языке специалистов множественным диссоциативным расстройством личности. Как раз его и могут вызывать частые психические травмы в детстве. Люди с такими расстройствами характеризуются переходами от одного личностного состояния к совершенно противоположному. Так например, обольстительная искательница приключений из ночной жизни может неожиданно превратиться в застенчивую и неловкую скромницу. Интересно, что при разных своих состояниях люди могут и называть себя различными именами. Вообще, такое расстройство крайне редкое. В его диагностике хорошо преуспели психоаналитически ориентированные американские специалисты. Такое заболевание хорошо отображено в фильме «Цвет ночи» с Брюсом Уиллисом. К шизофрении же раздвоение личности отношения не имеет.
Шизофрения — очень редкая болезнь. Примерно у 1% из всех живущих на планете людей встречаются симптомы этого заболевания. Хотя в некоторых странах эти цифры заметно меньше, а в некоторых — больше, ученые так до конца и не могут выяснить причины распространенности болезни. Есть также интересная статистика заболеваемости для разных социальных групп.
Форум больных и не больных F20 шизофренией, МДП (БАР), ОКР и другими психиатрическими диагнозами. Группы взаимопомощи. Психотерапия и социальная реабилитация. Как жить после психушки
Нормальные люди в тюрьму почти не ходят. Там психов большинство. Так что примут как родного.
Я был на судебно-психиатрической экспертизе. Там все по подозрению в преступлениях. Преступники да ещё и психи, отмороженные. Большинство хотело вменяемость.
Одни были невиновны, а если их признают невменяемыми то доказать невиновность не реально. Другие слышали о спец больницах еще в СИЗо. Это ад.
ага,понятно)но меня по моему больше пугают лагеря,чем спецбольницы.да и к тому же группа 1-я.
Добавлено спустя 55 секунд:
угу.паранойя наверно.а что ты слышал про спецбольницы?
Добавлено спустя 4 минуты 31 секунду:
у нас вроде нормально. отбарабанят там года два и в обычную психушку. никто ужасов не рассказывал. а на Волгограде говорят,радио можно даже слушать
Добавлено спустя 1 минуту 30 секунд:
я просто в последнее время боюсь вообще всех.не только тюрьму*вздохнул*.скоро наверно лягу,устал
«Раздвоение личности у мужчины» Кармело Карра, 1945 год. Строго говоря, раздвое-ние личности — это вовсе не шизофрения перейти в фотогалерею
Большинство интересных людей слегка ненормальны. Шизофрения — особый, пугающий случай ненормальности. Люди с этим диагнозом много страдают, но почему-то именно они часто склонны к духовной и творческой жизни и создают для нас величайшие произведения мировой культуры. А иногда этот диагноз ставят и самой культуре…
Ойген Блейлер ввел в употребление слово «шизофрения». Главным признаком этой странной болезни он считал схизис — расщепление психики. Отсюда и название.
Шизофрения стала самым загадочным заболеванием последних ста лет. Международный классификатор болезней ставит шизофренические расстройства в один ряд с банальной ангиной или аппендицитом. Но до сих пор нет ясности, как же этот недуг возникает и как его лечить. И вообще, где проходит граница между болезнью и просто «иным типом мышления»?
Чтобы в этом разобраться, журналист «РР» пригласил к разговору трех специалистов, каждый из которых изучает шизофрению со своей позиции: философа, психотерапевта и психиатра.
Марк Бурно начал работать врачом-психиатром еще в 1963 году. Сейчас он профессор Российской медицинской академии последипломного образования, автор книг «О характерах людей», «Терапия творческим самовыражением».
Александр Сосланд — старший научный сотрудник института «Русская антропологическая школа» при РГГУ, преподаватель МГППУ. Психолог, психотерапевт с 20-летним стажем. Получил известность как автор книги «Фундаментальная структура психотерапевтического метода».
Философ Вадим Руднев окончил филологический факультет Тартуского университета, он ученик Юрия Лотмана, автор множества книг, среди которых давно ставшие культовыми «Винни-Пух и философия обыденного языка», «Морфология реальности», «Энциклопедический словарь культуры XX века».
