Понятие паранойи относится к спектру взаимосвязанных и перекрывающих друг друга психопатологических расстройств. Понятие паранойяльный не совсем корректно применяется также к группе таких феноменов, как страстное, безудержное стремление к социальной цели у внешне нормальных в остальном индивидов.
Хотя подобная страсть может быть продуктивной и исчезать с достижением результата, иногда ее сложно отличить от патологического фанатизма. На другом конце спектра находится паранойяльная шизофрения.
Паранойяльный характер или паранойяльную личность отличают ригидность, настойчивость, неадаптивные паттерны восприятия, коммуникации и мышления. Распространены такие черты, как чрезмерная чувствительность к пренебрежению и оскорблению, подозрительность, недоверчивость, патологическая ревность и мстительность.
Кроме того, лица с таким диагнозом кажутся отчужденными, холодными, без чувство юмора. Они могут очень хорошо работать в одиночку, но обычно испытывают проблемы с авторитетами и ревностно отстаивают свою независимость. Они хорошо чувствуют мотивы других и структуру группы. От паранойи и паранойяльной шизофрении паранойяльный характер отличается паттернами мышления и поведения, относительной сохранностью функции проверки реальности, а также отсутствием галлюцинаций и систематизированного бреда.
Паранойя — это психотический синдром, обычно возникающий в зрелом возрасте. Часто наблюдаются чувство ревности, сутяжничество, идеи преследования, изобретательства, отравления и т.д. Такие люди полагают, что случайные события имеют к ним какое-либо отношение (концепция центральности). Человек может страдать генерализированными бредовыми или ограниченными представлениями — например о том, что кто-то хочет навредить ему или кто-то имеет связь с его женой. Такие идеи не поддаются коррекции посредством проверки реальности.
Нарушения поведения могут затрагивать только одну область, например работу или семью. Паранойя нередко развивается но основе паранойяльного характера. У больных паранойяльной шизофренией проявляются значительные расстройства в отношении к внешнему миру, основанные на нарушениях константности Самости и объектов, недостаточной организации психических репрезентантов (идентичности) и повреждении таких функций Я и Сверх-Я, кок мышление, суждение и проверка реальности. Все формы шизофрении включают в себя психотическую симптоматику.
Продромальная фаза шизофрении характеризуется уходом в себя больного, после чего возникает острая фаза, сопровождающаяся бредом, галлюцинациями, нарушением мышления (разрыхлением ассоциативных связей) и дезорганизацией поведения.
Вслед за острой фазой может наступить резидуальноя фаза, в которой симптомы ослабевают, однако сохраняются аффективная уплощенность и социальная дезадаптация. Как и при паранойе, лица с преморбидными шизоидными или паранойяльными расстройствами личности под влиянием интенсивного стресса и в результате декомпенсации регрессируют в острый психоз. Такое течение шизофрении соответствует представлениям Фрейда о фазах ухода и реституции при психозе.
Параноидная форма шизофрении характеризуется галлюцинациями и бредом преследования, величия, ревности, ипохондрическим бредом. Депрессия, диффузная раздражительность и иногда агрессивность могут сопровождаться бредом воздействия (уверенностью больного в том, что его мысли контролируются извне или что он сам способен управлять другими). Ригидность параноидного характера может маскировать его значительную дезорганизацию.
Общее функционирование индивида при параноидной шизофрении нарушается меньше, чем в других формах; аффективная уплощенность является не столь выроженной, и пациент иногда способен работать. Хотя Фрейд иногда использовал понятия паранойи и параноидной шизофрении как взаимозаменяемые, тем не менее он различал эти формы на основе:
1) специфического психодинамического конфликта, связанного с вытесненными гомосексуальными желаниями;
2) тенденции Я к регрессии и активизации паранойяльных защит.
Идея о регрессии Я связывает его представления об этиологии шизофрении с его представлениями об этиологии психозов в целом, тогда как акцент но конфликте при паранойе относится к его «единой» теории, в которой утверждается, что паранойя, как и неврозы, является защитной реакцией (компромиссным образованием).
В частности, и тут и там используются отрицание, реактивное образование и проекция. Кок было сформулировано в случае Шребера, конфликтное бессознательное желание («я люблю его») отрицается («я не люблю его — я его ненавижу»), но возвращается в сознание в виде проекции («он ненавидит меня и преследует»).
Фрейд также считал, что в характерологическом отношении такие больные нарциссически озабочены проблемами силы, власти и избегания чувство стыда, из-за чего они особенно склонны к конфликтам, связанным с соперничеством с авторитетами. Бредовые представления о собственном величии также связаны с этими проблемами.
Фрейд выдвинул положение о массивной регрессии к ранним стадиям развития (точкам фиксации), связанной с реактивацией детских конфликтов. При паранойе фиксация происходит но нарциссической стадии психосексуального развития и объектных отношений, то есть на более высоком уровне, чем у больных шизофренией, которые регрессируют к безобъектной или аутоэротической стадии.
Шизофреническая регрессия, характеризующаяся тенденцией к отказу от объектов, сменяется фазой реституции, включающей в себя формирование бредовых идей; последние выражают собой патологический возврат к миру объектов.
С разработкой структурной теории Фрейд стал делать больший акцент на факторах Я и Сверх-Я. Он считал, что отход Я от болезненно воспринимаемой внешней реальности, сопровождающийся экстернализацией отдельных аспектов Сверх-Я и Я-идеала, приводит к появлению у больного ощущений, что другие наблюдают за ним и критикуют. В патогенезе паранойи он также придавал большее значение агрессии.
Постфрейдианцы сфокусировались но влиянии агрессии на развитие в раннем детском возрасте, на интернализированные объектные отношения и формирование Я. Исследовалось качество эмоционального катексиса образов Самости и объектов и их искажение вследствие конфликта. Это привело к выявлению патогенного воздействия патологических интроектов. Новые данные о влиянии агрессии и чувства стыда в ответ на нарциссическую травму получены при изучении психопатологии нарциссизма.
Концепция сепарации-индивидуации позволила объяснить развитие и влияние конфликтов половой идентичности, предрасполагающих к появлению чувства уязвимости и первичной женственности у мужчин (например, страха Шребера превратиться в женщину), которые могут иметь доже большее значение, чем дериваты гомосексуального конфликта. Исследования в целом подтверждают, что гомосексуальный конфликт преобладает при параноидной шизофрении и что его часто можно одновременно обнаружить у нескольких членов семьи, страдающих параноидной шизофренией.
Наконец, в результате исторического исследования было установлено, что отец Шребера проявлял садистские наклонности при воспитании детей. Это указывает на то, что бредовые представления Шребера содержали в себе зерно истины; в настоящее время считается, что подобное можно обнаружить в истории детства многих паранойяльных больных.
Основное условие, с которым сталкивается психотерапевт параноидного пациента, это установление стабильного рабочего альянса. Установление таких отношений необходимо (а иногда и является решающим) для успешной терапевтической работы с любыми клиентами. Но они критически значимы при лечении паранойи, если иметь в виду трудности параноидных пациентов относительно доверия.
Один из начинающих психотерапевтов на вопрос о его планах по поводу работы с очень параноидной женщиной, ответил: “Во-первых, я добьюсь ее доверия. Потом буду работать над развитием способности отстаивать собственную личность”. Это сомнительный план. Если параноидный пациент действительно доверяет психотерапевту, психотерапия уже закончена, и имеет место значительный успех. Однако коллега прав в некотором смысле: должно произойти определенное начальное принятие пациентом того, что психотерапевт благожелательно настроен и компетентен. И это потребует от психотерапевта не только достаточной терпеливости, но и определенной способности комфортно обсудить собственные негативные чувства и вынести некоторую степень ненависти и подозрения параноидного пациента, направленные на него.
Неагрессивное принятие психотерапевтом мощной враждебности помогает пациенту чувствовать себя защищенным от возмездия, уменьшает страх разрушительной ненависти, а также демонстрирует, что те аспекты собственного “Я”, которые пациент воспринимал как зло, являются просто обычными человеческими качествами. Психотерапевтические процедуры в лечении паранойи существенно отличаются от “стандартной” психоаналитической практики. Общими целями являются цели понимания на глубинном уровне, доведение до осознания неизвестных аспектов собственного “Я” и способствование наибольшему возможному принятию человеческой природы.
Но достигаются они по-разному. Например, классическая техника интерпретирование “с поверхности вглубь”, как правило, неприминима с параноидными пациентами, поскольку той озабоченности, которая у них проявляется, предшествовало множество радикальных трансформаций первоначальных чувств. Мужчина, страстно желающий поддержки другого мужчины, и бессознательно неправильно истолковывающий это томление как сексуальное желание, отрицает его, смещает и проецирует на кого-либо другого, переполняясь страхом, что его жена вступила в интимные отношения с его другом. Он не сможет правильно адресовать свой действительный интерес, если психотерапевт поощрит его к ассоциированию идеи о неверности жены.
