Журнал «Имена» рассказывает историю Тамары Ивановны и ее сына Владимира (имена изменены). В 20 лет Владимиру поставили диагноз «шизофрения». Сейчас ему почти 50, и практически все время он проводит дома.
В ДЕВЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ ПОПАЛ В СЕКТУ
Тамара Ивановна живет вместе с сыном Владимиром, которому под пятьдесят. В 90-е он учился в институте, а в девятнадцать лет попал в секту. Потом – в психоневрологический диспансер, откуда вышел с диагнозом «шизофрения». Исчезли друзья, на работу не устроиться. Как вернуться к нормальной жизни, непонятно. Порочная карусель: больница – четыре стены квартиры, квартира – больница.
В европейских странах таким людям помогают по возможности прийти в себя, восстановиться. В Беларуси Владимиру как взрослому инвалиду положена только пенсия в 240 рублей. Все остальное на плечах мамы, которая тоже недавно вышла на пенсию. И теперь особенно остро встал вопрос: что будет дальше? Вернуться к жизни людям с диагнозами, которых боится работодатель и обыватель, помогает минский Клубный дом. В феврале после долгого перерыва он наконец «заселяется» в новое помещение.
С Тамарой Ивановной (имена героев изменены по просьбе матери) встречаемся «на нейтральной территории». Говорить о сыне дома, то есть в его присутствии, она не готова – Владимир отрицает болезнь. Ему 47, большую часть жизни он проводит в квартире. Выбирается разве что в магазин за сигаретами да в поликлинику на уколы. Пока мама не вышла на пенсию, заходил к ней на работу.
Когда-то Владимир учился в институте. Еще раньше, в школе, увлекался радиотехникой, получал медали на технических конкурсах. В девятнадцать лет попал в секту «Трансцендентальная медитация». А в двадцать ему поставили диагноз «шизофрения».
– Помните, что было в 90-е? На всех столбах – реклама школ духовных практик, – говорит Тамара Ивановна. – Они снимали залы в кинотеатрах, в школах, в детских садах – везде! Казалось тогда советским людям: вот это духовность пошла, вот это свет. Сын попросил абонемент на занятия по «трансцендентальной медитации» во Дворец юношества. Мы доверяли, ведь это государственное учреждение. Раньше был контроль: кто приходит, чему там учат. Что плохого может случиться в государственном учреждении?
По выходным к девяти часам Владимир уходил на занятия, возвращался после обеда. Родители спрашивали, почему так долго.
– Он рассказывал, как там хорошо, какая там космическая музыка. Они читали мантры и вращались под них. А после он начал странно реагировать на замечания. Чуть что – начинает вращаться и читать мантры. Перестал есть пищу, которую я готовила. Варил овсяную кашку. Ел только ее и сухарики. Я забила тревогу, – рассказывает мать.
Владимир учился хорошо, но из института его отчислили – пропускал занятия на военной кафедре. Мама говорит, что сын думал отслужить год после учебы, поэтому военным занятиям внимания не уделял. Но потом стало хуже:
– Сын читал книгу «Бахагавад-гита как она есть». И начал устраивать свою жизнь так, как он сам понял из этого учения и исходя из занятий, которые он посещал. Охотился за фотографиями, рвал и выбрасывал. Избавлялся от вещей, оставлял всего по одной паре – носки, рубашку. Остальные вещи прятал под кустами. Я ему гитару подарила – отдал кому-то. Такой вот минимализм, – рассказывает Тамара Ивановна о пути сына. «Аскеза» должна была избавить его от «болезненности последующих реинкарнаций».
Владимир стал обвинять мать в «вещизме», указывая на несколько хрустальных вазочек в серванте.
– Мы богато никогда не жили, обычная семья, но и не бедствовали. Говорю ему: «Посмотри на обложку своей книги, ваша богиня сидит, обвешанная золотом, на коне, украшенном драгоценностями. А у меня несколько вазочек».
Владимир продолжал свой «пост» и «освобождение от связей с семьей». А через некоторое время попал в психиатрическую клинику.