Философ: Век шизофрении кончился. Мне чужды юбилейные заседания, но можете написать, что мы тут собрались на поминки по шизофрении.
Журналист: И что бы вы сказали в траурной речи?
Философ: А может, такой болезни и не было? Блейлер описывал не шизофрению, а группы шизофрений — кататония, гебефрения, параноидная шизофрения… Во всяком случае шизофрения была не столько болезнью, сколько одним из центральных мифов ХХ века. Она стала жупелом, конструктом, который использовали в самых разных целях. Известный пример — «вялотекущая шизофрения», диагноз, позволявший сажать диссидентов в психушки.
Психотерапевт: Идея о том, что душевных болезней вообще нет, не выдерживает критики. При шизофрении, безусловно, имеет место какая-то биологическая поломка. Это все хорошо зафиксировано в целом ряде исследований генетиков. Риск появления шизофрении возрастает со степенью генетической близости к больному.
Кстати о вялотекущей шизофрении. Это никакое не изобретение отечественных психиатров на потребу политической конъюнктуре. Ее описал Блейлер, показавший, что шизофрения — это не только тяжелое слабоумие, но прежде всего мягкие, скрытые, латентные формы.
Журналист: Значит, хоронить шизофрению все-таки рановато?
Психотерапевт: Все время слышны заявления, что шизофрения как диагноз доживает последние годы. Но в клинике мы каждый день сталкиваемся с больными, которые никуда не деваются. Как сказал один из психиатров, шизофрении нет, но есть шизофреники.
Но я согласен с Вадимом в том, что касается культурной привлекательности душевной болезни. Шизофрения придает человеку оттенок духовной незаурядности, статус гения или пророка. Это такая романтическая концепция безумия, где больной — это не только неполноценный, но и особо ценный человек.
Психиатр: Я как клиницист, опирающийся на опыт, вижу болезнь прежде всего телесную, болезнь в настоящем смысле слова. Умирают от шизофренической лихорадки, от фебрильной шизофрении, особенно распространено это было во времена моей молодости. Клиницист чувствует больных шизофренией — по особому запаху и цвету кожи он чувствует, что они телесно изменены.
Старые немецкие авторы говорили о том, что у больного шизофренией многое нарушено, но ничего не разрушено, в том смысле, что шизофрения отличается от органического поражения мозга, где имеется наглядная деструкция, анатомический изъян. При шизофрении возникает множество серьезных расстройств и на уровне биохимии, однако ничего специфического в них выявить не удается, все это есть и при других заболеваниях. В этом загадочность шизофрении. Но всегда налицо психопатологическое расстройство — расщепление сознания, схизис.
Журналист: Что это за раскол? Это ведь не то, что называют «раздвоением личности», как в фильме «Бойцовский клуб», совсем другая расщепленность имеется в виду…
Психиатр: Шизофрения — это разобщенность души. Это расстройство наличествует у каждого больного шизофренией независимо от формы и давности болезни. Если его нет, то нет шизофрении.
Мы наблюдаем эту расщепленность даже в самых острых психотических приступах. Например, острое эмоциональное расстройство, больной в страхе, я вижу, как у него страхом, тревогой полон взор, — и в то же время он вял. Это одновременное сосуществование взаимоисключающих душевных движений без борьбы и без понимания больным противоречивости.
Психотерапевт: Часто очень сложно сформулировать, в чем раскол, но он ощущается как особая странность. Возникает интеллектуальная расщепленность — утеря единства мышления, восприятие каких-то мыслей как отдельных от себя «голосов». Волевая расщепленность — желание что-то сделать и нежелание это делать. Эмоциональная — одновременное присутствие несовместимых друг с другом эмоций.
Журналист: Но такое сплошь и рядом встречается у людей, которых принято считать нормальными.
Психиатр: Это совсем не похоже на обычного человека, запутавшегося в своих чувствах, который, например, любит и ненавидит одновременно. У больного нет ощущения внутренней борьбы, противоположные чувства, мысли и волевые движения, как рыбы, ходят рядом, не мешая друг другу.