Такая же печальная участь может постигнуть и другое классическое правило психоанализа — “анализирование сопротивления раньше содержания”. Комментарии действий или установок, предпринятые с параноидным пациентом, только заставят его почувствовать себя предметом оценки или изучения, подобно лабораторной морской свинке. Анализ защитных реакций отрицания и проекции вызывают только более “архаическое” использование тех же защит. Традиционные аспекты психоаналитической техники – скорее исследование, чем ответы на вопросы, развитие аспектов поведения пациента, которые могут служить выражением бессознательных или умалчиваемых чувств, обращение внимания на ошибки и т.д. – были разработаны для того, чтобы увеличить доступ пациента к своему внутреннему материалу и поддержать его решимость говорить о нем более открыто.
Однако, с параноидными пациентами такая практика дает эффект “бумеранга”. Если стандартные способы помочь пациенту раскрыться вызывают только дальнейшее развитие параноидного восприятия, как же можно помочь? Во-первых, следует актуализировать в пациенте чувство юмора. Большинство психотерапевтов выступало против шуток в лечении паранойи, чтобы пациент не чувствовал приставания и насмешки. Это предостережение способствует безопасности, но вовсе не исключает моделирования психотерапевтом самоироничного отношения, подшучивания над иррациональностью жизни, а также другие, не принижающие достоинство пациента формы остроумия. Юмор необходим в психотерапии – в особенности с параноидными пациентами – поскольку шутки являются своевременным способом осуществления безопасной разрядки агрессии. Ничто не дает большего облегчения и для пациента, и для психотерапевта, чем мимолетный луч света на фоне угрюмого покрова грозовых туч, окутывающих параноидную личность.
Лучший способ предоставить место обоюдному удовольствию, полученному, от юмора, – посмеяться над собственными фобиями, претензиями и ошибками. Параноидные личности ничего не пропускают. Ни один из дефектов психотерапевта не защищен от их испытующего взгляда. Мой коллега утверждает, что обладает бесценным качеством для проведения психотерапии: умеет непревзойденно “зевать в нос”. Но, даже он не сможет провести «настоящего» параноидного пациента. Одна моя пациентка никогда не ошибалась, когда замечала мою зевоту – сколь бы неподвижным ни было мое лицо. Я реагировал на ее конфронтацию по данному поводу извинительным признанием, что она снова разоблачила меня, и сожалением, что совершенно не в состоянии скрыть в ее присутствии что-либо.
Такой тип реакции продвинул нашу работу гораздо больше, чем мрачное, лишенное юмора выяснение ее фантазий в тот момент, когда подумала о моей зевоте. Естественно, нужно быть готовым принести извинения, если ваша остроумная шутка окажется ошибочной. Но решение о том, что работа с гиперчувствительными параноидными пациентами должна проводиться в атмосфере гнетущей серьезности, является без необходимости поспешным. Для параноидного индивида может оказаться очень полезной (особенно после установления надежного рабочего альянса, что само по себе может потребовать месяцев и лет работы) попытка сделать фантазии о всемогуществе доступными «Я» пацента с помощью толики разумного поддразнивания.
Один пациент был убежден, что его самолет разобьется по пути в Европу. Он был поражен и успокоился после того, как я заметил: “Вы думаете, Бог настолько немилосерден, что пожертвует жизнями сотни других людей, просто чтобы добраться до Вас?” Другой подобный пример касается молодой женщины, у которой развились сильные параноидные страхи незадолго до ее предстоящей свадьбы. Свадьбу она бессознательно переживала как выдающийся успех. Это было во времена, когда “сумасшедший бомбометатель” устанавливал свое смертельное оружие в вагонах метро. Она была уверена, что погибнет от бомбы, и поэтому избегала метро. “Неужели Вы не боитесь “сумасшедшего бомбометателя?” – спросила она меня. И прежде чем я смог ответить ей, усмехнулась: “Конечно, нет, Вы ездите только на такси”. Я убедил ее, что пользуюсь метро и у меня есть очень хорошая причина не бояться его. Ведь я знаю, что “сумасшедший бомбометатель” хочет достать ее, а не меня”.
Некоторые психотерапевты подчеркивают важное значение непрямого, “сохраняющего лицо” способа разделения инсайтов с параноидными пациентами, рекомендует следующую шутку как способ интерпретирования отрицательной стороны проекции: “Мужчина отправляется к соседу, чтобы позаимствовать газонокосилку, и думает о том, какой хороший у него друг, что способен на такие одолжения. Тем не менее, по мере приближения его начинают одолевать сомнения относительно займа. Возможно, сосед предпочтет не одалживать газонокосилку. За время пути сомнения приводят его в ярость, и когда друг появляется в дверях, мужчина выкрикивает: “Знаешь, что ты можешь сделать со своей проклятой газонокосилкой – засунь ее в ж. ”
Юмор, особенно готовность пошутить над самим собой, возможно, полезен тем, что скорее покажется пациенту “реальностью”, чем исполнение психотерапевтом какой-либо роли и следование неизвестному плану игры. Истории параноидных личностей иногда настолько лишены аутентичности, что прямота и честность психотерапевта оказывается откровением о том, как люди могут относиться к окружающим. С некоторыми оговорками, приведенными ниже и касающимися соблюдения ясных ограничений, психотерапевт должен быть чрезвычайно предупредительными с параноидными пациентами. Это означает, что следует отвечать на их вопросы, а не избегать ответов и исследовать мысли, скрывающиеся за вопросом.
Согласно моему опыту, когда явное содержание интереса параноидного человека с уважением учитывается, он готов охотно исследовать представленное в нем скрытое содержание. Часто лучшим ключом к разгадке первоначальных чувств, от которых защищается пациент, служат чувства и реакции самого психотерапевта; параноидную личность полезно представить как личность, чисто физически проецирующую неосознаваемые ей отношения на психотерапевтатерапевта. Таким образом, когда пациент находится в состоянии сильного безжалостного праведного гнева, а терапевт ощущает как результат угрозу и беспомощность, для пациента могут оказаться глубоким подтверждением слова: “Я знаю, насколько то, с чем вы имеете дело, злит вас, но я чувствую, что кроме этого гнева, вы также переживаете глубокие чувства страха и беспомощности”.
Даже если это предположение и неверно, пациент слышит: терапевт хочет понять, что именно вывело его из состояния душевного равновесия. В-третьих, пациентам, страдающим от усиления параноидных реакций, можно помочь, проясняя то, что произошло в их недавнем прошлом и расстроило их. Такой “осадок” обычно включает в себя разделение (ребенок пошел в школу, уехал друг, родитель не ответил на письмо), неудачу, или – как это ни парадоксально – успех (неудачи унижают; успехи включают в себя вину всемогущества и страх наказания). Один из моих пациентов был склонен к произнесению длинных параноидных тирад, по ходу которых я мог понять, на что он так реагирует, только через 20—30 минут.
Если я аккуратно избегаю конфронтации его параноидных действий и вместо этого интерпретирую, что он, возможно, недооценил, насколько его беспокоит то, о чем он мельком упомянул, его паранойя имеет тенденцию рассеиваться вообще без всякого анализа данного процесса. Обучение человека отмечать свое состояние возбуждения и находить вызвавший его “осадок” часто вообще предотвращает параноидный процесс. Обычно следует избегать прямой конфронтации содержания параноидной идеи. Параноидные пациенты остро восприимчивы к эмоциям и отношению к ним. Они запутываются на уровне интерпретации значения данных проявлений.
Если их представления оспариваются, они, скорее, будут думать, что им говорят: “Ты псих, раз видишь то, что видишь”, а не: “Ты неправильно истолковал смысл этого явления”. Таким образом, соблазнительно предложить альтернативную интерпретацию, но если это делается с излишней готовностью, пациент будет чувствовать, как будто его отвергают, им пренебрегают и лишают его проницательного восприятия, что в свою очередь стимулирует параноидные мысли.
Пожалуйста, скопируйте приведенный ниже код и вставьте его на свою страницу — как HTML.
источник
- Действительно ли это паранойя?
- Как избавиться от параноидальных мыслей?
Некоторым людям кажется, что все вокруг настроены против них, и эти подозрения постепенно приобретают навязчивый характер. С таким видением мира очень трудно социализироваться в обществе и реализовать себя во многих сферах жизни. Однако паранойя — это то, с чем можно и нужно бороться.
