Интернат для детей больных шизофренией

Граждане с заболеваниями психики далеко не всегда безопасны для окружающих и самих себя. В случае получения соответствующего заключения медиков такого человека рекомендуется лечить в специальном интернате для больных психическими заболеваниями.

Далеко не у всех имеется возможность ухаживать на дому за пожилыми родственниками, страдающими психическими отклонениями. Зачастую довольно стесненные жилищные условия не позволяют даже выделить такому человеку часть дома или комнату в городской квартире. К тому же, в домах престарелых работают опытные медицински е и социальные работники, имеющие все необходимые навыки и знания, позволяющие наладить должный уход за нуждающимся в таковом человека.

Существуют интернаты двух видов: с государственным финансированием и частные. Не секрет, что в частных интернатах условия проживания, уровень обслуживания и медицинский пригляд находятся на более высоком уровне. В качестве примера хотелось бы привести частный интернат для психически больных в Балашихе. Здесь для престарелых людей, имеющих определенные проблемы с психикой, созданы максимально комфортные условия. В пансионате царит теплая, по сути домашняя атмосфера. Каждому пациенту уделяется постоянное внимание. Уже спустя некоторое время после помещения в пансионат у большинства пациентов наступает выраженное улучшение самочувствия. Обращение в частный дом престарелых для психически больных в Балашихе — это оптимальный вариант для многих семей, которым доводится сталкиваться с подобными проблемами.

Для того, чтобы оформить больного в такой интернат, понадобятся следующие документы и справки:

— карта из медицинского учреждения;

— решение суда о степени его дееспособности;

— справка о жилищных условиях из домоуправления;

— справка о начислении пенсии или иных доходах, если таковые имеются.

Далее рекомендуется следовать инструкции (хотя в каждом случае могут иметься свои дополнительные особенности).

1. Узнайте, относится ли ваш родственник, которого вы планируете определить в такой интернат, к категории людей, для которой предназначено данное учреждение. В подобные интернаты принимают пациентов с выраженной умственной отсталостью от дебильности до идиотии, а также некоторые категории пациентов с шизофренией и слабоумием, возникшим из-за инфекционных заболеваний, травм и возрастных изменений.

2. Запишите потенциального пациента интерната на обследование к психиатру. Именно он выносит заключение о том, необходим человеку интернат или нет. При наличии оснований врач также направит больного на медицинскую комиссию для получения статуса инвалида.

3. Обратитесь в суд для установления дееспособности вашего родственника. Решение будет вынесено на основании медицинской экспертизы. При этом учтите, что признанный дееспособным человек также может поступить для пребывания и лечения в интернат, но это решение он должен будет принять сам. Для недееспособного суд назначит опекуна, обычно из числа ближайших родственников, который будет решать вопрос с дальнейшим местом проживания и лечения пациента после консультации с органами опеки и попечительства.

4. Соберите недостающие документы, необходимые для определения человека в интернат. В управляющей компании или ТСЖ получите справку о жилищных условиях, в которых проживает будущий пациент. Там должна быть указана площадь жилья, а также количество людей, зарегистрированных вместе с ним. Если кандидат на пребывание в интернате получает пенсию, получите об этом справку из Пенсионного фонда с указанием размера выплат.

5. Обратитесь в выбранный вами интернат со всеми документами. Заявление о приеме пациента должно быть подписано им, если он признан дееспособным. В обратной ситуации все документы подписывает опекун.

Главные причины появления большинства болезней душевного характера в настоящее время остаются окончательно невыясненными. Если у вас имеется потребность в заботе о пожилых людях с подобными заболеваниями, наш пансионат для психически больных Московской области, примет и позаботится о них.

Заболевания чаще всего вызывают изменение соматического состояния. Согласно статистическим данным, с возрастом вероятность наступления психического расстройства повышается, а люди в пожилом возрасте редко обращаются в дом престарелых для психически больных и к медицинским специалистам.

К сожалению, сегодня далеко не всегда у близких людей есть желание, а также возможность для ухода за пожилыми или молодыми родственниками которые имеют отклонения в психике. В этом случае вам стоит обратиться в частный дом-интернат для психически больных, расположенный московской области в частном секторе в Балашихе, где пациентам оказывается должный уход.

Забота о больном психическим расстройством, особенно находящимся в пожилом возрасте человеке, требует самоотверженности, наличия определённых навыков, а также много времени.

Если есть семья и ежедневная работа, очень сложно изменить привычный жизненный образ и посвятить его уходу за престарелым родственником, который тяжело болен. Также стеснённые условия часто не позволяют предоставить заболевшему родственнику отдельной комнаты в помещении.

Услуги специальных сиделок для психически больных сегодня являются достаточно дорогими по стоимости, в отличии от нашего дома-интерната для психически больных в Московской области. Поэтому высококачественная забота о людях с отклонениями и расстройствами в психике может быть получена лишь в специализированном месте, где персонал обладает накопленным опытом работы с подобными заболеваниями. Услуги нашего пансионата способны сделать благоприятные условия проживания для вашего родственника.

Наш опыт работы способен создать быстрое улучшение самочувствия поступивших душевнобольных пациентов. Для решения возникших проблем, заключающихся в заботе о больном с психическим отклонением, оптимальным вариантом станет обращение в наш частный дом для престарелых с психическими отклонениями в Балашихе.

Думаем, что немаловажным будет и тот факт, что при том качестве оказываемых услуг стоимость ухода за душевнобольными людьми в нашем пансионате является одной из самых низких в московской области.

1. Благоприятный для психики климат, а также успокаивающая атмосфера, поддерживающая и защищающая наших пациентов от стрессов.
2. Отсутствие негативного давления на пожилого больного со стороны высококвалифицированных сотрудников дома престарелых для психически больных, из-за чего у постояльцев отсутствует ощущение постоянного надсмотра и тотального контроля.
3. Соблюдение поведенческих норм, придающих пациентам уверенность в себе, а также в окружающем мире.
4. Длительное или кратковременное проживание в просторных и уютных комнатах нашего дома для престарелых, где современная мебель соответствует нуждам пациентов, имеющих сложности с самостоятельным передвижением.
5. Медицинский уход за психически больными, при необходимости предоставление круглосуточной сиделки.
6. Проведение регулярных медицинских и профилактических осмотров.
7. Выполнение гигиенического ухода для людей с расстройствами психики.
8. Сбалансированное питание, выполнение всех назначений диетолога.
9. Занятия специальной лечебной физкультурой больными с психическими отклонениями с помощью специальных установленных тренажёров.
10. Прогулки по красивой территории, празднование дней рождения и других мероприятий.
11. Доброе отношение к пожилым пациентам, внимание к поступающим просьбам.

Современное оборудование, используемое в нашем пансионат для психически больных в московской области, методики лечения, которые признаны в мировых пансионатах, а также постоянная забота высококвалифицированного персонала сделают жизнь больного психическим расстройством лучше. Мы гарантируем вам это.

Психология все еще изучается, а психические отклонения могут стать проблемой вне зависимости от возраста, но всегда губительно действуют на состояние здоровья, а также полноценность. К специалистам обращаются не только с физическими проблемами, это могут быть сильные душевные терзания, нарушения поведенческих норм. В прошлом за помощью не шли, это считалось постыдным. Сейчас все кардинально изменилось, частное заведение – совершенно новый уровень. Лечение, проживание и наличие проблем можно сохранять в тайне.

В психологии расстройства подразделяют на:

• эндогенные (появляются по внутренним причинам или факторам, например наследственности);
• экзогенные (формируются под воздействием факторов извне, например травмам головы, вирусам, травмам психологического характера, алкоголю, наркотическим веществам).

Такие заболевания как психозы, шизофрения и многие другие могут вызывать определенные факторы. В большинстве случаев справиться с такими людьми проблематично, а иногда невозможно. Именно поэтому крайне важен контроль специалистов, обеспечение идеальной атмосферы и комфорт.

Сейчас мы можем предложить условия для людей с любыми психическими проблемами, с помощью грамотного ухода и подхода в комплексе специалисты облегчают жизнь и самочувствие каждого пациента. В комфортной атмосфере, с полным обеспечением нужд душевнобольные люди могут проживать длительные периоды. За их состоянием, нуждами и лечением следят квалифицированные специалисты.

Такие заведения представляют собой стационары, где людей с расстройствами психического спектра лечат. Пациенты проживают в строениях психоневрологического интерната. В такие учреждения люди попадают по состоянию здоровья, когда им нужна врачебная поддержка, а сами они проживать без помощи не могут.

Комплексы, где содержатся больные, вызывают только отрицательные эмоции. Чаще всего их причина в негативной подаче ПНИ в фильмах и сериалах, однако стоит учитывать скудный уровень их содержания. Бюджетные интернаты не отличаются шикарными условиями, разнообразным и адаптированным под нужды пациентов меню. В них присутствует повышенная строгость пропускного режима, определенный распорядок, который предусмотрен спецификой заведения. В итоге интернат получает заметное сходство с тюремным заключением, но это вовсе не так. Нормальное состояние ПНИ должно напоминать немного специфический дом отдыха, где за каждым пациентом наблюдают и при необходимости обеспечивают нужными лекарствами.

Такие клиники для нашей страны пока относительное нововведение, они совсем не похожи на ПНИ на государственной основе, даже если отделения платные. В такие клиники люди идут по своей воле, по совету близких, при недееспособности решение остается за опекуном человека.

Лечение проходит в условиях максимального комфорта, без афиширования данного факта, и сохраняя прежнее положение в обществе. Акцент совершенно иной, человек не сдается в «психушку», о нем заботятся и отправляют на лечение. Бросив больного жить своими силами, вы оставляете его в одиночестве, что может повлечь массу неприятностей.

Проживание платно – это гарантия комфорта, многоразового и вкусного питания, организации досуга и лечения. Пациенты не выпадают из жизни, не изолируются, их могут навещать родные и близкие люди.