– Из больницы ко мне вышел человек подавленный, с пустым взглядом. Мне объяснили: это воздействие лекарств. Врачи назвали мне диагноз и пожелали терпения. И я набралась терпения, и оказалось, что оно спасительно, – вспоминает Тамара Ивановна. Говорит, что тогда услышать «шизофрения» было то же самое, что услышать «рак».
В больнице женщина пыталась объяснить доктору, что считает, что на поведение сына повлияли духовные практики. Принесла книги, просила изучить их, но врач сказал: «Глубоко верующий человек – это уже ненормально».
– Под действием больничных лекарств человек спит, – говорит Тамара Ивановна. Больные и их родственники сравнивают действия этих препаратов со смирительной рубашкой. – Он спит себе и спит. Всем удобно. А ему? Он же человек, но он живет ненормальной жизнью. Раньше вообще был только галоперидол, сейчас и в Беларуси появились другие лекарства. В прошлом году впервые за все время в больнице Владимиру разрешили принимать витамины и минералы. Даже обычным людям они нужны для активизации работы мозга. Врач позволил – и я впервые за 20 лет увидела эффект от лечения.
Тамара Ивановна считает, что с такими больными недостаточно работают психологи. Считается, что медикаментозного лечения достаточно. Самое тяжелое начинается после больницы. Социальные контакты сокращаются до минимума, родители и больные не получают поддержки или получают ее мало. Они просто не знают, как восстанавливаться после диспансера. Все на плечах близких.
Друзей у Владимира не осталось. Мама – единственный человек, с которым он общается.
– Моя роль – поддержание его жизни. Это то, с чем я как я человек, который недавно ходил на работу каждый день, как-то справляюсь. С остальным – сложнее. Интеллект у сына сохранен. Но нужна коррекция поведения, нужно восстановить навыки. Все это, наверное, может быть успешно, если этим будут заниматься профессионалы. Пока у нас людей с ограниченными от рождения способностями и тех, что заболели психически потом, рассматривают одинаково.
Лечат по-разному, но в плане реабилитации не разделяют. Причем для первых развивается система помощи, а для наших детей не сделано почти ничего. Открываешь журнал со статьями о помощи людям с ограниченными способностями. Видишь деток с синдромом Дауна. Они идут на контакт, улыбаются, где-то их устраивают на работу. Те люди, которые с ними занимаются, чувствуют себя востребованными. Это хорошо! А вот взрослые люди с таким диагнозом, как у моего сына, менее коммуникабельны, достучаться до них тяжелее. И почти никто и не пытается. С ними все было хорошо, но однажды они заболели – и оказались никому не нужны. Никто у нас не пробует вернуть их к жизни, помочь устроиться на работу. Целая группа людей обездолена.
Сейчас Владимир мало приспособлен к жизни. Но Тамара Ивановна уверена, что таким больным можно помочь.
– Было бы хорошо, если бы лечение больных шизофренией было схоже с лечением обычного заболевания. Вывели из острого состояния – перевели в обычную палату. Если сломана нога, потом назначают реабилитацию, где сросшуюся конечность разрабатывают. А в случае с шизофренией просто снимают острое состояние, прописывают таблетки и отправляют домой на диван. Там он и остается, лишенный контактов с людьми.
Идут годы, новые навыки не приобретаются, старые – теряются. Тамара Ивановна сама пробует научить сына правильно питаться, пользоваться карточкой, как-то планировать бюджет. Сейчас у него выходит около шести рублей в день – такая пенсия. Наиболее вероятная перспектива для таких взрослых больных без родственников – интернат. А у Владимира Тамара Ивановна одна.
– А мне хочется, чтобы он остался в своей квартире, – говорит мама. Она объясняет, что разрушить изоляцию могли бы психологи и социальные службы. Профессиональные.
– Сейчас в Беларуси у тех, кто учится на социального работника, в курсе 30 часов психиатрии. Всего 30 часов! Что человек за это время узнает? Это же действительно сложные больные. Не безнадежные люди, нет, но с совершенно особенным поведением, которое нужно корректировать и направлять.