В первую очередь нужно понять разницу между тревожным расстройством и паранойей. Данные состояния очень похожи, но имеют основное различие: тревога может быть направлена на любой посторонний объект, паранойя же — только на самого человека. Это зацикленность человека на идее, что посторонние люди хотят причинить ему вред.
Следует узнать мнение знакомых и друзей. Паранойя в той или иной форме встречается у большого количества людей. Она выражается в необоснованном чувстве незащищенности и замешательстве. Поэтому, прежде чем делать выводы о наличии или отсутствии у себя паранойи, человек должен спросить своих близких друзей о том, находят ли они его способ мышления странным или это в порядке вещей.
Не нужно забывать и о собственном негативном опыте. Подозрительность к новым людям может быть следствием перенесенной в прошлом психологической травмы или неприятной ситуации, а не паранойи. Например, человек будет очень скептично относиться к возможности завести романтические отношения, если он пережил скандальное расставание в прошлом.
В данном случае это является защитной реакцией, делающей человека более избирательным и осторожным. А порой сама ситуация или поведение посторонних людей может казаться неправильным, что тоже не всегда будет являться паранойей. Нужно следить за своими мыслями на этот счет, не отметая их сразу.
Заподозрив у себя чрезмерную подозрительность, человек должен подумать, не является ли употребление алкоголя, антидепрессантов или стимуляторов причиной этому. Ведь даже злоупотребление средствами от простуды или кофеином может оказать негативное влияние на психику и привести к необоснованной тревожности.
Наконец, склонность к паранойе могут вызвать недавние стрессовые события. В данном случае состояние не будет являться хроническим. Часто потеря дорогих людей делает человека излишне подозрительным и сеет в нем недоверие к окружающим. Несмотря на то, что в данном случае ситуация не будет критичной, она все равно потребует внимания, чтобы проблема не стала причиной нервного расстройства.
Людям, борющимся с паранойей, психологи рекомендуют вести дневник. Это поможет снять излишки стресса и понять причины, механизмы действия и ситуации, провоцирующие паранойю. Делать заметки желательно ежедневно. Важно отмечать, при каких ситуациях возникает повышенная подозрительность и писать собственные мысли по этому поводу, проводить анализ своих чувств.
После выявления спускового механизма паранойи нужно найти способы его устранения, составить план. Не от всех мест, людей и событий можно отстраниться, но знание рычага действия неприятного состояния поможет устранить другие факторы, с которыми можно не встречаться. К примеру, если путь от работы до дома вызывает у человека чувство паранойи, он должен выбрать другую дорогу или найти себе компанию.
Необходимо выработать в себе критичное отношение к своему ходу мыслей. Если тревожные мысли поставить под сомнение с серьезными аргументами, то проявление эмоций к событиям и их участникам сойдет на нет. Размышления должны быть построены не на мнении или отношении к определенным людям и ситуациям, а на конкретных фактах.
Иногда размышление над параноидальными мыслями может приносить утомление или еще большую тревогу. В таком случае от самоанализа стоит отвлечься на разговор с другом или просмотр фильма. Навязчивое прокручивание в голове одной и той же идеи должно сигнализировать человеку о том, что пора остановиться. Однако стоит помнить, что отвлекающий манёвр — это лишь уход от негатива, а не решение проблемы.
Крайне неправильным в борьбе с параноидальными мыслями будет занятие самобичеванием. Люди часто стесняются или бояться своих размышлений, не признают их, что ведет к строгому самосуду. Моральное наказание самого себя не приведет к положительным результатам. Легкая паранойя — это то, с чем под силу справиться любому человеку самостоятельно, однако при более серьезной ее форме потребуется помощь специалиста.
источник
Здравствуйте! Уже задавал Вам подобный вопрос (http://www.consmed.ru/psihoterapevt/view/839428/)
Мое состояние продолжается: постоянный страх что у меня развивается шизофрения, начитался про бредовые идеи, теперь все на себя примеряю (типа: а вдруг за мной кто-то следит? и т.д., хотя понимаю, что это все абсурд). Иду к психиатру в понедельник, но боюсь, что до понедельника меня уже упекут в психбольницу (что начнется острый психоз).
У меня такой вопрос: как можно отличить ОКР от паранойи? При паранойи есть критика к состоянию? Просто я уже измучился.
www.preobrazhenie.ru — Клиника Преображение – анонимные консультации, диагностика и лечение заболеваний высшей нервной деятельности.
- Если у Вас есть вопросы к консультанту, задайте его через личное сообщение или воспользуйтесь формой \»задать вопрос\» на страницах нашего сайта.
Так же Вы можете связаться с нами по телефонам:
- 8 495-632-00-65 Многоканальный
- 8 800-200-01-09 Звонок по России бесплатный
Ваш вопрос не останется без ответа!
Мы были первыми и остаемся лучшими!
— краткосрочная психотерапия п а нических атак, страхов, навязчивостей —
— индивидуальная и групповая психотерапия личн о стного роста —
— т ренинги управления тревогой и успешной коммуникации.
Но Вы — неавторизованный пользователь.
Если Вы регистрировались ранее, то «залогиньтесь» (форма логина в правой верхней части сайта). Если вы здесь впервые, то зарегистрируйтесь.
Если Вы зарегистрируетесь, то сможете в дальнейшем отслеживать ответы на свои сообщения, продолжать диалог в интересных темах с другими пользователями и консультантами. Помимо этого, регистрация позволит Вам вести приватную переписку с консультантами и другими пользователями сайта.
источник
Страх неудачи (атихифобия) свойственен каждому индивиду, но одному человеку удае.- Страх одиночества хоть раз в жизни испытывал каждый индивид. Многие люди понимаю.
- Игромания – это аналог зависимости, своего рода вредоносное увлечение, чрезмерно.
Страх неудачи (атихифобия) свойственен каждому индивиду, но одному человеку удае.
Страх одиночества хоть раз в жизни испытывал каждый индивид. Многие люди понимаю.
Игромания – это аналог зависимости, своего рода вредоносное увлечение, чрезмерно.
Паранойя – это расстройство в мышлении, проявляющееся в странности поведения вследствие поражений головного мозга. В классическом значении под паранойей понимается склонность видеть в случайных стечениях обстоятельств происки врагов, нездоровая подозрительность, а также выстраивание сложных заговоров против себя. Впервые термин был введён Карлом Людвигом Кальбаумом в 1863 году. Длительное время заболевание относили к классической психиатрии и рассматривали как самостоятельное психическое расстройство. В российской психиатрии значительный отрезок времени заболевание относили к паранойяльному синдрому.
Основные причины возникновения болезни до сих пор остаются неизвестными. При лёгких случаях заболевания отмечают параноидное расстройство личности. При перерастании заболевания в бред величия или бред преследования говорят о бредовом изолированном расстройстве. Расстройство проявляется в основном в преклонном возрасте при дегенеративных процессах головного мозга.
Что значит паранойя? Это умопомешательство, характеризующееся манией величия, преследованием, систематическим бредом, переоценкой собственных суждений, конструированием спекулятивных систем, а также интерпретационной деятельностью, сутяжной борьбой и конфликтностью.
К причинам относят преклонный возраст, а также дегенеративные процессы: болезнь Альцгеймера, атеросклеротическое поражение сосудов мозга, болезнь Паркинсона, болезнь Хантингтона.
Приходящее заболевание может спровоцировать приём психодизлептиков – алкоголя, амфетаминов, наркотиков, лекарств.
Для заболевания характерны сверхценные идеи, со временем приобретающие характер персекуторного бреда или бреда величия. На основании сверхценных идей больной способен выстраивать логически сложные теории заговоров направленные против себя. Окружение больного к его идеям относится недоверчиво, что провоцирует многочисленные конфликты, включая бытовые, а также судебные тяжбы с надзорными инстанциями.
Бывает, что из-за видимых логически сверхценных идей близкие люди верят больному, оттягивая тем самым визит к психиатру и лечение на потом. Зачастую такие ситуации появляются при авторитарной личности больного и при внушаемости близких. Заболевание отмечается ярко выраженным обострённым недоверием к окружающим, подозрительностью, обидчивостью, ревностью, склонностью подозревать в случайных событиях происки недоброжелателей.
Как проявляется паранойя? Невозможностью прощать обиды и забывать их, а также правильно воспринимать критику. Бывает, что эти признаки объединяются с бредом отношения. В отдельных случаях реализация сверхценной идеи меняет образ жизни, а также социальный статус больного.
К первым симптомам относят низкую умственную, а также физическую активность, нежелание общаться с людьми, агрессию, негативное отношение к близким, а также родственникам.
Больные отрицательно воспринимают события внешнего мира, у них отсутствуют какие-либо эмоции, наблюдается слабое внимание, изменение зрительных, слуховых, обонятельных, а также других ощущений.