Еще немного отличий между частными и государственными интернатами; -Для государственных интернатов требуется много документации, иногда на оформление уходит масса времени, частный порядок позволяет начать лечение сразу; -В частных обеспечивается анонимность, а государственные порядки требуют постановки на учет; -Бесплатные учреждения требуют признания в недееспособности пациента (это длительные слушания, суды и экспертизы), процесс длится от пары месяцев до нескольких лет; -Частный тип психоневрологических диспансеров не требует большого количества документов, а обследования проходят уже на месте; -Комнаты платных пансионатов для психически больных схожи с гостиничными, как и планировка. Внимание близких людей компенсируется сотрудниками.

Психически больные родственники – огромная проблема, пансионат на частной основе решает все проблемы. Сотрудники справятся лучше, чем семья, поскольку это их работа. Государственные заведения – далеко не лучший выбор, там не будет желаемых условий и отношения. Выбор идеального заведения сложен, поскольку вы несете ответственность за то, каким уходом будет обеспечен человек.

Заболевания могут требовать контроля при обострениях, ежедневно или даже круглые сутки. Пансионат для психически больных гораздо лучше подойдет, чем наем сиделки. В них все адаптировано под потребности пациентов, а медицинский работник подоспеет на помощь в любую минуту.

От профессионализма персонала зависит многое, вам не нужно будет переживать о питании пациентов, их досуге, уходе и душевном равновесии.

У нас вы найдете полноценное содержание, учитывающее особенности психически больных граждан. В наш штат входят сотрудники, прошедшие обучение, и имеющие высокую квалификацию. Выполняется помощь в осуществлении гигиены, кормлении, организуется интересный досуг. Все постояльцы получают назначенные лекарственные препараты, и могут прогуливаться на обустроенной территории около пансионата.

Процесс по делу Михаила Косенко, которого суд приговорил к принудительному лечению, вызвал новую волну обсуждения устройства российских психиатрических учреждений. Правозащитники заявляют о «ренессансе карательной медицины»: выйти из некоторых психиатрических заведений почти невозможно, при этом наблюдательные комиссии проникают туда с большим трудом. Тем не менее, медицинские эксперты призывают не делать далеко идущих выводов. Попытаемся разобраться, как устроены психоневрологические интернаты — самая обширная часть психиатрической системы России.

Психиатрическая больница в Ульяновской области, 1999 год

Серая многоэтажка, Северное Бутово. В типовой двухкомнатной квартире, пропахшей рыбным супом, живет бывший слесарь-котельщик местной ТЭЦ Михаил Колесов. Щуплый, с детским лицом, 60-летний Михаил одет в тренировочные брюки и штопаную водолазку; обстановка в его квартире аскетичная: ни телевизора, ни компьютера, из мебели — простой кухонный гарнитур, три кровати, стол, шкаф. Обои в коридоре выцвели, по коридору ходит безымянная черно-белая кошка.

Когда-то в этой же квартире жили его жена Надежда и дочери Аня и Маша. Свою прошлую жизнь Колесов вспоминает со смешанными чувствами: «Жена была слишком заумная, работала в бюро патентной литературы, меня ни во что не ставила, возвышалась надо мной, хотя при знакомстве первом совсем не высокомерная была».

Проблемы с их общими дочерьми, Аней и Машей, начались после школы: «Дочери кое-как учились, кое-как окончили ПТУ. Потом устроились на работу: Аня садовником в теплице на ВДНХ, Маша поваром в кафе, — вспоминает Колесов. — Как-то Маша отошла, извините меня, по нужде, а ей говорят: «А что ж ты посуду не помыла, нам надо было стаканчики вымыть». Раз, и уволили. Потом и Аня с работы ушла, не понравилось ей. Стали они дома без всякого дела жить, нахлебницами. Службу вообще не искали, только музыку целыми днями слушали да с мальчиками гуляли. Жена моя решила, что надо им устроить пенсию по инвалидности».

В последний раз он ушел в запой в 2008 году, когда его жена умерла от рака поджелудочной железы, и пил два месяца подряд — говорит, поминал. Потом «жестко завязал», и вот по какой причине: после смерти Надежды, тайком от Колесова, Аню и Машу устроила в интернат его старшая сестра, Ирина. Пришла домой, когда брата не было, взяла из шкафа документы племянниц, небольшое количество носильных вещей, и на маршрутке отвезла девушек в интернат №5, что в поселке Филимонки. Колесов пришел в ярость. Даже бросил пить, чтобы доказать всем, что может самостоятельно воспитывать своих дочерей.

Сестра Колесова Ирина живет в Северном Бутово, ее квартира расположена рядом с квартирой брата, она заходит к нему несколько раз на дню. Дородная, в халате с цветочным орнаментом, Ирина говорит на повышенных тонах: «Девки у него грязные ходили, голодные, обляпанные, в цыпках до локтей. Жрать им нечего было, ко мне за едой бегали. Кто ими заниматься должен был? Я? Почему это? И что с того, что я их родственница? Хотите, сами себе их берите, а у меня своих забот полно. В интернате их и поят, и кормят!» «*****, да я бухать сто лет назад бросил, я их сам воспитывать хочу, а тебе моя жилплощадь нужна, ты и меня выселить рада!» — возражает Михаил. В ответ Ирина кричит: «Ты че, ты че, ты в своем уме-то?! Как только девки сюда вернутся, я их обратно в интернат сдам!»

В единственном шкафу Колесова стоят фотографии дочерей, сделанные пять лет назад, незадолго до отправки в интернат: у 25-летней Ани длинные темные волосы и тонкие черты лица, 23-летняя Маша — полная, с короткой стрижкой. В руках у Маши плюшевый медведь. «Теперь смотрите, какие они сейчас», — Ирина тычет мне в лицо мобильный телефон. На экране — две женщины, лет 50 с виду. Беззубые, острижены неровно, с проплешинами. На обеих жуткие ситцевые халаты.

«Что же они такие… Как в концлагере», — не выдерживаю я. «Это не концлагерь, это интернат. Им там очень хорошо», — чеканит Ирина.

Доподлинно неизвестно, когда в СССР появились первые психоневрологические интернаты для больных как с психическими (шизофрения, умственная отсталость тяжелой степени, синдром Дауна), так и с неврологическими заболеваниями (детский церебральный паралич, эпилепсия, органические поражения ЦНС).

Считается, что массово убирать из советского общества людей с физическими и психиатрическими проблемами стали в конце сороковых годов: тогда по указу Иосифа Сталина на Валааме был создан «Первый дом инвалидов войны и труда». На остров свозили солдат, контуженных и искалеченных в Великую Отечественную войну — часть из них лишилась рук и ног, в народе их называли «самоварами». Количество интернатов постепенно увеличивалось. В 1980 году в России было уже 300 ПНИ — согласно приказу Минздрава от 12 декабря 1980 года, их занимали преимущественно «больные психоневрологическими заболеваниями на почве пьянства, алкоголизма и самогоноварения». К 1999-му в России насчитывалось уже 442 психоневрологических интерната, а к 2013-му их количество составило 505.

По сводным данным департамента социальной защиты города Москвы и Министерства труда и соцзащиты России, в 2013 году в российских ПНИ находятся 146 тысяч человек. В 35 процентах случаев они поступают из детских домов-интернатов для детей с умственными дефектами развития, в 20 процентах случаев — из семей, в 40,7 процента случаев — из психиатрических лечебниц.

В отличие от лечебниц, где пациентам проводится интенсивная лекарственная терапия, в интернатах лечение симптоматическое, а основная задача — социальное обслуживание.

Большую часть клиентов, проживающих в интернатах, составляют лица со снижением интеллекта; считается, что все они не способны самостоятельно себя обслуживать. «На самом деле эти люди способны жить в квартирах и вести обычную жизнь при помощи родственников или социальных служб. Но так сложилось, что всем проще запихнуть их в архипелаг ГУЛАГ, — уверен Сергей Колосков, член экспертного совета при аппарате уполномоченного по правам человека Владимира Лукина. — Люди, живущие в интернатах, были лишены свободы, хотя они не совершали никаких преступлений и вряд ли совершат. Их не лечат, потому что это не больница, но и не пускают в общество, потому что обществу они не нужны и никто не готов им помогать. Знаете, какова позиция обычного человека? Есть психически больные люди, они опасны для себя и окружающих, всем нам будет гораздо лучше, если они станут жить где-то, где вы их не увидите».

Снести глухой бетонный забор вокруг интерната — первое, что попытался сделать новый директор московского ПНИ №12 Вадим Мурашов. Дипломированный врач-психиатр, кандидат медицинских наук и преподаватель факультета социальной медицины академии имени Маймонида, Мурашов был назначен на должность директора ПНИ в декабре 2011 года. Через год Вадиму не продлили контракт, забор остался на том же месте, что и раньше.

Причины, по которым Вадим пришел работать в ПНИ, личного характера: «Мой отец, офицер, умирал безногим, — объясняет Мурашов. — Я впервые в жизни столкнулся с нашими социальными службами, понял, что от них индивидуального подхода к людям не дождешься. Подумал, что нужно действовать самому».

Ульяновская область, 1991 год Татарстан, 1990 год Татарстан, 1990 год

После этого Вадим попал на прием к Владимиру Петросяну, руководителю департамента социальной защиты населения Москвы — именно это ведомство курирует городские ПНИ (всего их в столице 21).

«Я предложил Петросяну устроить первый российский интернат, действующий по принципу государственно-частного партнерства, — вспоминает Мурашов. — Я был готов найти инвесторов и брался выполнять заказ от департамента соцзащиты на обслуживание больных людей, причем с солидной для государства экономией. По такому принципу устроены западные учреждения для людей с неврологическими и психиатрическими проблемами. В таких учреждениях люди живут под социальным присмотром: в определенное время приходит сиделка, напоминает о приеме лекарств, помогает умыться, выводит на прогулку в парк, в магазины в город, потом — в столовую. Под социальным присмотром в таких учреждениях — не более 50-ти подопечных, а у нас в интернатах живут по 500 человек. Их по команде выводят на прогулку, сигареты выдают поштучно и за хорошее поведение, а конфеты из столовых в комнаты забирать категорически запрещено, а то оставят без прогулки».