В Европе социальный работник, который будет заниматься людьми с психическими заболеваниями, изучает проблему углубенно четыре года, практика – со второго курса. И результаты совершенно другие. Больные восстанавливаются, насколько это возможно. Они не чувствуют себя одинокими, общество их не боится.
Не боится и работодатель слова «шизофрения», например. Думаете, не может такой больной заниматься каким-то спокойным трудом? Еще как может!
Иногда Владимир приходит в минский Клубный дом. Это место, где помогают людям после психиатрических клиник: бывшие пациенты вместе готовят, занимаются шитьем, фотографией, организовывают сами себе занятия – учебу и досуг. Они при деле, да и родственники могут отдохнуть.
Владимир пока не то чтобы очень активный участник жизни Клубного дома. Но, как говорят организаторы, выйти из своих четырех стен и сказать «здравствуйте» – это уже хорошо, это первый шаг. В принципе ходить таким людям особо некуда.
В феврале после четвертого переезда и очередного ремонта своими силами Клубный дом начнет работу в полную силу. Пока не было крыши над головой (почти год!), участники Дома собирались в парках, ходили в музеи и на выставки. Это неудобно, не всем подходит. Клубный дом – от ресепшена до кухни – должен быть открыт весь рабочий день.
За все время через Клубный дом прошло 150 человек. Им помогают социальные педагоги, психологи, юристы. Кто-то из бывших пациентов становится завсегдатаем Дома, кому-то юрист помогает устроиться на работу – тогда человек появляется в Доме все реже. Неожиданный переезд (не продлили аренду) ударил по Дому. Пришлось искать новое помещение, собирать деньги на электриков, долго согласовывать с коммунальщиками новую проводку. Света пока нет, но скоро будет. Впереди – косметический ремонт, который делают сами участники Дома.
Помочь клубному дому можно вот здесь
Перепечатка материалов CityDog.by возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.
Фото: «Имена».
У каждого четвертого человека в мире в тот или иной период жизни возникают проблемы психического здоровья.
– В большинстве стран 5–7 % жителей страдают такими психотическими расстройствами, как шизофрения, деменция, болезнь Альцгеймера, маниакально-депрессивный психоз, – рассказывает главный внештатный психотерапевт комитета по здравоохранению Мингорисполкома, заместитель главного врача по пограничной психиатрии Городского клинического психиатрического диспансера, кандидат медицинских наук Сергей Давидовский. – Пограничные психические расстройства (тревога, депрессия, паническое расстройство, навязчивости, фобии) наблюдаются у 15–23 % населения.
– Шизофрения – одно из самых серьезных расстройств психики…
– Несмотря на длительный период изучения этой болезни – термин «шизофрения» был введен в начале ХХ века швейцарским психиатром Эйгеном Блейлером, – она до сих пор остается загадкой для современной медицины. Это связано с тем, что диагноз основывается на клиническом опросе и наблюдении за поведением больного. К слову, шизофренией страдают около 1 % жителей земного шара. В конечном счете это заболевание приводит к социальной дезадаптации личности и ее полной деградации. Такие люди склонны к суициду (10 % больных шизофренией сводят счеты с жизнью).
– Сложно приходится: 40 % мужчин и 25 % женщин с шизофренией – тяжелые инвалиды. Основная проблема заболевания – социальная несостоятельность больного, которая приводит к тому, что он утрачивает способность заниматься повседневной деятельностью. Человек сидит дома, нигде не работает, ничем не интересуется, перестает общаться с окружающими, становясь обузой для родных и близких, вынужденных его содержать. При отсутствии лечения, что часто связано с бытующими в обществе предубеждениями в отношении психотропных препаратов, наступает ухудшение, такие состояния в дальнейшем повторяются.
– Никто не застрахован. Но существуют группы риска, определенную роль играют генетические факторы. Так, значительно выше риск заболевания у одиноких людей. Кроме того, отмечается связь между шизофренией и принадлежностью к низшему социальному классу в урбанизированных районах развитых стран. Наиболее характерный возраст для этого заболевания у мужчин – до 25 лет, у женщин – до 30 лет.