Вот, например, больная сердится на меня, кричит, рвет кусок бумаги, где я написал, как лекарство принимать, топает ногами из-за того, что ей пришлось немножко подождать, а я смотрю ей в глаза и вижу, что она ко мне тепло относится, по-своему любит меня. И как бы в доказательство она вытаскивает из своей сумки смятый букетик фиалок и протягивает мне, еще продолжая топать ногами и ругаться. Эти две вещи происходят одновременно!
Журналист: Можно ли распознать склонность к шизофрении по каким-то чертам личности человека?
Психиатр: Психолог Елена Добролюбова использует хорошее название — «полифонический характер». Психиатры с давних пор знали, что если в характере одновременно встречаются яркие истерическая, психастеническая, эпилептоидная стороны, то есть опасность шизофрении.
В полифоническом характере сочетаются предрасположенность к материалистическому мироощущению и к идеалистическому мироощущению. Я убежден, что существуют два природных полюса предрасположенности к определенному мироощущению, которые будут определять особенности мышления и творчества человека, как его ни воспитывай. Для идеалистов подлинная реальность — это дух, который выражается в символах, на них построены все теоретические науки, символическое искусство и поэзия. А материалистическое мироощущение порождает реалистическое искусство и эмпирическую науку.
Человек с полифоническим характером способен смотреть на вещи одновременно справа и слева, снизу и сверху, снаружи и изнутри — так и возникают самые необыкновенные научные и художественные произведения. Мы видим у Гоголя как будто бы матерый реализм, его образы даже слишком материальны, и в то же время это особая волшебная сказочность. Так же и у Булгакова, и у Дюрера, и у Малевича, и у Сезанна…
Журналист: А разве не считается, что шизофрения — это полюс развития шизоидного характера, связанного с уходом от телесной реальности в фантазии?
Психиатр: С этого все начиналось, в эту теорию верил Блейлер. Но я считаю, она не оправдала себя. Люди с «шизоидным характером» — это люди идеалистического, или аутистического, склада, у которых очень развито аутистическое мышление, как его называл Блейлер. Он считал, что любому человеку в какой-то степени свойственно аутистическое мышление, не укладывающееся в здравый смысл и не проверяющееся опытным путем. Но оно тоже помогает прийти к истине — своим путем, через символы.
Символ — это не просто знак, как при переходе через улицу. Юнг говорил: «Знак меньше вещи, а символ — больше». Символ — это знак, который несет в себе потаенный смысл из мира вечного, изначального, подлинного. Идеалисты, мыслящие символами, склонны к теоретической деятельности, а не к шизофрении.
Журналист: Шизофрения всегда связана с полифоническим характером?
Психиатр: В психиатрии давно известно, что существуют так называемые предсмертные ремиссии. Я это видел, когда работал два года в деревенской психиатрической больнице в Калужской области. Там лежали бездомные, больные шизофренией, да еще часто страдавшие туберкулезом, и врачи провожали их из жизни. Когда тяжелый, уже слабоумный больной медленно умирает, он начинает светлеть, умнеть, он становится душевно теплее. Он вспоминает родственников, которых не вспоминал много лет. Он начинает говорить интересные, тонкие вещи, которые совсем не ожидаешь от него услышать.
Объясняется это тем, что во время приближения к смерти организм, образно говоря, отворяет аптеки с неприкосновенными запасами, и человеку становится перед смертью легче и светлее. Я внимательно все это наблюдал: полного выздоровления нет. Уходит бред, но остается расщепленная, шизофреническая личность. По-моему, она генетически обусловлена. И когда проходят острые расстройства, она остается.
Журналист: Считается, что шизофреники — люди не только больные, но и по-особому одаренные…
Психиатр: Конечно, далеко не всякий душевнобольной есть человек творческий. Великий психиатр Эрнст Кречмер говорил, что душевная болезнь — это еще не пропуск на Парнас. Но в то же время Кречмер с убежденностью писал, что высокое творчество — это то, что создают душевнобольные. Не обязательно быть шизофреником, можно быть психопатом, можно быть тяжелым невротиком, но все-таки получается, что истинное, подлинно высокое, тем более гениальное творчество — это всегда лечение от серьезного страдания. Я это всю жизнь изучал и вижу, что творчество, которое искусствоведы называют гениальным, — это творчество больных людей.