По словам Мурашова, в департаменте к его идее отнеслись благосклонно: «На первой же встрече мне было предложено самому стать директором ПНИ, диплом психиатра к этому располагал. Петросян сказал: «Давайте перед тем, как вы будете делать частное учреждение, вы поработаете в государственном учреждении, а потом уже начнете действовать сами». После этого со мной подписали годовой контракт».

При Мурашове обитатели ПНИ №12 играли в футбол, выходили в город, участвовали в конкурсах и соревнованиях и даже — об этом Вадим вспоминает с особенной гордостью — катались на лошадях.

Мурашов пытался изменить внутренний распорядок в интернате: «Социальные стандарты были разработаны после войны и давно не пересматривались: например, пациентов без конца кормят кашей и хлебом, они тучные, малоподвижные. К тому же, в одном и том же месте содержат сохранных больных, способных себя обслуживать самостоятельно — аутистов, людей с синдромом Дауна, больных легкой формой ДЦП — и пациентов с болезнью Альцгеймера, которым нужна постоянная помощь. И даже тех, кто способен обслуживать себя самостоятельно, редко выпускают на улицу. Такого рода интернаты — закрытые учреждения, это повелось еще с советских времен, когда психиатрические лечебницы использовались для решения конкретных задач карательной психиатрии. Сейчас эти задачи не стоят, но сама система сохранилась».

С энтузиазмом неофита Мурашов решил провести анкетирование по всем ПНИ Москвы: «Я хотел выяснить, что за персонал работает в интернатах и почему он вообще туда идет. Мне было интересно понять, какова стоимость услуг, предоставляемых ПНИ, сколько стоит один койко-день, какие больные там находятся и кто из них лишен дееспособности, а кто — нет».

Ни один из московских интернатов не принял участие в анкетировании, все отказались. Пансионат по западной схеме Мурашов так и не построил. Он считает, что годовой контракт ему не продлили потому, что он попытался изменить систему.

За год в психоневрологические интернаты Москвы поступает тысяча человек; в общей сложности, в интернатах города живут десять с половиной тысяч пациентов (из них 8245 — мужчины в возрасте 18-58 лет). Около пяти тысяч попали в ПНИ из коррекционных детских домов без психиатрического переосвидетельствования.

28-летний Дмитрий Кувшинов никогда в жизни не видел своих родителей и даже не знает, как их зовут. С виду он производит впечатление обычного молодого человека, каких сотни в метро и на улицах. Он помнит себя с пяти лет — в этом возрасте он находился в коррекционном детском доме №7, рядом с метро «Новые Черемушки». Видимо, уже тогда у него была «инвалидность по умственному заболеванию», вот только по какому именно, Дима не знает и никто ему не говорил.

О том периоде он рассказывает связно и слегка старомодно: «Из детства мне запомнилось многое: и плохое, и хорошее. Вот вздумаешь побаловаться, так тебя нянечки отругают очень здорово: и скакалками побьют со всей силы, и голышом на крапиву кладут. Топили несколько раз: помню, мне лет девять, так они вот что удумали — набрали полную ванную холодной воды до верха. Руки, естественно, заломали, ноги держали, и — головой вниз, таким макаром наказывали. А если до ванны лень тащить, санитарки наливали большой керамический таз, туда хлорку сыпали, и опять же — головой до дна. Сами сидят, чай пьют».

Когда Кувшинову исполнилось 17 лет, из детского дома его перевели в ПНИ в Филимонках: Дима живет в комнате с двумя соседями, у них есть один телевизор и шкаф, а в тазу на полу — улитки и черепаха. Правда, Диме приходится убирать весь этаж, но это ерунда. Главное, радуется Дима, в последние два года жить стало попроще: «Аминазин людям реже дают, а от него ведь целые сутки спать хочется, так и не заметишь, как жизнь прошла. И галоперидол теперь не всем колют, а только некоторым, но их так скрючивает, что смотреть больно». Еще радостно, что охрана бить перестала, а то один раз такое было: Дима без спросу с девушкой за воротами встретился, так его охранники избили и закрыли на несколько дней в комнате социальной адаптации, где голые стены, мебели вообще никакой нет, только пара стеллажей, на которых нужно спать. Потом его долго шатало.

О том, что Кувшинову как выпускнику детдома по достижении 18 лет положена отдельная квартира, он узнал лишь через десять лет — жилье он не получил, и получит ли когда-нибудь — неизвестно. «Наверное, государству удобно было меня сплавить, а квартиру мою перепродать», — размышляет Кувшинов (за последний год российское государство предоставило выпускникам коррекционных детских домов всего 24 квартиры).

Жить в интернате Дима категорически не хочет: «На воле и в интернате — это две большие разницы. На свободе ты живешь вольно, ты кому-то себя посвящаешь. А в интернате все под присмотром. Зачем там жить?» Год назад администрация ПНИ разрешила Диме подрабатывать грузчиком в гостинице «Турист», но после работы он обязан возвращаться в интернат. Его место жительства — там.

Годовой бюджет, выделяемый московским департаментом соцзащиты интернатам, составляет 7,4 миллиарда рублей. Простой арифметический подсчет показывает: на каждого жильца выходит по 60 тысяч рублей в месяц (в провинции эта цифра составляет примерно 50 тысяч рублей в месяц на одного человека).

«Я долго думала, почему в ПНИ так охотно берут молодых людей и мужчин среднего возраста, — говорит Мария Сиснева, психолог правозащитной организации «Гражданская комиссия по правам человека». — Потом меня осенило: деньги в бюджет интерната идут колоссальные, а если человек молодой, то финансирование на него будет выделяться много лет. Пожилого человека брать невыгодно: он проживет года два-три, да и проблем с ним гораздо больше, потому что за ним нужен круглосуточный уход. Мне доподлинно известны случаи, когда за то, чтобы устроить своих сенильных родственников в интернат, люди давали взятки от 25 до 50 тысяч рублей. А молодых берут не глядя».

Алексей Вовченко, заместитель министра социальной защиты населения России рассказывает: «Более 30-ти процентов в ПНИ — молодые люди из специализированных детских домов. Их и по хозяйству используют, и на ставку санитаров берут. Пожилые в очереди годами стоят, а директора интернатов радуются, когда молодежь из детдома в ПНИ приходят. Молодые ведь не только огород копают, они и ремонт сделать могут — уж что-что, а трудовые навыки им в детских домах прививают. А эти люди могли бы жить самостоятельно под социальным надзором».

С Таней Багдасарян мы встречаемся в библиотеке для слабовидящих неподалеку от метро «Проспект Мира». 36-летняя Таня, дипломированный тифлопедагог, сидит за столом и читает «Алису в стране чудес» на английском «брайле».

У Багдасарян тот тип внешности, который принято называть уютным: круглое лицо, очки с сильными диоптриями, волосы собраны в «корзинку». Рядом с креслом — костыли.

Когда-то она училась в обычной школе, где ей очень нравилось, вот только учителя сердились, что она их с первого раза не понимает. Учительница велела Таниной бабушке идти с внучкой в поликлинику: Тане поставили диагноз «органические поражения центральной нервной системы», и девочку повезли в коррекционную школу, на пятидневку. Ей казалось, что там будет весело, много детей и игрушек, а летом — разные игры. И детей действительно было очень много, вот только никто с ними особенно не играл. Я спрашиваю Таню, обижал ли ее кто-нибудь, в ответ она молчит.

Позже Багдасарян перевели в психоневрологический интернат: она говорит, что хотела бы жить отдельно, но собственности у нее нет — квартиру, в которой Таня прописана, недавно приватизировала ее мама. «Я маму спрашивала, как же так, почему я собственницей не стала, — рассказывает Таня. — Мама мне ответила: «Ничего страшного»».

Сейчас Багдасарян живет в столичном ПНИ №25 (правда, иногда остается у мамы), где отделения всегда закрыты на ключ, в комнатах — по четыре человека, палаты — как в больнице. «Хорошо бы у нас была своя комната и мы бы сами покупали себе мебель, — жалуется Таня. — А то у нас только кровати, тумбочка, маленький шкаф — все это на четверых».

Багдасарян показывает мне фотографии своих соседок. Наташа Шмаева, ей 70 лет, она плохо слышит и мало что видит; в ПНИ ее перевели из дома для слепоглухих в Сергиевом Посаде. Катя Клименко, ей 19, она прекрасно соображает, но никто в детском доме не научил ее читать и писать. Маша — ей было 20 лет, недавно она «умерла от тоски», поскольку ей было запрещено выходить в город.

Сама Багдасарян дистанционно окончила Московскую открытую социальную академию по специальности «коррекционный педагог», активно пользуется интернетом и постоянно смотрит сайты западных социальных учреждений. «Вот в Европе и США совсем другие дома. Там один человек живет в комнате, где так красиво все расставлено, — мечтает Багдасарян. — А у нас все перемешаны: тяжелые больные в одной комнате с молодежью, никакой самостоятельности нет, даже чай сделать нельзя, потому что чайники — под запретом».

Представившись посетителем, я прохожу в ПНИ №25 — серое четырехэтажное здание, окруженное глухим забором, неподалеку от метро «Петровско-Разумовская».

В здании совсем недавно закончился ремонт; стены облицованы светлым деревом, полы — розовым кафелем. В холле — гарнитур из кожаных кресел с причудливо изогнутыми спинками и подлокотниками. На стене, в плексигласовых карманах, висят правила: «Администрация интерната рада обеспечить для вас наилучшие условия для проживания, отдыха, проведения досуга и, кроме того: обеспечить всех медицинской помощью, обеспечить безопасность нахождения в интернате, контролировать содержание посылок и передач, обеспечить приглашение священнослужителя». Рядом предупреждение, выписанное каллиграфическим почерком: «Главным врачом могут быть ограничены следующие права: вести переписку без цензуры, получать и отправлять посылки, пользоваться телефоном, принимать посетителей, иметь и приобретать предметы первой необходимости, пользоваться собственной одеждой».