К. Кальбаум заболевание относил к душевному расстройству с превалирующими нарушениями рассудочной деятельности. По его мнению, паранойяльный бред выступает систематизированным, и в его построении важна роль неверной интерпретации реальных фактов.
З. Фрейд относил заболевание к хроническому, а также причислял к нарциссическому течению болезни. Он отмечал, что хроническое параноидальное расстройство подобно такому состоянию, как истерия, галлюцинации или невроз навязчивых состояний и выступает патологическим способом защиты. К признакам он относил бред величия, а также бред наблюдения. З. Фрейд считал, что причиной заболевания выступает обида. Психиатр установил тесную связь между симптомами таких заболеваний как неврастения, невроз страха, ипохондрия, истерия, невроз переноса, невроз навязчивых состояний. З. Фрейд отметил паранойю и шизофрению как психические заболевания и назвал их парафрения.
Что означает паранойя, сохраняется загадкой для исследователей этого состояния. До конца не выяснены причины, особенности проявлений, признаки и симптомы.
Паранойя симптомы и признаки: прежде всего — это нарушение восприятия, мышления, изменение в работе моторной функции. Приступы паранойи сопровождаются потерей взаимосвязей в мышлении (между людьми, предметами, либо тем и другим.) Это способствует тому, что заболевший человек не способен решить ни одной из жизненных проблем. С одной стороны выступают запутанные мысли, не дающие ему сосредоточиться и поэтому принять правильное решение. С другой стороны выступает полное отсутствие вообще мыслей, что делает совершенно беззащитным больного. На состояние мышления большое значение оказывает бред. Бред выступает неотъемлемой частью этого состояния.
Относительно процесса изменения восприятия, то в самую первую очередь страдает слух. Для больного характерно слышать длительное время несуществующие звуки. Больного часто преследуют тактильные, зрительные галлюцинации. Наблюдаются случаи в нарушении опорно-двигательного аппарата. Эти нарушения затрагивают позу, походку человека, а также мимику и жесты. Движения больного неловкие, жесткие, неестественные.
Е. Блейлер в 1911 году высказал предположение о единстве паранойи и шизофрении. Говоря о паранойе, Е. Блейлер подразумевает неизлечимое состояние с незыблемой, обоснованной бредовой системой, выстроенной на болезненной основе. По его мнению, для паранойи не характерны значительные нарушения мышления и аффективная жизнь. Болезнь протекает без последующего слабоумия и галлюцинаций. Поглупение, свойственное паранойе, необходимо отличать от слабоумия. Оно несколько напоминает состояние людей, которые заняты односторонней работой и поэтому мыслят, а также ведут наблюдение в одном направлении. Большое значение в развитии параноидального расстройства отдают многие исследователи структуре аффекта, а также перевесу аффекта над логикой.
Отличия сводятся к тому, что случаи параноика на всей протяженности заболевания сохраняют бред как единственный симптом, а при шизофрении бред предшествует еще и другим симптомам (аутизм, галлюцинации, распад личности). Для заболевания свойственен более поздний возраст заболевших, преобладание среди параноиков циклотимных и синтонных субъектов.
Паранойя пример: пациент в прошлом, написавший стихотворение, которое опубликовали в газете, начинает себя считать незаурядным писателем. Относит себя к выдающемуся поэту и считает, что его недооценили, игнорируют, завидуют и поэтому больше не печатают. Вся жизнь сводится к доказательству своей поэтической одаренности. Для параноика характерно говорить не о творчестве, а о своем месте в поэзии. Как доказательство это стихотворение он носит с собой, декламируя его бесконечно.
Выделяют несколько видов заболевания.
Паранойя алкогольная – это хронический бредовой психоз, который развивается у больных алкоголизмом. Для больного характерен систематизированный бред ревности, изредка идеи преследования.
Паранойя борьбы относится к устаревшему термину и соответствует представлению о параноидальном развитии, которое протекает с повышенным фанатизмом и активностью, а также сфокусировано на защиту, попираемых мнимо прав.
Паранойя желания является устаревшим термином, который применяется для обозначения бреда помилования, а также любовно-эротического подтекста.
Паранойя инволюционная — психоз, для которого характерен систематизированный бред. Данное состояние возникает у женщин до климакса, промежуток 40-50 лет. Для заболевания характерно острое начало, а также длительное протекание психических расстройств.
Паранойя ипохондрическая – это систематизированный ипохондрический бред, который начинается со стадии сенестопатии, для которых характерны бредовые интерпретации.
Паранойя острая – это острый психоз, который протекает с галлюцинаторно-бредовой, а также ступорозной симптоматикой.
Паранойя острая экспансивная — вариант острой паранойи, для которой характерны мегаломанические бредовые идеи (величия, изобретательства, могущества или религиозного содержания).
Паранойя персекуторная означает преследование. Заболевшая личность страдает бредом преследования.
Паранойя сенситивная включает в себя сенситивный бред отношений. Это состояние отмечается после органического мозгового повреждения, после травмы мозга или дистрофии алиментарной. Для человека характерна ранимость и чувствительность с органическим поражением. Больной конфликтный.
Паранойя совести — это бред самообвинения или собственной виновности. Проявления характерны для такого состояния как депрессия.
Паранойя суггестивно-бредовая отмечается преобладанием гипнотического очарования.
Паранойя сутяжная – это разновидность борьбы, для которой характерно сутяжное поведение.
Паранойя хроническая характеризуется паранойяльным бредом. Возникает заболевание в инволюционном возрасте (45-60 лет). Вопреки хроническому течению не приводит к развитию слабоумия.
Лечение паранойи включает применение нейролептиков с антибредовым эффектом. Эффективна в лечении и психотерапия, как компонент комплексного воздействия.
Лечение заболевания вызывает трудности, когда страдающие люди распространяют личные подозрения и на лечащего врача, а психотерапия больными воспринимается, как попытка держать на контроле их сознание. Те родственники, которые понимают патологичность процесса и поэтому открыто заявляют о необходимости лечиться, автоматически попадают в лагерь врагов.
Как избавиться от паранойи? Российские медики придерживаются в лечении химиотерапии. Важны также в лечении доверительные отношения с врачом и семейная поддержка.
Мысли и поступки больных паранойей зачастую приобретают непонятный для других людей смысл. Они также могут нести опасность для общества.
источник
Паранойя – психическое заболевание, протекающее в хронической форме. Патология развивается у пациентов среднего возраста.
Характеризуется возникновением логических монотематических бредовых идей. При этом отсутствует прогрессирование негативных симптомов.
Для лечения применяются нейролептические препараты и психотерапия.
Многие ученые считают паранойю самостоятельной формой психического расстройства. Патология характеризуется постепенно развивающимся бредом, который протекает без зрительных или слуховых галлюцинаций. Но зачастую его появление сопровождается ложными воспоминаниями. Со временем бред приобретает стойкий характер.
Настроение пациента находится в тесной связи с навязчивыми идеями. В определенных случаях оно может быть подавленное, экспансивное или повышенное. При этом патология не сопровождается ярко выраженным изменением умственных способностей. В мышлении отмечается склонность к детализации и обстоятельность. Поведение пациента может долгое время оставаться без изменений.
Точных причин появления заболевания на данный момент учеными не выявлено. Но специалистами выявлен ряд факторов, которые значительно увеличивают риск развития патологии. К ним относятся:
- наследственность;
- нарушение белкового обмена;
- психологические травмы, которые пациент получил в детстве;
- неврологические и психические заболевания;
- длительная депрессия;
- неврозы;
- продолжительное нахождение в изоляции от общества;
- тяжелые жизненные ситуации;
- длительный прием лекарственных препаратов, наркотических веществ или употребление спиртных напитков.
В группу риска входят пациенты, страдающие болезнями Альцгеймера и Паркинсона.
Паранойяльный синдром – это психическое расстройство, для которого характерно наличие систематизированного бреда. Развивается данное состояние медленно и с течением времени у пациента формируется усложненная система умозаключений.
Заболевание было описано в 1863 году Эмилем Крепелином. Однако, немного позже, в 1912 году были выделены несколько форм патологии, такие как паранойяльный бред и паранойяльная шизофрения. В советской и российской психиатрии так же принято разделять данные понятия, так как они отличаются схемой развития и клиническими признаками.
В отличие от паранойи паранойяльный синдром характеризуется наличием нескольких бредовых идей. Заболевание является одним из этапов развития паранойяльной шизофрении, в редких случаях наблюдается при развитии других различных психических отклонений.
Паранойяльная шизофрения – патология, для которой характерно преобладание паранойяльного синдрома. Симптомы нарастают постепенно, но паранойи не наблюдается.