Журналист: Значит, недаром противники «официальной» психиатрии наделяют шизофрению некой ценностью?
Философ: Внутри шизофренической личности всегда есть и что-то здоровое. Помните, как писалась «Роза мира»? Даниил Андреев сидел в тюрьме. Днем он был вполне нормальным — общительный, веселый, остроумный, добрый человек. А ночью он слышал голоса. Видимо, они не были мучительные, они были репаративного характера. Дело в том, что у психоза есть две стадии. Первая — отказ от бытовой реальности, а вторая — такое патологическое излечение, репарация, то есть восстановление мира, но на фантастическом уровне, когда строится какая-то альтернативная реальность. И если человек талантливый, эта реальность может сыграть немалую роль в культуре. С одной стороны, Даниил Андреев был больной, а с другой стороны, мы знаем, что «Роза мира» — это совершенно замечательное произведение. Там есть бредовые главы про метаисторических чудовищ, а есть очень убедительные интерпретации исторических личностей, например Александра I.
Психотерапевт: Это то, что Блейлер в свое время назвал «двойной бухгалтерией». Человек в бредовом состоянии обнаруживает знакомство со многими житейскими тонкостями, преодолевает, к примеру, большое количество бюрократических препон — напористо, остроумно, с реалистической хваткой, для того чтобы свой бред воплотить в жизнь. То есть в жизни такой человек может быть вполне социально адаптирован.
Журналист: Выходит, высшие достижения человеческого духа просто следствие каких-то поломок в организме?
Психиатр: Помните знаменитую «Меланхолию» Дюрера, гравюру на меди, которую он называл своим духовным автопортретом? Там сидит женщина в меланхолии, напряженная, окаменевшая, депрессивно неподвижная, с мучительным, полным сомнения взором. Великий смысл этой гравюры состоит в том, что страдания — это не просто какая-то гнилая болячка. Душевное страдание несет в глубине своей противоядие, лечение в виде высокого творчества. Женщина ведет строительство дома, она на минуту застыла в своем мучительном сомнении, но вот-вот оно прорвется творческим озарением и строительство пойдет дальше. Дюрер страдал шизофренией, но знал, что страдание несет в себе лекарство в виде творчества.
Я не могу согласиться с тем, что душевная болезнь — миф, как и с тем, что Достоевский писал вопреки своей эпилепсии, а Кафка — вопреки своей шизофрении. Я убежден, что благодаря. Но когда я вижу гениальное произведение, созданное благодаря шизофрении, я не способен называть его шизофреническим, оно преодолевает патологию.
Журналист: А кем были шизофреники до открытия шизофрении — безумцами?
Философ: Не всегда. Часто на вершинах культуры оказывались люди, которых мы бы сегодня сочли психически нездоровыми.
Журналист: Мы дошли до опасной темы — библейские пророки или Мухаммед слышали голоса, описывали свои видения…
Философ: Специалисты считают, что у Мухаммеда была эпилепсия или какая-то эпилептоидная истерия. Но я имел в виду не религиозных деятелей, а, скажем, Ньютона, у которого была точно шубообразная шизофрения и по законам которого человечество тем не менее жило 300 лет — до тех пор, пока не появился еще один шизофреник, Альберт Эйнштейн.
Журналист: Если уж раздавать диагнозы, то вряд ли можно обойтись без обсуждения религиозных деятелей — люди тысячелетиями жили, руководствуясь «голосами», которые что-то сообщали пророкам.
Психотерапевт: Здесь мы не располагаем, конечно, адекватным материалом для постановки диагноза. В моей клинической практике был случай, когда девушка пришла в церковь и объявила, что ей было явление Богоматери, отправившей ее на служение. Священники, поговорив с ней и посовещавшись, вызвали психиатрическую перевозку. Совершенно ясно, что в иные времена ее участь была бы другой и ей светила бы карьера святой или ясновидящей.
Журналист: Студентом я ходил на практику по психиатрии, там был сварщик, который взял в библиотеке словарь атеиста, прочитал его и понял, что он бог. Дальше он исходил только из этого и считал себя ответственным за все события в этом мире. Это была не только болезнь, но и мощный духовный опыт.