– Как психиатры и психотерапевты определяют, что это их пациент?
– По характерному расстройству психической деятельности, которое проявляется в виде галлюцинаций и бреда. Чаще всего бред носит параноидный характер, когда пациенту кажется, что за ним наблюдают и пытаются воздействовать на него. Больной испытывает необычные переживания, природу которых объясняет влиянием на него извне, поэтому начинает ко всему подозрительно относиться, отказывается от еды, перестает доверять близким. Обычно началу заболевания предшествуют нарушения сна. Такому человеку снятся фантастические картины.
– Шизофрения поддается лечению?
– Это одна из основных проблем. Для лечения используют психотропные препараты – нейролептики, которые больные и его близкие воспринимают негативно.
Пациенты отказываются принимать лекарства, родственники водят их к экстрасенсам. Почему-то считается, что для лечения психоза необходимо использовать гипноз, хотя неэффективность его применения была доказана еще в начале XX века. Все это только ухудшает состояние больных и приводит к обострению заболевания. Следует отметить, что в середине XX века знаменитый английский психиатр Рональд Лэйнг пытался лечить больных произвольно, назначая или отменяя прием нейролептиков по воле пациентов. Тем не менее он все равно пришел к пониманию необходимости медикаментозного лечения.
Сегодня считается, что после первого эпизода заболевания необходимо лечиться непрерывно не менее двух лет независимо от состояния пациента, а при повторном приступе – в течение пяти.
Современные исследования показывают: до 45 % пациентов выздоравливают после одного или нескольких эпизодов перенесенного психоза. Однако зачастую многие молодые люди, впервые столкнувшись с заболеванием, воспринимают это как крах всей своей жизни и совершают суицид. Вот почему родным важно проявлять внимание и вселять уверенность в близкого человека, впервые перенесшего психотический эпизод.
– Каким образом предотвратить обострение заболевания?
– Регулярно принимать лекарства, соблюдать режима труда и отдыха, избегать эмоциональных перегрузок, своевременно посещать врача-специалиста. Также многочисленные исследования показали важность гармонических отношений в семье.
В целом для профилактики шизофрении важны не только здоровая наследственность, но и воспитание, и отношения в семье. От этого зависит, какой вырастет личность, как она будет противостоять внешним потрясениям, справляться с повседневными трудностями, неудачами. Ведь основная причина возникновения заболевания – невозможность найти себя в этом мире и реализоваться как личность.
– Сергей Владимирович, как специалист, работающий с душевнобольными, в отношении них вы лишены предрассудков?
– Безусловно. Да, это сложные в общении люди, они бывают навязчивы, некорректны, иногда отмечаются вспышки агрессии с их стороны, но чаще всего это происходит на фоне обострения заболевания или в тех случаях, когда мы сами начинаем некорректно себя вести по отношению к ним. По сути, это беззащитные люди, которым тяжело установить контакты с окружающими, они нуждаются в помощи и поддержке общества, а уровень преступности среди этих больных такой же, как и среди обычных людей.
В государственных организациях здравоохранения Минска создана система оказания медицинской помощи населению по профилактике, диагностике и лечению различных психических расстройств.
Получить специализированную помощь – психиатрическую, в том числе психотерапевтическую, психологическую, – можно в центре пограничных состояний Городского клинического психиатрического диспансера (ул. Менделеева, 4, тел. регистратуры 245-61-74).
Врачи окажут анонимную психотерапевтическую, сексологическую, психологическую помощь без заведения медицинской карты и постановки на учет. Кроме того, проконсультироваться можно в психотерапевтических кабинетах центра, работающих в поликлиниках столицы, а также в Городском клиническом психиатрическом диспансере (ул. Бехтерева, 5, тел. справочной 295-45-98).
В Минске также организованы телефоны доверия (звонки анонимные):
– экстренная психологическая помощь для взрослых – 290-44-44;
– экстренная психологическая помощь для детей и подростков – 246-03-03.