Все отделения в ПНИ — закрытые, посетители общаются с жильцами только на межлестничных площадках, где стоят кресла. Дважды в день жильцов выводят на свежий воздух: строем, в прогулочный дворик. В центре двора — столик, на нем два ящика, в одном таблетки, в другом сигареты. За столиком стоит медсестра. Съел таблетку — получи сигарету. Мужчины во дворике одеты абсолютно одинаково, в казенное: джинсы, клетчатые рубашки, белые кепки. Женщины в одинаковых теплых халатах, поверх накинуты серые кофты.

«Петров, ты еще одну сосиску хочешь? — весело спрашивает медсестра больного лет 30-ти. — Пусть твой папа сходит, купит. Ах, у тебя папы нет? Тогда жди, пока дадут».

Теплый солнечный день. Медсестры и санитары сидят у входа во дворик на лавочках. Смеются, курят.

По данным московского департамента социальной защиты населения, «около 80 процентов бюджетных средств составляют выплаты на заработную плату с начислениями».

У сотрудников российских ПНИ зарплата гораздо выше, чем у их коллег из других лечебных учреждений: в среднем директор московского интерната получает 80 тысяч рублей в месяц, заведующий отделением — 60 тысяч, медсестра — около 40 тысяч, санитарка — 30 тысяч. Такие высокие зарплаты объясняются еще и тем, что штатное расписание в стандартном российском интернате заполнено на две трети, а оставшиеся ставки делят.

«У нас в интернате многие не умеют читать и писать, хотя могли бы, — сокрушается Таня Багдасарян. — Я стала сама учить, пошла к директору, попросила взять меня на работу дефектологом, все равно у нас в ПНИ его не было. Мне сказали: «Танечка, учи бесплатно, у нас этой ставки нет»».

Ульяновская область, 1992 год Ульяновская область, 1991 год Ульяновская область, 1991 год

«Известно, что у подмосковных медсестер и санитаров, работающих в московских интернатах, хватает денег на то, чтобы снимать себе квартиру в городе, — язвительно говорит психолог Надежда Пелепец. — При этом администрация интерната отбирает у проживающих 75 процентов пенсии за стационарное обслуживание». Надежда досконально изучила систему российских интернатов, поскольку из них последние четыре года не выходит ее жених Андрей Дружинин.

В 2005 году они работали вместе в детском реабилитационном центре «Наш солнечный мир» (в то время он находился в московском районе Текстильщики): Пелепец — волонтером, Дружинин — коневодом на иппотерапии. «Мы два года общались с Андреем на уровне «привет-пока», я знала, что есть такой чувак, сохранный аутист, пришел из института коррекционной педагогики, — вспоминает начало их романа Надежда. — Я знала его в лицо, знала, как его зовут, и все. Было видно, что он стеснителен, что ему трудно разговаривать, но не более того».

В 2007 году у Андрея случился нервный срыв, и он отпустил из конюшни всех лошадей. Лошадей поймали где-то рядом со станцией метро. Андрею, по словам Нади, до сих пор ужасно стыдно за то, что он сделал: «Я его потом спрашивала: «Ты ведь не думал, что лошади будут жить долго, счастливо и уйдут из Текстильщиков в пампасы?» А он мне: «Нет, конечно. Что ж я, дурак?» — «А зачем выпустил-то?» — «В знак протеста». Там такая была история: Андрей хотел пасти лошадей, другие не хотели, и он таким дурацким способом самовыразился».

После акта самовыражения двоюродная тетя Андрея (заместитель главного врача Московской областной психоневрологической больницы для детей с поражением ЦНС с нарушением психики) Надежда Черлина уговорила его «подлечиться стационарно» в психиатрической больнице №13 в Люблино.

Затем Андрей оказался в ПНИ №25. «У него был лишний вес от лекарств и короткая стрижка, — описывает Надежда внешность Андрея. — Когда я его увидела и спросила, как у него дела, он ответил, что невесело каждый день просыпаться и думать, что в этом месте проведешь остаток жизни. В этот момент меня накрыло, я стала к нему ходить. Кроме тети, родных у Андрея не было: мама умерла в 2004 году… И вот, представляете себе, в какой-то момент тетя попросила Андрея оформить на нее генеральную доверенность, тут же подала заявление о лишении его дееспособности, и в принадлежащую ему трехкомнатную квартиру на площади Ильича радостно вселился ее сын Антон Черлин».

Про историю с квартирой Надежда узнала в начале лета 2011 года — и сразу же начала действовать: «Пошла, взяла выписку из ЕГРП (единый государственный реестр прав на недвижимое имущество и сделок с ними — прим. «Ленты.ру») и тут же выяснила, что собственником квартиры является Андрюхин двоюродный брат. Надежда Черлина квартиру путем купли-продажи отдала своему сыну».

Сделка была оспорена в суде: Дружинин выиграл, но Черлина подала апелляцию. Надежда поняла, что «нужно из этой ситуации как-то выковыриваться и срочно выбираться из интерната».

Для того чтобы Андрея признали годным к самостоятельному проживанию, была назначена стационарная экспертиза в институте имени Сербского. Я видела запись интервью Дружинина до этой экспертизы: чуть полноватый спокойный брюнет со связной речью, доходчиво объясняющий, что в интернате свободы нет, а значит, нормальной жизни — тоже.

Я видела его лично после экспертизы в институте имени Сербского и четырех лет жизни в интернате. Теперь это грузный молодой человек с встревоженным выражением лица и с неаккуратной стрижкой; он не в состоянии дать ответ на любой, даже самый простой, вопрос. «Андрюху просто залечили, — злится Надежда. — Ему назначали азалептин, галоперидол, аминазин в неслабой дозировке. От этого он был на человека не похож». Надежда считает, что его как будто специально залечивали до такой степени, чтобы он больше никогда не пытался жить самостоятельно.

Все началось с клеща, который в 2004 году укусил на полянке Кирилла К., спортсмена и водителя рейсового автобуса по маршруту «Царское село — Санкт-Петербург». Кирилл занимался ушу. На дворе было лето, тренировки в клубе закончились, он решил потренироваться самостоятельно. По его словам, «что-то изобразил в лесу рядом с Павловском», затем вернулся домой, в город Пушкин; принял душ, заметил торчащего из ноги клеща. После того как клещ был благополучно извлечен, в больнице имени Боткина Кириллу прописали профилактические противоэнцефалитные препараты. Они, увы, не помогли. Его месяц лечили от клещевого энцефалита амбулаторно, а еще через два месяца Кирилл оказался в психиатрической лечебнице в селе Никулино (Ленинградская область).

«Моя жена Людмила, учительница французского языка в пушкинской школе, пошла в психоневрологический диспансер, сказала, что я веду себя неадекватно, включаю газ на кухне, не закрываю входную дверь. Мне велели явиться в диспансер, поставили на учет к невропатологу, но на этом моя история не закончилась», — излагает свою версию событий Кирилл. Ему 54 года, выглядит он на 15 лет моложе, в его шестиметровой комнате в коммунальной квартире — боксерские перчатки и велосипед.

В психиатрическую лечебницу Кирилла забрали зимой 2005-го, ночью, когда он вышел выносить мусор из квартиры: «Я вышел из квартиры, жена захлопнула за мной дверь. Подхожу к мусорному баку, через пять минут подъезжает карета «Скорой помощи»: «Гражданин такой-то? Пройдемте с нами». И все, повезли в Никулино».

Азалептин, аминазин и галоперидол, активно применяемые в российской психиатрии, — лекарства-нейролептики (антипсихотические средства). Азалептин усиливает действие снотворных; побочные действия: головокружение, сонливость, головная боль, обморочные состояния, ажитация. Побочные действия при использовании аминазина похожие — сонливость и головокружение, а также пароксизмально возникающие судороги мышц шеи, языка, дна ротовой полости, тремор. Галоперидол может вызвать головную боль, бессонницу или сонливость, состояние тревоги, обострить психоз и галлюцинации, привести к причмокиванию и сморщиванию губ, надуванию щек, быстрым движениям языком, неконтролируемым движениям рук и ног.

Больше всего в клинике ему запомнились уколы аминазина, от которых ему было нечеловечески плохо: «Давление — 50 на 60, я ходить вообще не мог, пластом лежал, как и все остальные». Параллельно с этим Людмила подала заявление в суд с просьбой признать ее мужа недееспособным. Кирилл вспоминает, как его возили на суд: «Моя зимняя одежда, в которой меня из дома привезли, куда-то делась. Мне дали тулуп с чьего-то плеча и валенки разного размера. Кто-то из врачей увидел меня, пошутил: «Прямо как большевик перед расстрелом». На суде было что-то ужасное: Людмила, с которой мы прожили много лет, говорила, что я сахар мимо чашки сыплю, духовкой пользоваться не умею, не соображаю ничего. Она настаивала на том, чтобы из психиатрической лечебницы меня сразу же перевели в интернат».

Спасло Кирилла то, что его друг нашел в почтовом ящике рекламную листовку адвокатской конторы «Онегин»: «Адвокатская помощь в медицинских ситуациях, помощь больным в психиатрических учреждениях». С этого момента делами Кирилла стал заниматься питерский адвокат Дмитрий Бартенев.

Бартенев — единственный российский адвокат, который успешно вытаскивает подзащитных из психиатрических заведений. Он с легким смешком вспоминает свое первое дело: молодой человек решил устроиться проводником на РЖД, на собеседовании обмолвился о своей гомосексуальной ориентации, а дальше получил отказ в месте «по причине психического заболевания, а именно — «гомосексуализма»». Тому молодому человеку настоятельно рекомендовали пройти психиатрическую экспертизу в больнице; Бартенев быстро и с блеском доказал, что гомосексуальность и психиатрические заболевания не имеют между собой ничего общего.

Случаем Кирилла К. адвокат занимался без малого четыре года: «Для того чтобы суд признал Кирилла вменяемым, нам пришлось пройти пять психиатрических экспертиз в больницах. Жить ему было негде, жена домой не пускала, но и это не главное: вы даже не представляете, какие требования к дееспособности предъявляют врачебные комиссии. Вы, например, легко можете потерять мобильный телефон, ничего страшного в этом не будет. Но если это сделает человек, проходящий психиатрическую экспертизу в больнице, то это будет прямым свидетельством его недееспособности».