Психотерапевт: Наш с Рудневым друг и коллега из Израиля Иосиф Зислин — один из тех, кто исследовал так называемый иерусалимский синдром. Сюжет здесь такой: человек приезжает в Иерусалим и начинает представлять себя богом или мессией. Внешне это выглядит так, будто психоз обусловлен именно этим местом. Но оказывается, что почти все до этого уже наблюдались у психиатров.
Журналист: Чем эти люди отличаются от мессий и пророков прошлого?
Философ: Очень трудно судить о таких вещах. Допустим, первобытное магическое мышление — оно вроде психотическое по формальным признакам. Но для того чтобы выявить психозы, нужна норма, а нормы-то и нет. Если человек слышит голоса — это нормально, если все вокруг тоже слышат голоса.
Журналист: Голоса, которые слышит человек, страдающий шизофренией, — они выражают какие-то бессознательные стремления?
Психотерапевт: Я не согласен с этой точкой зрения. Голоса, которые слышат наши шизофреники, — это то, что называется псевдогаллюцинациями, в отличие от истинных галлюцинаций, когда кажется, что источник голоса находится снаружи. А псевдогаллюцинации слышатся в некоем внутреннем пространстве, «внутри головы» — это открытие психиатра Виктора Кандинского, который сам страдал шизофренией и их описал. Их логика всегда очень сомнительна, но главное — что за голосами стоит серьезное эмоциональное расстройство. Эти голоса связаны со страхом, с ощущением мира, который рушится, с невыносимыми подчас страданиями. Они преследуют человека, не дают жить.
Журналист: Ну, может быть, человек сам себя наказывает. Это еще не значит, что голоса лишены смысла.
Психиатр: Голоса, конечно, могут выражать какие-то переживания больного, отражать какие-то проблемы, конфликты, травмы. Но эти переживания всегда шизофренически перевернуты, всегда проникнуты схизисом. Голоса встраиваются в обстоятельства жизни больного, но психологические проблемы не могут быть их причиной.
Журналист: Насколько человека с диагнозом «шизофрения» надо воспринимать как опасного психа, который за себя не отвечает и может учинить что угодно?
Психотерапевт: Ни в коем случае! По возможности психотерапевт общается с пациентом-шизофреником как со здоровым. У большей части этих людей есть много здорового в структуре личности, много креативного, полезного для них самих и для общества.
Мы стараемся с ними обходиться с большей поддержкой, чем с другими пациентами. Все люди, которые занимались психотерапией шизофрении, особенно подчеркивают этот момент: им требуется больше внимания, больше любви, больше заботы. Это очень важно. На большом статистическом материале было показано, что те больные, у которых дома создан благоприятный эмоциональный климат, нет критики, наказаний, контроля, унижений, — они гораздо реже повторно попадают в клиники, их жизнь намного более успешна.
Журналист: А может больной снова собрать свою душу воедино? Как в фильме «Игры разума» про математика, которого преследовали видения, но после многолетних усилий он научился воспринимать их как галлюцинации и жить нормальной жизнью.
Психотерапевт: Мы зачастую не в силах избавить больных от симптомов, но стараемся сделать все, чтобы они могли вести более полноценную жизнь. Терапия помогает выйти из болезненного одиночества, из потерянности, из заброшенности в чуждый мир, где на каждом шагу опасности.
Психиатр: Основа психотерапии шизофрении — это особый эмоциональный контакт с больными. Врач должен быть к этому предрасположен своей природой, своей душой, иначе это невозможно, фальшь только все напортит. Врач должен профессионально любить своего больного, помогая ему быть самим собой в теплом живом общении, когда больной чувствует, что к нему неравнодушны. Объяснять что-то больному шизофренией обычно не имеет смысла, потому что у него свой ход мысли. И дорога к нему остается одна — эмоциональная.
Журналист: Значит, к больным надо относиться поласковей и во всем с ними соглашаться?
Психотерапевт: Если мы имеем дело с небредовым больным, то, конечно, многое приходится разъяснять. Мы не несем ему истину — скорее, снимаем тревогу, которая переполняет пациента. В США психотерапевтов в повседневном обиходе называют словом shrink — это то, что сдувается, идет ли речь о шарике, который прокололи, или о том, как падает курс акций, до этого раздутый. Смысл разъяснений, которые приходится по многу раз повторять, порой годами каждый день, — в том, чтобы «сдуть» тревогу.