Заболевание было выделено в 1912 году как самостоятельное психическое расстройство. До этого периода считалось, что паранойяльная шизофрения является лишь формой паранойи.
В отличие от паранойи у пациентов сохраняется ощущение реальности происходящего. При этом отсутствуют галлюцинации и систематизированный бред. Патология отличается периодами ремиссии и обострения.
Более детально паранойяльный синдром стали изучать после того, как заболевание было выделено как самостоятельное. В 1915 году рядом ученых было доказано, что патология сопровождается интерпретационным бредом и нередко все мысли пациента систематизированы.
Позже, уже в 1934 году в работах В.М. Морозова было доказано, что у больных с течением времени развиваются устойчивые бредовые мысли. Все умозаключения имеют особую систему и пациенты уверенны в своей правоте.
Так же в работах А. Б.Смулевича и М.Г. Щириной в 1972 году было установлено, что в некоторых случаях заболевание развивается по типу озарения, остро и внезапно.
В международной классификации болезней, предназначенной для использования на территории России, бредовые расстройства имеет код F 22.01. В нее также входят паранойяльное развитие.
Также другие бредовые расстройства личности, в том числе и кверулянтная форма относятся к разделу под кодом F28.8 и F28.88. В официальной МКБ-10 паранойя не относится к отдельному разделу и ей соответствует бредовое расстройство, код которого F22.0.
При легком течении патологии говорят о параноидном расстройстве, код которого в соответствии с МКБ-10 F60.0. В данном случае термин «параноидное» означает подобие паранойи.
Кроме этого, существует еще одна форма расстройства личности, схожая с паранойей. Параноидная шизофрения. В МКБ, адаптированной для пользования на территории России, она относится к рубрике F22.03 – паранойяльная шизофрения.
Пациенты, страдающие паранойяльным синдромом, недоверчивы и подозрительны по отношению к другим людям. Это проявляется в систематизированном бреде. Человек всегда полагает, что остальные располагают недобрыми намерениями и имеют заговор против них. О своих подозрениях они могут говорить с доверенным лицом. Но, если это лицо позволит себе засомневаться в правоте больного, оно тут же попадает в круг заговорщиков.
В другом случае человеку мерещится заговор, в котором участвует группа людей. Об этом пациент рассказывает всем, кого встречает и может доверять. Таким образом он хочет уберечь себя и предупредить окружающих о злых намерениях.
Человек с паранойяльным синдромом полагает, что его пытаются обмануть или воспользоваться в своих целях. При этом каких-либо доказательств не существует. Такие отношения пронизывают не только личные отношения, но и профессиональные, в независимости от окружающей обстановки.
Признаки паранойи могут проявляться в различной степени выраженности, так к основным симптомам паранойяльного синдрома относятся:
- снижение умственной активности;
- отсутствие возможности адекватно воспринимать критику;
- подозрительность;
- враждебность;
- галлюцинации, чаще сего слуховые;
- мания величия;
- обидчивость;
- ревность постоянная и необоснованная;
- склонность выдавать фантазии за реальность.
Кроме этого наблюдаются постоянная тревожность и страх. Пациенты страдают депрессиями и продолжительными психозами. Часто они начинают подавать жалобы в различные инстанции на людей, которых считают своими врагами и вовлеченными в заговор.
Паранойяльный синдром развивается в две стадии. Для первой характерна скрытность бредовых идей в поведении и поступках пациента. Но характер начинает постепенно изменяться, проявляются подозрительность. Больной подстраивает свою жизнь под свои фантазии, принимая их за реальность.
Вторая стадия характеризуется улучшением бредовых отклонений. Пациент страдают слуховыми галлюцинациями. Параноику постоянно мерещатся слежка, чужие голоса, которые зовут его и навязывают свои истины.
Нередко такие люди обращаются за помощью в следственные органы по причине прослушивания телефонных разговоров. Больного начинают одолевать страх, паника, тревога. Он чувствует себя в кругу тайного заговора. О своих планах говорит с осторожностью.
Остановить развитие психических расстройств, психоза, депрессии и постоянного ужаса может только врач.
В медицине различают несколько видов паранойи, которые различаются признаками и причинами возникновения, к ним относятся:
- Алкогольная. Возникает на фоне длительного приема алкогольных напитков. Одним из признаков является патологическая ревность. Так же проявляется мания преследования.
- Инволюционная. Характеризуется манией преследования, величия, ревности. Возникает в возрасте 45-60 лет.
- Мегаломанная. Систематизированный бред величия. Зачастую пациент ощущает себя в роли первооткрывателя или реформатора.
- Бред ревности. Пациент всегда думает, что супруг ему неверен.
- Религиозная. Бредовые идеи религиозного содержания.
- Персекуторная. Систематизированные идеи преследования.
- Эротическая. Развивается чаще у женщин 40-50 лет. Характеризуется преобладанием эротического бреда.
- Сенильная. Возникает в старческом возрасте.
- Острая. Проявляется внезапно возникшим образным бредом величия, отношений или преследования.
- Так же выделяют острую экспансивную паранойю. Образы бреда также появляются внезапно. Чаще всего носят религиозный характер.
Диагноз устанавливается на основе жалоб пациента и его родственников. Зачастую больные не признают того, что нуждаются в помощи. Врач также задает ряд вопросов и изучает анамнез пациента с целью установления причины развития болезни.
Также могут быть проведены специальные психологические тесты, предназначенные для выявления степени нарушения и характера течения заболевания. Специальных методов инструментальной диагностики не проводится.
Лечение может проводиться как в стационарных условиях, так и в амбулаторных, в зависимости от состояния пациента. Терапия подразумевает прием нейролептических, седативных препаратов и антидепрессантов. Лекарственные средства назначает только врач после обследования и проведения всех психологических тестов.
Также ведутся постоянные беседы с пациентом с целью изменения его мышления. Для лечения заболевания применяются основные направления: семейная психотерапия, когнитивно — поведенческая психотерапия, индивидуальная и групповая работа. Благодаря такому подходу больные могут управлять своими эмоциями. Так же важна поддержка и понимание со стороны близких людей.
Полностью избавиться от паранойи затруднительно, так как подозрения пациента распространяются и на лечащего врача, а назначенная психотерапия воспринимается, как попытка держать под контролем его мысли и действия.
При отсутствии лечения возникает продолжительная депрессия. Пациенты постоянно ощущают страх, тревогу. Такое состояние приводит к возникновению суицидальных мыслей. Нередко больные становятся агрессивными и опасными для окружающих.
Паранойяльный синдром – хроническое заболевание, которое характеризуется психическим расстройством и возникновением бредовых идей. Причины возникновения патологии на сегодняшний день не установлены. Существует ряд факторов, повышающие риск развития паранойи. Лечение заключается в постоянном контроле над пациентом и изменении его сознания.
источник
The Journal of Mental Science, April, 1934
Исходным пунктом для физиологического понимания этих болезненных форм послужили новые лабораторные факты, полученные при изучении условных рефлексов на собаках.
Когда вырабатываются условные раздражители из разнообразных внешних агентов (возьмем для примера пищевые условные рефлексы), первая реакция на образовавшийся условный раздражитель есть обыкновенно движение к этому раздражителю, т. е. животное поворачивается к месту нахождения этого раздражителя. Когда этот раздражитель находится в пределах досягаемости нашего животного, то оно старается даже прийти в соприкосновение с ним и именно ртом; например, если условный раздражитель — вспыхивание лампы, собака лижет ее, если же условный раздражитель — звук, то (при очень повышенной пищевой возбудимости) собака даже хватает ртом воздух. Таким образом, условный раздражитель является для животного, действительно, как бы полной заменой пищи. При разных условных раздражителях, исходящих из разных пунктов окружающего пространства, животное естественно обращается к каждому из них.
У одной из наших собак был образован, среди других, условный раздражитель из чрезвычайно слабого шума, исходящего с правой стороны животного из-под стола, на котором оно стояло (опыты И. И. Филаретова). Животное, улавливая этот звук, становилось на самый край стола, иногда даже заносило то ту, то другую переднюю ногу и за край стола и наклонялось головой, как только было возможно вниз, т. е. к источнику звука. Прочие условные раздражители находились в различных других местах, но собака предпочитала и при их действии обращаться к месту происхождения шума.
Факт этот представился особенно странным тогда, когда при продолжении опытов с другими раздражителями шум как условный раздражитель больше не применялся. Двигательная реакция по направлению к бывшему месту происхождения шума неизменно существовала и существует еще и теперь — полтора года спустя после отмены этого раздражителя. При применении всех других раздражителей, где бы они ни находились, было движение только к месту шума, вплоть до подачи еды, когда животное обращалось, наконец, к подаваемой кормушке.