Так, Кирилла спрашивали, умеет ли он пользоваться интернетом и компьютером, хотя ни то, ни другое водителю не требуется. «В целом проблема психиатрии в России связана с тем, что в пациентах психиатрических заведений не видят личность. Не ведется диалог с пациентом на равных, — уверен адвокат Бартенев. — Российская психиатрия претендует на решение всех проблем: закрыть, изолировать, запретить думать самостоятельно».

Трудами Бартенева Кирилла восстановили на работе, ему даже выделили комнатку в коммунальной квартире. Не случись этого — он жил бы в одном из психоневрологических интернатов Ленинградской области.

Психоневрологический интернат №3, расположенный под Петергофом, — один из самых больших в России. На пяти этажах — 1080 человек. В здании два корпуса, которые активно ремонтируются; ремонт только одного из них обошелся в 150 миллионов рублей. Годовой бюджет ПНИ — 477 миллионов рублей. Все корпуса снаружи облицованы серой потрескавшейся плиткой, а построены, судя по виду, в середине прошлого века. Внутри рабочие в оранжевых куртках активно сверлят полы, красят стены; видны всполохи газосварочных аппаратов.

По интернату меня водит директор учреждения, врач-травматолог Наталья Зелинская. В молодости она рванула из Донецка в Петербург да так и осталась.

Она ведет меня мимо обшарпанных лифтов и тюков с грязным бельем, которые лежат в коридоре, и объясняет: «Видите, тут обои пациенты руками заляпали? Мы два года назад ремонт делали, обои новые поклеили. Теперь все переделываем, плитку кладем». На вопрос, почему нельзя было положить плитку с самого начала и не тратить деньги дважды, Зелинская не отвечает.

Внутри самих корпусов народу немного — почти у всех, уверяет Зелинская, прогулка. Мне показывают пустые палаты — в каждой по десять аккуратно заправленных кроватей под пестрыми одеялами. На стенках — рисунки карандашом. Шкафов практически нет, одни тумбочки.

В каждом отделении — два туалета и два душа; для больных-колясочников предусмотрена помывочная — одна на этаж.

Питерская благотворительная организация «Перспективы», специализирующаяся на помощи инвалидам, сделала душевые комнаты для лежачих больных: санузлы для 12-ти палат обошлись в один миллион рублей; администрация интерната не потратила ни копейки. Зато интернат полностью оборудовал несколько «элитных» комнат. Они находятся на первом этаже; он прихотливо устроен — поделен на две неравные части. В первой — однокомнатные квартиры, оборудованные мебельными стенками, диванами, кроватями, плазменными телевизорами и компьютерами. Двери добротные, вишневого дерева. В таких помещениях живут люди, заслужившие, по словам Зелинской, «доверие руководства».

Ульяновская область, 1999 год Ульяновская область, 1999 год

Мы заходим в одну из квартир, где юноша в серой толстовке играет в игру на компьютере с большим монитором. По соседству с ним живет крепкий рыжеволосый Игорь с наколками на руках, на вид — лет 30 с лишним. Когда-то, рассказывает Зелинская, Игоря перевели в ПНИ из детского дома за девиантное поведение; теперь он «исправился», помогает администрации, работает санитаром. На накачанных плечах Игоря трещит белоснежный халат, сквозь халат просвечивает футболка с надписью «Rich».

Поигрывая желваками, Игорь глядит на толпу беззубых и шатающихся мужчин, которых толпой загоняют в душ. Все эти люди живут во второй части этажа, в специализированном отделении для людей, прошедших принудительное лечение в городских психиатрических лечебницах.

В отделении — палаты на десять человек; железные кровати привинчены к полу, дверей в комнатах нет. На собравшихся перед душевой мужчин без брюк, одетых только в застиранные коричневые рубашки, Игорь смотрит как пастух на нерадивых овец.

При этом ПНИ №3 — единственный интернат в Петербурге, в котором позволено работать волонтерам. В остальные восемь интернатов города не пускают никого, кроме родственников. По мнению руководителя «Перспектив» Марии Островской, именно в силу закрытости в этой системе распространены уголовные порядки: «В интернаты попадают и престарелые люди с психическими нарушениями, и алкоголики, которые допились до умственной отсталости, и уголовники, и люди из детских домов, которых некуда деть. Часть людей совершенно не адекватна в своих возможностях, и этим пользуются остальные: например, есть сексуальное насилие одних сильных мальчиков над другими. Я недавно ездила в интернат Звенигорода. Там, со слов пациентов, сильные бьют слабых скрученными и вымоченными в соленой воде полотенцами».

В 2008 году аппарат уполномоченного по правам человека Пермского края Татьяны Марголиной провел проверку нескольких ПНИ (всего в регионе их 15). После проверки был опубликован доклад «Соблюдение прав лиц, постоянно проживающих в психоневрологических домах-интернатах Пермского края». Согласно документу, в интернатах были выявлены случаи смерти проживающих — ввиду несвоевременности оказания медицинской помощи; высокая скученность проживания; направление проживающих на лечение в психиатрические стационары и применение к ним необоснованного лечения психотропными препаратами в качестве наказания. За работу в интернате проживающим не платили ни копейки.

Доклад Марголиной стал одной из первых попыток показать ситуацию изнутри, он наделал в крае много шума: например, после его публикации во всех 15-ти интернатах был сделан ремонт. Тем не менее с течением времени сообщений о правонарушениях в ПНИ становилось все больше.

Хроника такова: в 2009 году прокуратура Октябрьского района Екатеринбурга предъявила иски к психиатрам и сотрудникам психиатрических заведений из-за нарушений прав пациентов-подопечных на жилье. Так, врач-психиатр Зубарева оформила опекунство над недееспособным Савельевым, зарегистрировалась в его квартире, приватизировала квартиру своего подопечного и отправила его в Березовский психоневрологический интернат (Свердловская область). По той же схеме врач-психиатр Недотко выселила из квартиры недееспособного Богуславского, врач Цихалевская лишила собственности свою же пациентку Войкову, а врач Гаврилова — больную Гребенникову.

В феврале 2013 года главного бухгалтера интерната в городе Сальск (Ростовская область) арестовали по подозрению в хищении 15 миллионов рублей. В одном из ПНИ на границе России и Казахстана зафиксировали случаи изготовления жильцами сосновых гробов: впрок, для собственных нужд, и на продажу.

В марте 2013 года в Чувашской республике в суд было направлено дело директора Шомиковского психоневрологического интерната Сергея Вачаева и директора обществ с ограниченной ответственностью «Компания Дайм», «Аватар», «Альбатрос» и «СК Дайм» Алексея Дмитриева. По версии следствия, Вачаев заключил 19 государственных контрактов с ООО «Компания Дайм», «Аватар», «Альбатрос» и «СК Дайм», возглавляемых Дмитриевым, на выполнение текущего ремонта на общую сумму свыше двух миллионов рублей. Несмотря на то, что Дмитриев не выполнил даже половину от обещанного, Вачаев подписал фиктивные документы, свидетельствующие о приемке всего объема работ. На этом основании два миллиона были перечислены на счет фирм Дмитриева. В итоге суд приговорил Вачаева к пяти годам лишения свободы и штрафу в размере 500 тысяч рублей; Дмитриев получил два с половиной года колонии и штраф в 300 тысяч рублей.

В марте 1999-го в результате возгорания в корпусе ПНИ в селе Михайловском (Вологодская область) погиб 21 человек; в поджоге признался один из пациентов, он был признан полностью невменяемым. В декабре 1999-го пламя охватило ПНИ Приморска (Ленинградская область), погибли 22 человека; причина пожара не установлена. В октябре 2002-го пожар в ПНИ в подмосковном поселке Филимоновка унес жизни шестерых детей; причина не установлена. В поселке Дмитровский Погост (Шатурский район Московской области) в декабре 2005-го сгорел психоневрологический диспансер; в огне погибли семь пациентов. В апреле 2013-го при пожаре в психиатрическое лечебнице в поселке Раменский (Московская область) погибли 38 человек; некоторые пациенты были привязаны к кроватям, поскольку страдали тяжелой формой заболеваний. В ночь с 12 на 13 сентября 2013-го в ПНИ в Новгородской области произошел пожар; 37 человек погибли.

«Зайдите в любой интернат, там всегда будет идти ремонт, — уверяет бывший директор ПНИ №12 Вадим Мурашов. — Потому что ремонт — это тендеры, это выгодно. При этом от ремонта мало толка: для интернатов нужно строить новые помещения, а не бесконечно латать многопролетные здания, в которых раньше были заводы и ПТУ».

По мнению Мурашова, существующие ПНИ мало пригодны для лежачих и тяжелых больных: «Там не пандусы, а узкие многопролетные лестницы. Сколько одна медсестра может колясочников при пожаре вытащить — кто-нибудь над этим думал?»

Мурашов уверен: большое количество людей, погибших при недавних пожарах в интернатах Московской и Новгородской областей, вызвано именно этим.

«Интернаты для нас на данный момент — наибольшая проблема», — признается Алексей Вовченко, заместитель министра труда и социальной защиты России. Он согласен с тем, что существующая сеть не выдерживает никакой критики: люди с тяжелыми заболеваниями лежат на втором и третьем этажах, будет пожар — опять будут жертвы. «В Москве и Петербурге интернаты расположены в городах, а в области — здания старые, это может быть все что угодно — завод, училище, хлев, конюшня, лишь бы подальше, лишь бы с глаз долой. При этом директор интерната — микрогосударь, у него — подсобное хозяйство, он посторонних пускать не хочет. Эту систему необходимо открывать для общественного контроля», — отмечает Вовченко.

«Наша система как будто говорит: поедешь в интернат и оттуда не вырвешься», — разъясняет Андрей Горшков, основатель сайта tvoritdobro.ru (занимается поиском и систематизацией информации для людей с ограниченными возможностями).