Журналист: Стоит ли пытаться убедить больного, что его галлюцинации — это именно галлюцинации?
Психотерапевт: В острой стадии это сделать очень трудно. Кстати, так называемых позитивных симптомов — бреда и галлюцинаций — при шизофрении может и вовсе не быть. Гораздо важнее негативные симптомы — ослабление всех интеллектуальных, волевых, эмоциональных функций. В любом случае бред и галлюцинации — это только верхний слой, а расщепление в первую очередь происходит на уровне эмоций. Для лечения острых расстройств к сегодняшнему дню не придумано ничего лучше психофармакологии.
Журналист: Странно все-таки: страдает душа, а мы бьем молотком по голове. Электрошок, инсулиновый шок, нейролептики — все эти методы как будто специально направлены на то, чтобы «оглушить» человека…
Психотерапевт: Сегодня электрошок применяется в основном для лечения глубоких депрессий, инсулиновый шок не используется. Это были, конечно, не лучшие методы, но другого-то ничего не было. Нейролептики появились только в 50-х годах и очень сильно изменили жизнь наших больных к лучшему — они стали намного меньше времени проводить в клиниках. Это была настоящая революция в терапии, очень много людей, которые до этого были бы тяжелыми инвалидами, могут теперь вести нормальную жизнь. Разговоры о том, что антипсихотические лекарства только глушат и делают тупыми, — это все, конечно, очень преувеличено.
Психиатрия пережила «фармакологический этап» и вступила в новый период, связанный с развитием психосоциальной реабилитации. Сегодня у шизофреника намного больше возможностей встроиться в разные сообщества, и интернет тут тоже играет свою роль. Но главное тут, конечно, психотерапия. Когда мы сумеем эту массу душевнобольных вернуть к полноценной жизни — увидите, мы еще будем благодарны этим «инвалидам».
Журналист: Почему именно ХХ век стал веком шизофрении?
Философ: Шизофрения связана с так называемым большим модернистским проектом. Эта эпоха последовала за эпохой реализма и закончилась со Второй мировой войной. Кафка, Джойс, Малевич, Введенский, Хлебников, весь ее авангард — это люди, которых легко диагностировать. Это люди очень глубоко страдавшие. Шизофрения как культурное явление возможна только в рамках большого террора. Допустим, Мандельштам не написал бы своих поздних замечательных стихов, если бы его не преследовал НКВД.
А после Второй мировой войны большой террор кончился, и вместе с ним пала эпоха «большой шизофрении» и наступила эпоха постмодернизма. Все крупные писатели, художники, музыканты послевоенного времени хорошо адаптированы, у них совсем небольшая шизофрения. И у Сальвадора Дали это, скорее, игра, симуляция, «параноидный мир», как он говорил. Это был человек из тех, которых Марк Евгеньевич называет «здоровыми шизофрениками», — умело использующий шизофрению как бренд. Даже непонятные французские философы Делез, Деррида, Лакан — это люди полифонические, околошизофренические, но прекрасно адаптированные, не ставящие свои страдания во главу угла, а, наоборот, умевшие их сгладить.
Психотерапевт: Ослабление шизофренической симптоматики наблюдается и в клинике. Все чаще встречаются стертые и мягкие формы, к тому же фармакология значительно облегчает симптомы. Уже не встречается распространенная ранее форма запущенной шизофрении, парафрения, когда клиника набита «Наполеонами» и прочими великими людьми. Это мегаломанический бред, который был распространен, кстати, и на поздних стадиях прогрессивного паралича, заболевания сифилитической природы: фантазии о величии в бреду воплощаются в жизнь, больной вешает на себя ордена, отдает приказы, мыслит себя, как Хлебников, председателем земного шара.