К концу обычного промежутка между условными раздражителями, т. е. перед следующим раздражителем, собаки часто приходят в некоторое пищевое возбуждение (рефлекс времени) и обращаются к месту кормушки или к месту того либо другого условного раздражителя. Эта собака опять-таки фиксирует только место давнего шума.
Очевидно, эта реакция должна быть признана патологической, так как она не имела никакого смысла, т. е. грубо, резко противоречила реальным отношениям. Считая ее таковой, мы решили ее лечить. И если бы это удалось, это было бы, конечно, дальнейшим подтверждением ее бесспорного патологического характера. Лечебным средством мы избрали бром в соответственной дозе, так как мы имели уже много случаев его решительной помощи при наших экспериментальных неврозах и даже вообще при некоторых прирожденных дефектах нервной системы. Наш расчет оправдался. Реакция резко уменьшилась. При других условных раздражителях она совершенно исчезла, уступив место законной, соответственной двигательной реакции к месту этих раздражителей.
То же самое явление было потом отмечено и на некоторых других собаках; на одной из них бром без следа устранил эту ненормальную реакцию.
Ясно, что в описанных фактах перед нами патологическое нарушение деятельности нервных клеток, изменение нормального соотношения двух сторон их деятельности (раздражительного и тормозного процессов) — взял ненормальный перевес раздражительный процесс. За это говорило и благоприятное действие брома, как агента, заведомо усиливающего тормозную функцию клетки.
Причиной патологического явления в описанном опыте ближе всего считать перенапряжение раздражительного процесса, так как исключительная слабость внешнего раздражителя вызвала чрезвычайное напряжение ориентировочного двигательного аппарата как общего локомоторного, так и специального, т. е. установочного аппарата рецептора данного раздражения.
К описанному факту скоро присоединился другой аналогичный факт. У одной собаки слабого типа, но более сильной вариации, и у кастрированных собак разных типов было предпринято исследование решения ими трудной задачи, именно переделки условного действия в обратное — пары метрономов разной частоты ударов, имеющих противоположные условные значения: положительное и отрицательное, т. е. переделки раздражителя, вызывающего в коре полушарий раздражительный процесс, — в отрицательный, а вызывающего тормозной процесс — в положительный (опыты Петровой). Для этого метроном, имеющий хорошо выработанное положительное действие, теперь применялся без сопровождения едой, при тормозном же, наоборот, давалась еда. У одного из кастратов, исключительно сильного типа, переделка вполне удалась; у остальных испытуемых животных она как будто начиналась, но затем наступило особое положение дела. У некоторых животных казалось даже, что цель была вполне достигнута: несколько раз подряд применение метрономов давало результаты, соответствующие новым условиям опыта, но затем, постепенно или сразу, все совершенно возвратилось к старым отношениям, хотя процедура переделки, уже примененная многие десятки раз, беспрерывно продолжалась.
Что же это значило? Несмотря на внешнее сходство действия метрономов на этой стадии опытов с их прежним действием, действительно ли все, что касается характера раздражительного и тормозного процессов, осталось теперь в клетке без изменения?
Это надо было решить специальным исследованием. Предпринятые опыты обнаружили серьезные нарушения нормальных отношений в нервной клетке. Раздражительный процесс теперь не тот, что был раньше; он стал более устойчивым, менее, так сказать, наклонным уступать место тормозному процессу; или же это надо было понимать так, что очень слаб тормозной процесс и отсюда — относительное засилие раздражительного процесса. Вот эти опыты. Когда метроном, вызывающий этот измененный раздражительный процесс, применялся в одном и том же опыте несколько раз без подкрепления едой, т. е. угашался, он падал значительно меньше и гораздо медленнее, чем другие положительные раздражители в тех же условиях. При этом еще особенность: после угашения переделываемого раздражителя часто почти не было заметно уменьшения в обычном масштабе действия следующих за ним других условных раздражителей (вторичного угасания). Это говорило за недостаточное участие тормозного процесса при процедуре угашения этого раздражителя. С другой стороны, при угашении (и даже до нуля) других условных раздражителей наш исследуемый раздражитель сейчас же после них оставался часто почти без изменения или мало ослаблялся, тогда как другие положительные раздражители падали очень сильно и даже на следующий день оказывались с уменьшенным эффектом. Явная устойчивость раздражительного процесса клетки вместе с ослаблением тормозного. При этом далее обратило на себя внимание и то, что теперь оказалась редкая разница между другими звуковыми условными раздражителями в устойчивости раздражительного процесса. Наиболее удаленные по характеру звука от метронома, именно тоновые раздражители, оставались нормальными, а раздражители с элементом стука сближались в отношении устойчивости с патологически действующим метрономом.
В опытах с переделкой действия метрономов мы получили, следовательно, ту же ненормальность, что и в ранее описанных опытах; там — в клетках двигательного анализатора, здесь — в клетках звукового; там — при перенапряжении раздражительного процесса, здесь — при сшибке противоположных процессов; и как там, тут тоже происходил возврат к нормальным отношениям под влиянием брома. Последнее давало основание еще раз видеть в ослаблении тормозной функции клетки один из механизмов нового патологического явления, а также понять, почему это явление наблюдалось на кастрированных животных сильного типа. Мы давно уже знали, что один из существенных эффектов кастрации есть ослабление тормозной функции клетки.
Указанному патологическому явлению можно придать несколько описательных названий: застойности, необычной инертности, усиленной концентрированности, чрезвычайной тонич-ности. В последующем мы будем предпочтительно употреблять термин «патологическая инертность».
Изложенные новые факты являются подтверждением и расширением нашего старого более общего факта, что в коре полушарий экспериментально можно получить функциональным способом (т. е. без механического воздействия) очень ограниченный патологический пункт. В наших прежних опытах такой пункт представлял парадоксальное или ультрапарадоксальное состояние, т. е. относящийся к нему раздражитель давал больший эффект, когда уменьшался в силе, а не наоборот, как в норме, или даже производил отрицательный эффект вместо положительного. При этом данный пункт мог оставаться в таком состоянии, не влияя на остальные пункты полушарий, или переходить в следующую стадию патологического состояния, при которой раздражение его соответствующим раздражителем вело к нарушению деятельности всей коры в виде общего задерживания этой деятельности. Теперь мы тоже имели изолированные патологические пункты коры полушарий, патологическое состояние которых представляло особую фазу и выражалось в том, что раздражительный процесс в них сделался ненормально инертным.
Таким образом, мы имеем достаточное основание принимать, что под влиянием различных болезнетворных причин функционального характера в коре полушарий могут получаться резко изолированные патологические пункты или районы, и вместе с тем ждать, что этот экспериментальный факт должен иметь место и большое значение и в патологии высшей нервной деятельности человека.
Я нахожу возможным думать, что в стереотипии, итерации, персеверации, как симптомах, так же как и в существе навязчивого невроза и параной, основное патофизиологическое явление одно и то же, а именно то, что выступило в наших опытах и что мы обозначили термином «патологическая инертность». Стереотипия, итерация и персеверация есть патологическая инертность в двигательной области коры (как общего скелетного, так и специально речевого движения), а при навязчивом неврозе и паранойе — в других корковых клетках, связанных с другими нашими ощущениями, чувствами и представлениями. Последними фразами не должна исключаться, конечно, возможность возникновения такого же патологического состояния и в нижележащих отделах центральной нервной системы.
Перейдем, так сказать, к клиническому окружению в различных неврозах и психозах этого патологического явления как одного из проявлений, одной из фаз патологического состояния нервных клеток. Стереотипия и персеверация — один из нередких симптомов, например, истерии. Одна истеричка жалуется, что, начав чесать голову, она не может остановиться, кончить это дело в должное время. Другой истерик после вызванного краткого кататонического припадка не может произнести слова без многократных его повторений и перейти к следующим словам фразы. Еще чаще эти явления встречаются при шизофрении, даже характеризуют ее и в особенности ее кататоническую форму. Патологическая инертность в двигательной сфере обнаруживается то на отдельных пунктах, то охватывает всю скелетно-мышечную систему, как это можно видеть на некоторых катато-никах, любая группа мышц которых, пассивно приведенная в движение, повторяет это движение огромное число раз.
Далее мы остановимся специально на навязчивом неврозе и паранойе как на отдельных, самостоятельных заболеваниях, где интересующее нас явление есть основной характерный симптом или почти вся болезнь.