Горшкову 36 лет, при рождении у него диагностировали детский церебральный паралич. Мама по совету врачей от Андрея отказалась, и его поместили в детский дом. Про тот период своей жизни Горшков помнит одно: «В одной палате 20 человек, условия тюремные. К нормальной жизни тебя никто не подготавливает. Хочешь читать и писать — учись сам. Мне, допустим, повезло, я много времени провел в городских больницах, там лежали дети «с воли», из обычных семей, они мне здорово помогли. И все равно до 21 года меня держали в детском интернате, потом перевели во взрослый».

Когда Андрей попал в московский ПНИ №30, то сразу сказал: «Я у вас ненадолго задержусь». В итоге он провел в интернате больше года и чудом добился перевода в пансионат ветеранов войны и труда. Таких пансионатов, объясняет мне Горшков, на всю Россию — всего 12, в них люди живут в больших комнатах по двое и на прогулку выходят, когда захочется. Но никто в детском доме не рассказывает воспитанникам о том, что они могут там жить.

Я спрашиваю, каким образом ему удалось перевестись в пансионат, и Горшков отвечает предельно скупо: «Помог один знакомый». Много позже Андрею даже удалось получить квартиру.

Он пытался самому себе доказать, что можно найти выход из интернатской системы: «Ты все время боишься, что с тобой завтра могут что-то страшное сделать. Ударят, на уколы посадят, превратят в овоща, направят за любое нарушение режима в психушку».

Когда я спрашиваю его про самый страшный случай, который случился с ним в интернате, Горшков долго смотрит на меня широко расставленными темными глазами: «Вы знаете, я такое видел… Я не буду про это говорить… Но мои знакомые в одном из интернатов спрыгнули из окошка, насмерть. Вам это странным кажется, да? А я вам скажу: такое вполне может быть, если тебе говорят: «Ты никогда не получишь квартиру, ты вообще никому не нужен, ты всегда будешь жить здесь». Вы не понимаете, вы ведь не живете там, и не жили, и жить не будете никогда». Теперь он пытается мне объяснить все так, чтобы я поняла: «Они многим сломали судьбу, и мне — тоже».

На начальных стадиях мышление шизофренического характера не выглядит

Как вести себя с ребенком, в семье которого есть больные шизофренией? И можно ли предупредить эту болезнь? Наш эксперт — врач-психиатр, доктор медицинских наук, профессор Галина Козловская.

«Шизофренией ребенок заболевает на коленях у матери». Так говорят американские психиатры, изучавшие нарушение детско-родительских отношений на первом году жизни младенца. Наблюдения показали, что мать, имеющая шизофренический склад мышления, невольно транслирует его своему ребенку. Дело в том, что логика шизофреника принципиально иная. Ей свойственны некие тактические замыкания: выводы делаются совершенно неожиданно, на основании второстепенных признаков.

Впрочем, на начальных стадиях мышление шизофренического характера не выглядит болезненно-нелепым. Но оно сильно отличается от обычного. Влияют на формирование психики ребенка и эмоциональная уплощенность матери, ее внутренняя опустошенность и бездеятельность в быту. Таким мамам трудно справляться с простейшими домашними делами, соблюдением режима дня, диеты ребенка. У них все это носит вычурный характер. Ребенок вынужден приспосабливаться к шизофреническому типу поведения, и постепенно вся структура его личности приобретает субпатологический характер.

Хотя зафиксировано множество случаев детской шизофрении и при благополучных детско-родительских отношениях, так что это — лишь гипотеза. Однако если у ребенка есть предрасположенность к шизофрении, то для него крайне важно воспитание в четких, простых и понятных традиционных рамках. Более того, простота и понятность обыденных условий воспитания, соблюдение режима, ясность и предсказуемость поведения близких могут даже послужить профилактикой развития болезни!

Как распознать шизотипический диатез? Признаки проявляются с первых же месяцев. Одни дети невероятно спокойны, незаметны. На приеме у педиатра ведут себя сверхпассивно: не реагируют, когда их поворачивают с боку на бок, равнодушно смотрят в сторону, будто все это происходит не с ними. У них сниженный мышечный тонус и излишняя подвижность суставов. Другие, наоборот, беспокойны, почти не спят. Некоторые спят только на улице в коляске.

Второй признак — нежелание смотреть в глаза и улыбаться. Если с ними усиленно общаться, они обучатся нормальному реагированию. А если оставить все, как есть, шизотипальные особенности могут усугубиться.

Таким детям свойственны необычные страхи: белой пеленки, пищи какого-то цвета. Характерны и странные игры, игрушки: обломки, бумажки, веревочки.

Умственно они часто опережают обычных детей. Их речь хорошо развита, бывает достаточно сложной. Это приводит в восторг взрослых, не разбирающихся в психиатрии. Такие дети рано начинают складывать пазлы. Они рациональны, задают «научные» вопросы.

Дети, склонные к шизофрении, также:

• сильно избирательны в еде;
• чрезмерно увлечены какими-то абстрактными, «взрослыми» интересами, например палеонтологией, археологией, историей;
• обожают страшные сказки и пугающие игрушки. (Сейчас эти особенности шизоидных личностей усиленно подогреваются масскультурой).

Родителей должно насторожить и чрезмерное увлечение ребенка компьютером. Оно перерастает у них в одержимость. Подозрительно и пристрастие к телевизионной рекламе. Видимо, в ней есть нечто, рассчитанное на такой тип личности.

Дети, предрасположенные к шизофрении, предпочитают общаться со старшими ребятами, младших опасаются. Они легко контактируют со взрослыми, но в этих контактах есть легкая неадекватность, даже бестактность, отсутствие барьеров. Они рано начинают читать, любят взрослые книги, рассуждения. При этом инфантильны.

Шизотипальных детей надо беречь от стрессов. Им нельзя без предупреждения делать уколы, без подготовки помещать их в детский сад, вести себя с ними жестко и резко.

Им следует все объяснять, а не общаться с ними в приказном тоне, как это делают многие взрослые.

Родители, заметив интеллектуальные способности, часто учат их с 3 лет математике, иностранным языкам. Но такие нагрузки могут ухудшить их психическое состояние. Надо, наоборот, стимулировать в них детское поведение, усиленно привлекать их к реальной жизни, к домашним делам. Важно помочь им преодолеть страхи, научить их играть в детские игры по правилам, вовлечь в коллектив. Шизоиды эмоционально «заморожены», поэтому в них надо развивать сострадание. Можно проигрывать какие-то ситуации в сценках с игрушками, но осторожно, чтобы не стерлась грань между реальностью и вымыслом. Зацикленность на каком-то моменте — характерная черта ребенка с шизотипическим диатезом. Он в течение месяцев, а то и лет играет в одну и ту же игру, причем тоже вычурную. Например, шестилетний ребенок не откликается на свое имя, заявляя, что он. паровозик, ящерица или геометрическая фигура. Близкие пытаются ему внушить, что он заигрался, что производит плохое впечатление, но ребенок не считается ни с мнением других людей, ни с обстоятельствами.

Дети, предрасположенные к шизофрении, плохо вписываются в школьную жизнь. Привыкнув чувствовать дома свою исключительность, они в школе ведут себя нелепо, и их нередко приходится переводить на домашнее обучение.

Учиться же им нетрудно. Но для этого их надо вовлечь в коллектив, дать возможность проявить эрудицию, направить ее на благо класса. Надо помнить об их повышенной ранимости, обидчивости, обращаться к ним с уважением, не повышать голос, не высмеивать за инфантильность и неловкость. Они не всегда умеют сами одеваться, завязывать шнурки, часто бывают растеряхами.

Если же давить, у них возникает отторжение, когда ребенок как бы не слышит, что ему говорят, и делает свое. Таких детей надо ободрять, развивать у них моторику. Им необходимы физические упражнения, но из-за сниженного тонуса мышц и расхлябанных суставов нельзя требовать спортивных достижений. Тут нужна лечебная физкультура, плавание, танцы, лыжи, коньки.

По мнению психиатров, за последние годы заболеваемость шизофренией возросла. Шизоидов же, носителей генетической информации, которая может передаться по наследству, еще больше. На сегодняшний день — порядка 5%.

Поэтому, заметив у ребенка отклонения, обращайтесь за помощью. 30% заболевших шизофренией практически полностью выздоравливают! Это очень хорошие результаты. В практике наших врачей был не один случай, когда наступала нормализация состояния даже при тяжелой шизофрении, которая раньше считалась бесперспективной. Чем быстрее и энергичнее начать лечение, тем больше шансов выздороветь.

Наша справка

Эта болезнь приводит к распаду души, что отражено в самом названии: «шизо» — расщепление, «френо» — душа. Чаще всего она начинается в юности и поражает людей одаренных. Но впоследствии у больного может развиться слабоумие, и его таланты не будут реализованы.

Причины шизофрении до сих пор неизвестны, хотя уже доказано, что большую роль здесь играет наследственность. Есть вирусная теория, утверждающая связь болезни с внутриутробным поражением плода определенными вирусами. Есть теория иммунологическая. А есть «диатез-стресс-теория», зародившаяся в США и получившая серьезную научную поддержку у нас. Именно этой теории придерживается доктор медицинских наук, профессор Галина Вячеславовна Козловская и сотрудники возглавляемого ею отдела НИИ охраны психического здоровья РАМН.

Суть теории в том, что некоторые дети рождаются с предрасположенностью к шизофрении («диатез»— предрасположение, риск). Но она может и не развиться, если не будет стрессов, которые как бы разархивируют генетическую программу, запуская механизм развития болезни.

Организм ребенка бурно растет и развивается. Психическая жизнь находится в таком же динамическом процессе. Значит, на клиническую картину психичес­кого заболевания накладывается отпечаток роста. Ребенок — маленький челове­чек в развитии, следовательно, и психическая жизнь — не завершена в развитии, так же как и психическая патология. Идет обмен «ударами». Болезнь наносит «удар» по процессу развития, и он видоизменяется — замедляется, деформируется или приостанавливается. Но и развитие наносит «удар» по клинической картине болезни, и она становится иной — незавершенной, отрывочной, парадоксально мозаичной. Рассмотрим примеры детской шизофрении со схожей симптомати­кой, но с разным финалом. В сравнении легче будут восприниматься особеннос­ти детской шизофрении. Два других примера дадут представление о негативных проявлениях и прогредиентном течении процесса.