Фото: AKG/East News; Кирилл Лагутко для «РР»; Сергей Мелихов для «РР»; AKG/East News; Corbis/Fotosa.ru
Критерии Международного классификатора болезней
- эхо мыслей (звучание собственных мыслей), вкладывание мыслей, открытость мыслей окружающим;
- бред овладения, воздействия или пассивности, отчетливо относящийся к телу или конечностям, мыслям, действиям или ощущениям;
- галлюцинаторные голоса, комментирующие или обсуждающие поведение больного;
- устойчивые бредовые идеи, которые культурно неадекватны, нелепы, невозможны и/или грандиозны по содержанию;
- стойкие галлюцинации любой сферы;
- неологизмы, разорванность речи;
- кататонические расстройства, такие как застывание или восковая гибкость и ступор;
- последовательные изменения общего качества поведения, проявляющиеся утратой интересов, бесцельностью, поглощенностью собственными переживаниями, социальным аутизмом;
- негативные симптомы (но не обусловленные при этом депрессией или фармакотерапией), которые могут быть выражены апатией, бедностью или неадекватностью эмоциональных реакций, социальной отгороженностью, непродуктивностью.
Зачем за решетку упрятали больного парня
27.03.2014 в 19:44, просмотров: 8859
Наша правоохранительная и судебная система тяжело болеет. У них обнаружили «злокачественную шизофрению». На самом деле именно такой диагноз, а еще бессрочная (!) I группа инвалидности — у 18-летнего Никиты, которого, как опасного наркоторговца, полгода держат за решеткой. И, пожалуй, впервые в истории современной России за своего пациента, оказавшегося в неволе, горой встали медики. Психиатры назвали обвинение абсурдным, поскольку парень не в состоянии совершать сложные арифметические действия, а на суде не смог назвать даже дату своего рождения. «История болезни» всей системы на примере одного арестанта — в расследовании спецкора «МК».
Началось все с письма в редакцию москвички, матери-одиночки Татьяны Екименко. В то, что она пишет, так сразу и не поверишь, но, увы, все ее слова подтвердились. Итак, осенью прошлого года ее сына Никиту задержали на улице патрульно-постовые. Они решили, что он наркоторговец, надели наручники и отвезли в ОВД «Фили-Давыдково». У парня при себе был паспорт с вложенной туда справкой об инвалидности. Что такое первая группа по психическому заболеванию, да еще бессрочная, знают многие, но, видимо, не полицейские. По мнению следователя Анатолия Мурзина, такая болезнь отнюдь не препятствие для коварного, расчетливого преступления. А у Никиты, кстати, якобы нашли гашиш и сверхточные электронные весы.
— Когда я в первый раз пришла в отделение полиции, — рассказывает мать Никиты, — там не признались, что он у них. Сообщили о его задержании только после того, как я стала писать заявление о пропаже сына. На все мои уверения, что он не преступник, что произошла какая-то ошибка, никто не реагировал. В ОВД обращались лечащие врачи и социальный работник храма (Никита регулярно его посещает) — все пытались убедить, что парень тяжело болен и не может находиться за решеткой.
Следователь Мурзин ходатайствовал перед судом о заключении парня под стражу на том основании, что у него нет постоянной работы (еще бы, с таким заболеванием!) и что якобы он может на воле продолжить заниматься преступной деятельностью. Судья Дорогомиловского суда Светлана Федорова с опером согласилась, и больного парня бросили в самую обычную камеру к уголовникам. Через три месяца ему продлили арест уже на другом основании — поскольку «он представляет опасность для себя и окружающих» (так судья растолковал заключение медкомиссии). Медики отреагировали сразу же — написали коллективное письмо судье и в межрайонную прокуратуру.
«Больной нуждается в лечении и по состоянию здоровья не может находиться в следственном изоляторе на общих основаниях, — цитирую письмо специалистов ПНД №2 психиатрической клинической больницы им. Алексеева. — Однако вопреки здравому смыслу, вопреки обращению диспансера к следователю он продолжает находиться там. Степень выраженности шизофренических изменений личности такова, что в судебном заседании 14.02.2014 в связи с невозможностью допроса был удален из зала суда, т.к. не мог назвать даже дату своего рождения и место регистрации. Не выдерживает критики и предъявленное обвинение. Больной обучался только в начальных классах коррекционной школы и не может производить простейшие арифметические действия на сложение и вычитание. А у него был изъят безмен, который необходим для точного исследования с десятыми долями граммов. »
Но, может, медиков «уговорили» написать такое письмо и в действительности Никита не так уж и болен? Не могут же и следователь, и суд ошибаться?