В самом деле, едва ли можно спорить против того, что, если патологическая инертность очевидна и должна быть принята, как факт, в двигательных явлениях, то — то же самое вполне допустимо, законно и в отношении всех ощущений, чувств и представлений. Кто же может сомневаться, что перечисленные явления в норме есть, конечно, проявление деятельности нервных клеток, и, следовательно, навязчивый невроз и паранойя будут патологическим состоянием соответственных клеток коры полушарий, в данном случае их патологической инертностью. В навязчивом неврозе и паранойе мы имеем чрезмерно, незаконно устойчивые представления, чувства и затем действия, не отвечающие правильным общеприродным и специально-социальным отношениям человека и потому приводящие его в трудные, тяжелые, вредоносные столкновения как с природой, так и с другими людьми, а прежде всего, конечно, с самим собой. Но все это относится только к больным представлениям и ощущениям, а вне их сферы пациенты и мыслят и действуют как вполне здоровые люди и даже могут быть субъектами выше среднего уровня.
Навязчивый невроз и параною клинически обычно резко различают как болезненные формы (одно — невроз, другое — психоз). Однако такая резкость различения признается не всеми неврологами и психиатрами; некоторые из них допускают переходы из одной формы в другую, сводя их различие на степень или фазы патологического состояния и некоторые добавочные черты.
Вот выдержки из этих авторов. У Пьера Жанэ: «Бред преследования очень близок к навязчивым представлениям, и я удивляюсь, что их совершенно отделили друг от друга»; у Кречмера: «В старом игорном вопросе: есть ли существенное различие между бредовым и навязчивым представлением, мы можем прийти к точному заключению в отрицательном смысле»; у Р. Маллэ: «В бреде и одержимости. органическое повреждение — одного и того же рода».
Рассматриваемые две болезненные формы отличаются друг от друга двумя основными чертами. При навязчивом неврозе пациент познает болезненную природу переживаемого патологического состояния и по мере возможности борется с ним, хотя в целом и бесплодно; параноик не имеет этого критического отношения к своей болезни, он в ее власти, во власти упорствующего ощущения, чувства и представления. Второе отличие — это хроническое течение и неизлечимость параной.
Но эти отличительные черты данных двух форм не исключают по существу тождества их основного симптома. Это тем более, что многие клиницисты наблюдали несомненные переходы, как острые, так и хронические, навязчивости с критикой в навязчивость уже без критики. Разница же между обеими формами, как основание для их клинического обособления, могла обусловливаться тем, на какой почве возникал общий основной симптом и чем собственно он был вызван в каждом отдельном случае.
Прежде всего, о почве и причинах изучаемого заболевания в нашем лабораторном материале. Мы давно уже видели на на
ших животных, как заболевание экспериментальными неврозами, и притом то тем, то другим, при одних и тех же болезнетворных приемах, зависит от прирожденного типа нервной системы; легко подвергаются заболеванию только представители слабого типа и сильного, но неуравновешенного. Конечно, при усилении болезнетворных приемов можно было, наконец, одолеть, сломать и уравновешенный сильный тип, особенно если к тому же предварительно присоединялись какие-либо органические нарушения, например кастрация.
В частности, при переделке противоположных условных рефлексов как приеме, обусловившем у нас описанную выше патологическую инертность, в зависимости от индивидуальности животных имелось огромное разнообразие результатов как в пределах нормы, так и при патологических отклонениях. У сильных и совершенно нормальных типов эта переделка идет правильно к требуемому концу, но в очень разном темпе и при разных вариациях в деталях переделки. У гиганта нервной силы (даже после кастрации), равного которому я не видел больше ни одного за тридцать лет работы над условными рефлексами, эта переделка началась с первого раза без колебания и была совершенно готова к пятому разу. У других — после многочисленных повторений процедуры дело не доходило до полного результата: то новый положительный раздражитель оставался всегда меньше прежнего, то новый тормозной не делался нулевым, как прежний. У одного животного скорее переделывался положительный раздражитель, у другого — отрицательный. Все это в случае удачной переделки. То же разнообразие и в случае патологических отклонений при решении этой задачи наступает, как указано выше в начале статьи, то одно, то другое из этих отклонений. И патологическая инертность, как одно из фазовых болезненных следствий переделки, точно так же то быстро переходит в другую форму заболевания, то остается более или менее постоянной. У слабого типа патологическая инертность обыкновенно быстро переходит в другое патологическое состояние. Хроническая патологическая инертность часто наблюдается у кастрированных животных сильного типа.
Я сейчас с умыслом несколько дольше остановился на нашем лабораторном материале, чтобы показать, сколь разнообразным должно быть решение одной и той же жизненной задачи у людей в зависимости от различия типов нервной системы и как различны должны быть патологические следствия в случае неодоления этой задачи ненормальными типами.
Это о значении почвы. Что касается до ближайших причин изучаемого заболевания, то в теперешних наших опытах (пока еще немногочисленных) мы видели две его производящих причины: один раз — сильное и продолжительное раздражение, т. е. перенапряжение раздражительного процесса, другой раз — ошибка противоположных процессов.
Когда мы переходим к людям, естественно, и тут мы должны иметь в виду как разные причины, так и разные почвы, которые, конечно, должны повлечь за собой как разные степени, так и разное течение, хотя бы и одного и того же основного болезненного нарушения.
Уже первая причина, изучавшаяся на наших животных, открывает длинный ряд возможных случаев исследуемого заболевания у людей. Как ненормальное развитие, так и временное обострение одной или другой из наших эмоций (инстинктов), так же, как и болезненное состояние какого-нибудь внутреннего органа или целой системы, могут посылать в соответствующие корковые клетки в определенный период времени, или постоянно, беспрестанное или чрезмерное раздражение и таким образом произвести в них, наконец, патологическую инертность — неотступное представление и ощущение, когда потом настоящая причина уже перестала действовать. То же самое могли сделать и какие-нибудь сильные и потрясающие жизненные впечатления. Не меньше, если не больше, случаев патологической инертности должна была создать и вторая наша причина, так как вся наша жизнь есть беспрерывная борьба, столкновение наших основных стремлений, желаний и вкусов как с общеприродными, так и со специально-социальными условиями.
Указанные причины могли концентрировать патологическую инертность раздражительного процесса в равных инстанциях коры полушарий — то в клетках, непосредственно воспринимающих раздражения как от внешних, так и от внутренних агентов (первая сигнальная система действительности), то в разных клетках кинестетических (слуховых и зрительных) словесной системы (вторая сигнальная система), и притом в обеих инстанциях в различных степенях интенсивности: раз на уровне представлений, в другой — доводя интенсивность до силы реальных ощущений (галлюцинации).
На наших собаках мы видели, как иногда, вследствие патологической инертности, эффект соответствующего раздражителя резко возвышался над здоровыми эффектами других раздражителей.
Что касается почвы, то общая почва в навязчивом неврозе и в паранойе, естественно, будет одна и та же, т. е. наклонная к заболеванию, как и в нашем лабораторном материале; но это, однако, будет то слабый тип нервной системы, то сильный, но не уравновешенный. А мы знаем уже по лаборатории, насколько эта разница существенна для ближайшего характера заболевания. Едва ли в этом отношении можно что возразить против законности переноса заключения от животного к человеку. Конечно, кроме прирожденной почвы неизбежны случаи нестойкой, ломкой нервной системы, порожденные несчастными событиями в жизни: травматическими повреждениями, инфекцией, интоксикацией и сильнейшими жизненными потрясениями.
Таким образом, разница двух наших болезненных форм в отношении ироничности и неизлечимости определится разницей как ближайших толчков к заболеванию, так и типов нервной системы. Ближайшие толчки, с одной стороны, могут быть временными, преходящими, с другой — непрерывными и постоянными, до конца жизни. В свою очередь, раздражительный процесс то вообще относительно слаб, неустойчив по своей природе, легко уступает место тормозному процессу — в слабом типе, то уже с самого начала силен, стоек, вообще преобладает над тормозным. Понятно, что при патологической инертности в последнем случае мало или совсем нет шансов на то, чтобы инертность эта могла когда-нибудь совсем устраниться или разрешиться до низшей, относительно нормальной для данного животного, степени. В подтверждение этого из нашего лабораторного материала мы могли бы привести следующий факт. В то время как у одной из собак с навязчивым движением, принадлежащей к более или менее сильному типу, бром только резко ослабил, ограничил эту навязчивость, у собаки заведомо слабого типа она совершенно исчезла под влиянием брома. Затем, более хроническая патологическая инертность наиболее часто встречалась у кастратов сильного типа, как упомянуто выше. В связи с этим интересно замечание Е. Блейера; в последнем издании своего учебника он говорит, что он не хотел бы считать случайным в хорошо изученных им случаях совпадение паранойи с сексуальной недостаточностью.