Поступил по направлению детского психиатра с жалобами (со слов мамы) на тре­вожность, боязнь темноты, ночные пробуждения со страхом. Боялся, что на улице зада­вит машина. Из анамнеза известно, что наследственность отягощена: дядя по линии отца находился под наблюдением у психиатра (со слов мамы). Родители являются члена­ми секты «Свидетели Иеговы».

(Отмечаем существенную генетическую отягощенность.)

Ребенок родился от первой беременности, протекавшей с токсикозом, на фоне анемии. Роды в срок, тяжелые, безводный период в течение 10 ч. По шкале Апгар 7—8 баллов. В ди­агнозе при выписке из роддома: ПП ЦНС, ХВУГ. На первом году наблюдался у невропатоло­га по поводу кривошеи, синдрома пирамидной недостаточности и внутричерепной гипер­тензии. В 6 мес. перенес бронхит, после чего отмечались РАП, проводилось лечение. Раннее развитие: в 2 мес. стал держать головку, в 11 мес. — ходить. Первые слова — к году, фразо­вая речь — к трем годам. В детский сад пошел в 2 года и 4 мес., адаптировался очень слож­но. Воспитатели говорили маме, что ребенок «. заторможенный. », мог «. задумывать­ся. », не обращая внимание на окружающую обстановку. С детства предпочитал играть в конструктор, собирал различные машины, порой придумывал для них какие-то новые фун­кции. Около трех лет появилась боязнь цветов, растений. Мальчик ходил только по асфаль­ту, если было необходимо пройти какой-то участок пути по траве, настаивал, чтобы его взяли на руки. Однажды у бабушки в гостях понял, что растительный орнамент есть на линолеуме, обоях, покрывале и т.д. Очень испугался, расплакался, стал беспокойным, затем нашел место, где часть линолеума была оторвана, встал туда, закрыл глаза, начал кри­чать, был напряженным, пока родители не увели его из квартиры.

(Заболевание манифестирует в 3-летнем возрасте с навязчивых страхов, сразу приобретших несколько вычурный необычный характер.)

Постепенно этот страх прошел. К моменту поступления боялся темноты, так как видел «. разные фантастики. Есть белый фантастик, это Нух. они меня могут за­брать в эту фантастику . ». Засыпал только со светом. За три месяца до поступления начал стесняться раздеваться перед родителями. С недавнего времени очень боялся по­пасть под машину, даже когда просто шел по тротуару. Любил, когда мама читала ему про планеты, космос.

Психический статус. Внешне опрятен. Выражение лица несколько экзальтирован­ное, глаза блестят. Двигательная сфера необычна: ребенок активно жестикулирует, принимает порой театральные позы с вытянутой вперед рукой, может во время беседы расхаживать по кабинету.

(В психическом состоянии ребенка сразу же обращает на себя внимание нео­бычная двигательная сфера — с элементами патетики и микрокататонической симптоматики.)

Внимание привлекается с трудом, крайне поверхностно, нужно по несколько раз за­давать один и тот же вопрос, акцентировать его на сути, так как нередки сначала от­веты мимо, затем, вникнув, отвечает. Многословен. Мышление расплывчатое, имеют место «соскальзывания», элементы обстоятельности. Характерны вычурные фразеологи­ческие обороты.

(Мы можем констатировать наличие качественных нарушений мышления, являющихся более типичными для больных более зрелого возраста.)

Дистанция со взрослыми несколько сокращена. Интеллект грубо не нарушен. Эмо­ционально неоднороден, временами парадоксален: спокойно прошел в отделение, оживлен­но беседуя с врачом, осмотрел все помещения, однако, увидев в игровой елку, насторожил­ся, замкнулся, встревоженно спрашивал: «Ведь не будем Новый год устраивать ?» В ходе расспросов выяснилось, что очень испугался, что его заставят отмечать Новый год, а в их семье этого не делается.

Психический статус во время пребывания в отделении. Внешне опрятен. Выражение лица спокойное. Мимические движения сдержанные. По приглашению прошел в кабинет, сел на предложенный стул. Поза непринужденная, периодически мальчик постукивает носком сандалии по полу. Внимание привлекается. В беседу ребенок вступает свободно, иногда, не удерживая должную дистанцию, переходит в разговоре со взрослым на «ты». На вопрос о его страхах заявил: «Я боюсь темнотучки. » Утверждал, что «. страх жи­вет в сердце, а фантастики живут в мозге . ». Описывал «. белый фантастик . » как «. треугольник с зубами. », который «. выходит из мозга, а потом исчезает в стене. »

(Происходит визуализация представлений, с возможным переходом в галлю­цинаторные, а затем в псевдогаллюцинаторные расстройства.)

Рассказ ребенок сопровождает активной жестикуляцией, но «видения» не вызывают ужа­са мальчика. Он утверждает, что видит их, но знает, что это кажется. В рассуждениях ребенка отмечаются аграмматизмы, некоторая расплывчатость наряду с тем, что словар­ный запас обширный и мальчику знакомы достаточно сложные термины. Употребляет вы­чурные выражения: «Яхочу дотронуться глазами до гирлянд на потолке. », «. чувствитель­ная опасность попасть под машину. » Характерны отвлекаемость внимания и «уход» от во­проса. Эмоционально скуп, своеобразен: по просьбе прочитать стихотворение о маме (довольно лиричное) повторяет строки монотонным голосом, утверждает, что больше всех родственников любит «. Иегову. » Голосом, лишенным соответствующих модуляций, про­чел, по его мнению, смешные стихи. В отделении увлекся шумными играми с идентификацией себя с животными: «. Я дядя-бабочка. » Игра может носить всепоглощающий характер. Общение с детьми складывается сложно, так как способность к установлению и поддержа­нию межличностных контактов ограничена.

При выписке. В состоянии ребенка отмечается положительная динамика: в поведе­нии более сдержан, упорядочен. Страхи беспокоят гораздо меньше, ребенок стал спокой­нее в сумерки, это отмечают и родители. Утверждает, что «фантастики» он не видит, по косвенным признакам можно судить о том же. Заключение логопеда: своеобразное раз­витие речи. Тоническое заикание легкой степени, ротацизм.

Заключение психолога: интеллект в развитии. Выявляется застревающий тип лич­ности (на уровне акцентуации).

ЭЭГ: умеренные диффузные изменения биоэлектрической активности головного мозга в сторону гиперсинхронизации мозговой ритмики. Гиперсинхронизация вырастает на фоне гипервентиляции. Очаговой активности не выявлено.

РЭГ: мозговой кровоток достаточный. Умеренная дистония артериальных сосудов. Реакция сосудов на нитроглицерин адекватна.

Общий анализ крови: СОЭ 5 мм/ч, лейкоциты 10xl(f, Hb 128 г/л. Общий анализ мочи: светло-желтая, прозрачная, плотность 1016. Белка нет. Плоский эпителий и лейкоци­ты — единичные в поле зрения.

Диагностирована шизофрения, детский тип. Непрерывное течение. Тревожно-фобический синдром.

Прошел курс лечения: феназепам 0,0005 по 1/4 таблетки 3 раза в день, рисполепт по 0,3мл, 50% раствор глицерина 1 ч.л. Зраза в день.

Хотя шизофрении уже несколько тысяч лет, само название этого самого серьезного из всех психиатрических расстройств вошло в обиход только в 1911 году. В древние аюрведических манускриптах 1400-го года до н.э. найдено подробное описание симптомов, которые очень схожи с шизофренией.

Человек, больной шизофренией, ведет себя и мыслит разобщенно, разбросанными, рассеянными фрагментами. Идеи и слова приходят к нему как будто из разных направлений, мысли и чувства приходят и уходят волнами, наплывами. Шизофреники страдают от ложных убеждений, например, о том, что их преследуют или хотят отравить. Шизофреник чувствует, что его контролируют неуправляемые силы. Больные шизофренией часто ведут одинокую жизнь, стараясь не взаимодействовать с людьми, поскольку люди для них – потенциальная угроза. Они часто слышат «потусторонние» голоса, а также у них бывают зрительные вкусовые и обонятельные «галлюцинации» — контакты с тонким миром. Все это сбивает шизофреника с толку, он не доверяет самому себе, не доверяет своей реальности, поскольку не понимает, что настоящее, а что иллюзорное.

Одной из причин этой болезни считают осложнения при беременности и родах.

Самая частая психосоматическая причина шизофрении – передача болезни по роду. Подавленные травмы, душевная боль, биологические последствия злоупотребления токсическими продуктами может переходить от предков и вызывать шизофрению у потомков.

Если в роду была наследственная история умственных расстройств – велика вероятность передачи болезни будущим поколениям. Умственные расстройства изначально могли возникнуть из-за длительных стрессовых состояний, тяжелых обстоятельств, вынужденного подчинения излишне доминирующим или контролирующим людям. Психосоматически это привело к ослаблению способности психики справляться с трудностями и порождению шизофрении. Тяжелые обстоятельства, возможно, вынуждали людей употреблять токсические средства (алкоголь, сильные медикаменты и т.д.), и это еще более усугубило состояние болезни.

Зачастую к порождению шизофрении в роду приводят травмы войны: когда предки были свидетелями массового уничтожения людей или сцен насилия, самоубийства.

Очень тяжелые, недоброжелательные и агрессивные отношения между отцом и матерью (и особенно поведение с намерением оскорбить, унизить другого, показать свое превосходство) до момента зачатия ребенка могут также привести к появлению или (проявлению по роду) шизофрении у ребенка.

С ведической точки зрения (по лекции Торсунова «Пять чувств и их связь с болезнями») шизофрения относится к болезням разума. В разуме человека отсутствует возможность слышать другого – т.е. принимать другую точку зрения, уважать его мнение, признавать авторитеты.