. Третье СИЗО, или «Краснопресненская пересылка», 528-я камера. Вместе с правозащитниками открываю дверь, и навстречу выходят пятеро здоровенных мужиков. Никита среди них как зайчонок среди львов — маленький, худой, изможденный, выражение лица абсолютно отрешенное.
— Вы его только не трогайте! — прямо вырвалось у меня. Но мужики, несмотря на грозный вид, оказались добродушными. Рассказали, что пацаненку даже нары возле окна выделили, следят за ним постоянно, в случае чего вызывают фельдшера.
— Сейчас я себя нормально чувствую, но мне тут очень плохо, выпустите меня, — говорит Никита. — Завтра. Завтра уже можно домой?
Заключенный умолял, чтобы его больше не отправляли в психиатрическую больницу СИЗО №2. Рассказывает, что недавно был там две недели. Отвезла его туда бригада медиков после того, как шепот в голове не давал ему спать несколько суток.
— Мне там уколы кололи, и челюсть отъехала, — рассказывает Никита, имея в виду судороги лица, при которых мышцы перестают слушаться. — Я стучался в двери, никто не приходил. А когда санитары наконец появились, то смеялись надо мной. Им было смешно, что я не могу управлять челюстью.
— Раз его выписали из «Бутырки», значит, он опасности не представляет и лечить его смысла нет, — рассуждает начмед части СИЗО №3. — Нам его вернули, мы приняли. А что мы еще можем сделать?
Дело Никиты уже в суде, но слушания все время переносят из-за отсутствия понятых. Один вообще пропал, а второй — матерый уголовник, сам за решеткой. И, кстати, свидетелями выступают исключительно полицейские.
Я задала следователю Мурзину всего два вопроса. Первый — почему, пока шло следствие, он не дал матери ни одного (!) свидания с сыном? Второй — почему он просил назначить Никите опекуна, послав телефонограмму в органы опеки, где написал, что мальчик болен, а его мать найти не представляется возможным? При том, что женщина звонила ему и приходила чуть ли не по сто раз на день. Мурзин разговаривать со мной отказался и бросил трубку. Я адресовала два других вопроса судье Толстому (к нему попало дело от судьи Федоровой). Почему игнорируются обращения врачей и почему нельзя отпустить заключенного до вынесения приговора домой? Помощник судьи попросил составить письменное обращение, на которое «ответят в течение 30 суток». Впрочем, звонок не был совсем уж пустым: в этот же день судья разрешил матери свидание (недавно дело передали в суд, и вопрос свиданий — прерогатива уже служителя Фемиды). Первое за все время.
Я долго пыталась понять, зачем вообще понадобился нашим правоохранителям больной мальчишка? Даже если предположить, что наркотики у него при себе были (скажем, друзья, зная о его болезни, сунули в карман), все равно ведь очевидно — ну какой из него наркобарон?! Или вам, товарищи полицейские, мало настоящей наркомафии? Пытаюсь поставить себя на место полицейских. Вот они увидели парня, который, как им показалось, под кайфом (Никита даже за решеткой выглядит так, будто что-то употреблял). А дальше? Решили идти до победного конца и «натянуть» на поимку сбытчика? Впрочем, есть и версия его матери — не лишенная, на наш взгляд, оснований.
— Я слышала в отделении какие-то странные разговоры на счет квартиры, — говорит Татьяна Екименко. — У нас ведь никого нет — только я и сын. То есть квартира ему принадлежит. Потом я узнала, что в СИЗО следователь ездил с назначенным опекуном. И они при мне разговаривали как старые друзья. На мои вопросы «зачем вообще опекун, когда есть я», Мурзин так и не ответил.
Прошу считать данную публикацию официальным обращением в Генпрокуратуру РФ, ГУ МВД РФ по Москве и Мосгорсуд.
Заголовок в газете: Душевно больное следствие
Опубликован в газете «Московский комсомолец» №26488 от 28 марта 2014