Что касается до другого признака — различия между обеими изучаемыми формами (отсутствие критического отношения к болезненному симптому в паранойе и наличность его в навязчивых состояниях), то это, естественно, должно быть сведено на разницу в интенсивности патологической инертности. Как следует из предыдущего, патологическая инертность раздражительного процесса у сильного типа должна быть значительна, а с этим естественно будет связана большая независимость и даже неприкосновенность ее для влияния здоровых районов коры, что физиологически и обусловливает отсутствие критического отношения.
Кроме того, вероятно, что инертный раздражительный процесс значительной силы должен будет производить на периферии, на основании закона отрицательной индукции, сильное же и распространенное торможение, что опять должно привести к тому же результату, — к исключению влияния на него остальной коры полушарий.
Иллюстрируем общие соображения частными жизненными примерами. Возьмем человека возбудимого типа, т. е. такого, у которого раздражительный процесс не уравновешен тормозным. Пусть в его эмотивном (инстинктивном) фонде преобладает довольно частое стремление к превосходству. С детских лет он сильно желает выдвигаться, быть первым, вести за собой других, вызывать восхищение и т. д. Но природа не снабдила его вместе с тем никакими выдающимися талантами или они у него и были, но, к его несчастью, либо не оказались опознанными в свое время, либо жизненные обстоятельства не позволили приложить их к делу, и человек концентрировал свою энергию на деятельности, ему не свойственной. Неумолимая действительность при этом естественным образом отказала ему в том, к чему он стремился: не было ни влияния, ни лавров, а наоборот, — заслуженный отпор и толчки, т. е. беспрерывная ошибка. Оставалось покориться, примириться с ролью скромного труженика, т. е. затормозить свое стремление. Но ведь необходимого торможения не было, а эмоция неотступно, властно требовала своего.
Отсюда — сначала дальнейшие чрезвычайные, но тщетные усилия в своей неудачной профессии или переход на другую с тем же результатом, а затем по свойству типа (сильного) уход во внутреннее удовлетворение с постоянным и ярким представлением о своих настоящих или мнимых дарованиях и жизненных правах и привилегиях вместе с пособническим представлением о намеренных помехах и преследованиях со стороны окружающих. Наступает, естественно, достаточно обусловленная фаза патологической инертности соответственных пунктов коры, которая уничтожила последний остаток торможения в них. И теперь обнаруживается абсолютная сила идеи, которая не активным торможением на основании других ассоциаций, других сигналов, свидетелей действительности, а пассивным торможением, процессом отрицательной индукции исключила все ей несоответствующее и превратилась в фантастическое представление о мнимом величии, о мнимых успехах. Так как эмоция живет до конца жизни субъекта, то вместе с ней существует и больная идея, но последняя остается изолированной, не мешая всему тому, что не соприкасается с ней. Перед нами истинная паранойя в Крепелиновском смысле.
Затем, я беру конкретные случаи из книги Кречмера «Der sensitive Beziehungwahn». Дело касается двух девушек более или менее слабого типа, но деловых, скромных, притязательных только относительно своей порядочности в религиозном, нравственном и социальном отношениях, а не относительно своих жизненных прав и привилегий; притязательность последнего рода очень часто, почти постоянно, сочетается с сильным возбудимым типом.
Созревшая девушка испытывает нормальное половое влечение к молодому человеку, но индивидуальные, этические и общест- ‘ венные требования не допустили, задержали или постоянно задерживают осуществление этого влечения, т. е. происходит ошибка нервных процессов.
Наступает трудное состояние нервной деятельности, и оно выражается патологической инертностью в тех отделах коры, которые связаны с борющимися чувствами и представлениями. Девушка получает неодолимое, навязчивое представление, что на лице ее видно половое влечение в виде грубой чувственности. В клинике она прячет лицо в подушку, даже от врача. Естественно, что перед этим она уже избегала выходить на улицу, так как ей казалось, что все смотрят на ее лицо, говорят по поводу его выражения, смеются. До сих пор все это оставалось, однако, в пределах реально-возможного, хотя и мнимого. Но дальше наступает скачок, непонятный как работа хотя бы и патологически связанной мысли. Под влиянием разговора с подругой, утверждавшей, что в раю Ева вела беседу со змием не как с умственным, а как с половым соблазнителем, наша больная сразу получила неожиданное и неодолимое представление и ощущение, что в ней находится змей, который постоянно двигается, и что иногда голова его доходит до глоточной полости. Мы видим здесь новую инертную идею. Но как она возникла, каким процессом? Кречмер, называя такое явление инверсией, считает его рефлекторным оборотом (reflektorische Umschlag).
По поводу тождественного явления в другом клиническом случае Кречмер говорит, что «оно возникло рефлекторно, без логического посредства, даже в прямом противоречии к нему». Но что же это за рефлекс? Где он начинается и как он кончается? Мы этот процесс имеем, знаем в лаборатории и можем понимать его физиологический механизм. При этом я нахожу существенным сказать, подчеркнуть, что в этом случае физиологическое и психологическое особенно явно порываются одно другим, тесно сливаются, можно сказать отождествляются.
Вспомним пару противоположно действующих метрономов: один — возбуждающий, другой — тормозящий. Если в коре наступит общее торможение, например, в виде гипноза, или местное в районе действия метронома, то положительно действующий метроном становится отрицательным, а отрицательно действующий — положительным. Это так называемая ультрапарадоксальная фаза.
При описанном скачке у нашей пациентки мы и встречаемся с этим физиологическим фактом. Девушка имела сильное и постоянное представление о своей половой чистоте, неприкосновенности, считая для себя при определенных условиях нравственным и социальным позором иметь половое, хотя бы и подавляемое и не осуществляемое ни в малейшей степени, влечение. Это представление на почве общего торможения, в котором находилась пациентка и которое у слабых нервных систем обыкновенно сопровождает трудное состояние, неодолимо физиологически превратилось в противоположное (чуть-чуть замаскированное) и доходящее даже до степени ощущения представление о нахождении в самом ее теле полового искусителя. Это совершенно то же, как в бреде преследования; больной желает быть уважаемым, а его мучит противоположное и ложное представление о наносимых ему постоянно оскорблениях, или хочет иметь секреты, а его преследует навязчивая мысль, противоположное представление, что все его секреты открываются другими, и т. д. Такое физиологическое толкование я уже высказал в открытом письме проф. Пьеру Жанэ по поводу чувств овладения (les sentiments demprise).
Таким образом, в основании бреда лежат два физиологических явления — патологическая инертность и ультрапарадоксальная фаза, то существующие врозь, то выступающие рядом, то сменяющие одно другое.
В целом почти совершенно то же происходило со второй девушкой. То же столкновение естественного полового влечения здесь с жизненно-деловой и настойчивой мыслью о несоответственной разнице лет: объект любви был гораздо моложе. Те же последствия вплоть до инверсии, причем эту пациентку мучила абсурдная мысль об ее будто бы беременности, тогда как предмет любви даже вообще не замечал ее склонности к нему, так она была сдержанна в проявлении своего чувства.
На этом случае, прослеженном Кречмером в течение многих лет, можно было ясно видеть, как навязчивые представления и ощущения иногда доходили до степени представлений и ощущений, соответствующих, по мнению самой пациентки, действительности и не признаваемых ею за болезненные; как в таком виде держались некоторое время и потом снова понимались больной объективно, как проявление болезни. Происходило это в связи с повторяющимися усложнениями жизненной обстановки и, следовательно, с изменением состояния нервной системы, то оправляющейся, то снова угнетенной, ослабленной. А в конце концов, с годами все естественно миновало.
Я был очень обрадован, когда в прочитанных по неврологии и психиатрии немногих книгах я встретился с упоминанием теории французского психиатра Клерамбо. Эта теория первичным явлением паранойи считает появление «умственного автоматизма», «паразитных слов и идей», как он их называет, около которых потом систематически развивается бред. Что же другое и можно понимать под умственным автоматизмом, как не пункт определенного патологически инертного раздражительного процесса, около которого концентрируется (на основании закона генерализации) все близкое, сходное, родственное и от которого (по закону отрицательной индукции) отталкивается, задерживается все ему чуждое?
Я не клиницист (я был и остаюсь физиологом) и, конечно, теперь — так поздно — не успею уже и не смогу сделаться клиницистом. Поэтому в моих настоящих соображениях, как и в прежних моих экскурсиях в невропатологию и психиатрию, я не смею при обсуждении соответствующего материала претендовать на достаточную с клинической точки зрения компетентность. Но я наверное не ошибусь сейчас, когда скажу, что клиницисты, неврологи и психиатры в соответствующих областях неизбежно должны считаться, как с фундаментальными, со следующими патофизиологическими фактами: с полной изолированностью функционально-патологических (в этиологическом моменте) пунктов коры, равно как и с патологической инертностью раздражительного процесса и с ультрапарадоксальной фазой в них.
источник