Эта точка зрения перекликается с мнением Лазарева С.Н., который видит источник психосоматики шизофрении в гордыне, и развивающейся из нее ревности. Лазарев считает, что шизофрения дается тем душам или родителям тех детей, которые погибают от гордыни, потому что эта болезнь понижает уровень гордыни в душе на 20%.

Медицина до сих пор на нашла средства для лечения шизофрении. Существуют лишь медикаменты, облегчающие проявление болезни.

Из-за своих устрашающих симптомов в далекие времена шизофрения считалась последствием одержимости злыми духами. Поэтому при ее лечении часто использовали методы экзорцизма. Действительно, одержимость при шизофрении во многих случаях имеет место. Но она является следствием болезни души и/или родовых проблем и попускается по Воле Бога. Поэтому экзорцизм без практик покаяния в данном случае может привести только к ухудшению ситуации. Сложность в том, что сам шизофреник не станет, в большинстве случаев, проводить никаких практик. Поэтому вся работа ложится на родственников, желающих ему помочь духовными методами.

Методы духовного целительства при этой болезни индивидуальны, но в большинстве случаев сводятся к молитве за род болящего (прощение и очищение грехов рода). При этом полного выздоровления может и не произойти, но будет значительное стабильное улучшение состояния человека и облегчение будущей судьбы рода.

Сын страдает навязчивостями, страхами, сложностью в общении, ухудшением речи. Диагноз под вопросом-ОКР или шизотипическое расстройство. Ищу родителей детей с похожими проблемами. Здесь можно писать истории о себе и о наших детях. Как ребёнок родился, как рос, как развивался — эти истории позволят нам поближе узнать друг друга. Истории наших детей

Сын страдает навязчивостями, страхами, сложностью в общении, ухудшением речи. Диагноз под вопросом-ОКР или шизотипическое расстройство. Ищу родителей детей с похожими проблемами.

Всего сообщений: 8
Рейтинг пользователя: 1

Дата регистрации на форуме:
22 мар. 2014

Самый активный участник голосования

Откуда: Сыктывкар
Всего сообщений: 5225
Рейтинг пользователя: 270

Дата регистрации на форуме:
15 фев. 2010

mamaDanila а в остальном по неврологии как? Кровобращение в голове не нарушено? Внутричерепное давление? Просто описание ранних проблем на эти мысли навело. А психиатры почему-то часто неврологию считают малозначащей, а неврологи при этом могут всё списывать на психиатрию, типа, «ваш доктор — психиатр» (ага, и аппендицит, видимо, тоже он же удалит в случае чего . ).
Хотя вот по сыну могу сказать, что связь между состоянием психики и неврологии — явная и сильная.

Психотерапевтической работы с детьми, похоже просто нет у нас в стране

Дата регистрации на форуме:
28 мая 2018

Откуда: Иваново
Всего сообщений: 19
Рейтинг пользователя: 0

Дата регистрации на форуме:
6 апр. 2017

Дата регистрации на форуме:
7 фев. 2015

Откуда: Германия
Всего сообщений: 61
Рейтинг пользователя: 0

Дата регистрации на форуме:
12 апр. 2018

Anemonas, вы не совсем правы-острый психоз с галлюционациями нужно купировать и по всем правилам это делается в стационаре. И подбор терапии-сложная вещь, особенно у детей тоже делается в стационаре. Дозу подобрать+корректор-целая наука.
Если этого не сделать-никто не даст гарантии, что теже «голоса»не прикажут больному выкинуться допустим изо окна и т. п.
Сколько уже было таких суицидов!
После каждого психотического синдрома-нарастает дефект личности, а это и слабоумие и апатико-абулический синдром.
Понятно, что сердце матери болит, когда видит синяки, ссадины у ребенка. Но надо понимать, что ПБ-это не санаторий и не детский сад со школой-там лечатся тоже тяжелые дети с различной псих. патологией, есть и извиняюсь буйные. ((((
Если хотят более или менее приличных условий, то надо м. б.перевестись в более легкое отделение или в др. ПБ, есть коммерческие клиники, но лечение там как правило очень дорогое, не все родители потянут. ((((.
Самое страшное сейчас, что неизвестны дальнейшие перспективы в плане лечения и прогноза. Тут нужен постоянный контакт с врачом. А его нет. ((((

Откуда: Испания
Всего сообщений: 1109
Рейтинг пользователя: 14

Есть два пути.
Можно находиться с ребёнком дома, в родных стенАх, присматривая за ним (кабы чего. ) + терапия назначенная врачом. И таким образом выйти из острого периода в ремиссию.
Можно в стационаре, на том же лечении + травмирующий фактор. но благо решётки на окнах, никуда не денется, просто будет «грушей» для бития.
По разному можно . родители делают свой выбор.

Алинкина мама пишет: «Но вы поймите, что если не подберут лечения-это будет действительно ужасно. «

Я то понимаю. Но почему подбор препаратов должен осуществляться исключительно в больнице, при постоянном издевательстве над ребёнком?! Вот это мне непонятно.
Или только там могут предоставить безопасность и грамотное лечение?! Ведущий врач-психиатр 70-ти лет, яркий представитель карательной психиатрии советских времён. Аминазинчик в помощь. Сейчас изуродуют парня, а матери расхлебывать всю оставшуюся жизнь!

Anemonas, а почему вы считаете, что 70 летняя врач безграмотна или в старческом маразме?
Не факт!
Препараты подбирают в стационаре, т.к. острое психотическое состояние со слуховыми, зрительными галлюцинациями, кататоний!
Да ни один здравомыслящий психиатр не возьмется в таком состоянии ребенка из психоза дома выводить. Будет даже недобровольная госпитализация в стационар.
Ребенок и для себя опасен в первую очередь. Ночью встанет и в окно. Потому что голоса так «приказали сделать».
Ни один врач не будет брать на себя ответственность и лечить это дома. А потом отвечай по всей букве закона, что ребенок погиб.
Да подобрать таблетки это сложнее, чем вы думаете, тут и дозу надо титровать, и подбирать корректор, чтобы в «овоща»не превратить.
Это все так кажется, что очень легко, на самом деле это очень сложная задача.
Такое чувство, что мама еще не осознает всю тяжесть ситуации. Понятно, что сердце болит за своего мальчика. Но забирать ребенка сейчас нельзя, пока врачи сами не предложат. Если заберет сейчас-в ближайшее время опять к врачам вернется, если успеет.
Если хочется условий по-лучше, то пускай добивается перевода в другое, более легкое отделение.

Алинкина мама пишет: «Anemonas, а почему вы считаете, что 70 летняя врач безграмотна или в старческом маразме? «

Здесь не в безграмотности дело или маразме.
Это особая школа психиатрии тех времён. и лечение из этой же оперы. Мать пишет, что разделяют с ребёнком, не пускают. диктуют свои правила, что одеть, что снять, на все замечания матери- ор! Вершители судеб. (Опять нецензурное. )
Жаль мать, жаль ребёнка.

Откуда: тамбов
Всего сообщений: 1289
Рейтинг пользователя: 98

Дата регистрации на форуме:
12 сен. 2010

Всего сообщений: 801
Рейтинг пользователя: 2

Anemonas, в ПБ есть более легкие отделения, где условия по-мягче, есть отделения для более тяжелых пациентов, условия там более суровые.
Не дают видется. Многие взрослые пациенты пишут, что в первые недели родственников не пускают, когда в остром отделении находятся. Т.к, чтобы вывести пациента из психоза-начинают давать большие дозы нейролептиков. зрелище не для слабонервных это. Но по-другому в самом начале психоз не купировать. Куча побочек.
По одежде тоже жесткие требования по тем же причинам. Потом по выходе из псизоза дозу уменьшают постепенно, вводят корректоры, наблюдают какое-то время, чтобы ушла продуктивная симптоматика(галлюционации и т. п). Потом переводят на дневной стационар или амб. наблюдение с подобранными таблетками.
Психоз всегда купируют большими дозами, побочек куча при этом.
Если психоз не купировать-все эти глюки могут на всю оставшуюся жизнь и остаться. Если врачи справятся, то есть вероятность одного психоза за всю жизнь. И ребенок будет жить, развиваться, учится, принимать поддерживающ. лечение и мало отличаться от др. детей. Но находится под диспансерным наблюдением даже без симптоматики, как минимум 5 лет. Потом при самом благоприятным течении-диагноз могут снять или пересмотреть. Но это я самый опимистичный сценарий написала. При самой легкой форме ШФ.
Такое не часто встречается. Поэтому и нужно знать форму этой болезни.
Почему врач не идет на контакт, я не знаю. Может быть элементарная усталость. когда много и тяжело работаешь, а родственники находящиеся в стрессе на тебя жалуются, а нет ни сил, ни времени все обьяснять. Сложно сказать. Можно к вышестоящему руководству подойти и узнать дальнейшую судьбу сына и заодно попросить его в другое отделение перевести.
Я не психиатр. Но работаю в многопрофильной больнице. Наши взрослые пациенты тоже на дежурствах»с ума сходят» и с суицидами я сталкивалась и больной с шизофренией, которого скорая помощь привезла с инфарктом——на меня с ножом кидался. (((((
И из окон выпрыгивают в депрессии пациенты, в прошлом году молодой парень 26 лет выпрыгнул из окна 6 этажа и погиб. (((((.
Родственники нас обвинили(вернее неврологов), что не смогли во-время распознать депрессию и молодой пациент погиб. (((((.
Поэтому всех больных в остром психотическом состоянии с тяжелой депрессией, галлюционациями, в дерилии и т. д.—мы до приезда психиатрической бригады-помещаем в отделении реанимации с решетками на окнах. Там их фиксируют к кровати, вернее будет сказать привязывают и седатируют. Кстати, по выходе из этого состояния-обычно пациенты и не помнят, что с ними врачи там делали, т.к. находятся под действием препаратов. Это к слову о психолог. травме.
Ну и соотв-но в реанимацию тоже как правило родственников не пускают. Могут пустить, а могут не пустить-это все на усмотрение лечащего реаниматолога.
Затем приезжает псих. бригада и пациента переводят в ПБ.