Дом интернат для больных шизофренией

Граждане с заболеваниями психики далеко не всегда безопасны для окружающих и самих себя. В случае получения соответствующего заключения медиков такого человека рекомендуется лечить в специальном интернате для больных психическими заболеваниями.

Далеко не у всех имеется возможность ухаживать на дому за пожилыми родственниками, страдающими психическими отклонениями. Зачастую довольно стесненные жилищные условия не позволяют даже выделить такому человеку часть дома или комнату в городской квартире. К тому же, в домах престарелых работают опытные медицински е и социальные работники, имеющие все необходимые навыки и знания, позволяющие наладить должный уход за нуждающимся в таковом человека.

Существуют интернаты двух видов: с государственным финансированием и частные. Не секрет, что в частных интернатах условия проживания, уровень обслуживания и медицинский пригляд находятся на более высоком уровне. В качестве примера хотелось бы привести частный интернат для психически больных в Балашихе. Здесь для престарелых людей, имеющих определенные проблемы с психикой, созданы максимально комфортные условия. В пансионате царит теплая, по сути домашняя атмосфера. Каждому пациенту уделяется постоянное внимание. Уже спустя некоторое время после помещения в пансионат у большинства пациентов наступает выраженное улучшение самочувствия. Обращение в частный дом престарелых для психически больных в Балашихе — это оптимальный вариант для многих семей, которым доводится сталкиваться с подобными проблемами.

Для того, чтобы оформить больного в такой интернат, понадобятся следующие документы и справки:

— карта из медицинского учреждения;

— решение суда о степени его дееспособности;

— справка о жилищных условиях из домоуправления;

— справка о начислении пенсии или иных доходах, если таковые имеются.

Далее рекомендуется следовать инструкции (хотя в каждом случае могут иметься свои дополнительные особенности).

1. Узнайте, относится ли ваш родственник, которого вы планируете определить в такой интернат, к категории людей, для которой предназначено данное учреждение. В подобные интернаты принимают пациентов с выраженной умственной отсталостью от дебильности до идиотии, а также некоторые категории пациентов с шизофренией и слабоумием, возникшим из-за инфекционных заболеваний, травм и возрастных изменений.

2. Запишите потенциального пациента интерната на обследование к психиатру. Именно он выносит заключение о том, необходим человеку интернат или нет. При наличии оснований врач также направит больного на медицинскую комиссию для получения статуса инвалида.

3. Обратитесь в суд для установления дееспособности вашего родственника. Решение будет вынесено на основании медицинской экспертизы. При этом учтите, что признанный дееспособным человек также может поступить для пребывания и лечения в интернат, но это решение он должен будет принять сам. Для недееспособного суд назначит опекуна, обычно из числа ближайших родственников, который будет решать вопрос с дальнейшим местом проживания и лечения пациента после консультации с органами опеки и попечительства.

4. Соберите недостающие документы, необходимые для определения человека в интернат. В управляющей компании или ТСЖ получите справку о жилищных условиях, в которых проживает будущий пациент. Там должна быть указана площадь жилья, а также количество людей, зарегистрированных вместе с ним. Если кандидат на пребывание в интернате получает пенсию, получите об этом справку из Пенсионного фонда с указанием размера выплат.

5. Обратитесь в выбранный вами интернат со всеми документами. Заявление о приеме пациента должно быть подписано им, если он признан дееспособным. В обратной ситуации все документы подписывает опекун.

Главные причины появления большинства болезней душевного характера в настоящее время остаются окончательно невыясненными. Если у вас имеется потребность в заботе о пожилых людях с подобными заболеваниями, наш пансионат для психически больных Московской области, примет и позаботится о них.

Заболевания чаще всего вызывают изменение соматического состояния. Согласно статистическим данным, с возрастом вероятность наступления психического расстройства повышается, а люди в пожилом возрасте редко обращаются в дом престарелых для психически больных и к медицинским специалистам.

К сожалению, сегодня далеко не всегда у близких людей есть желание, а также возможность для ухода за пожилыми или молодыми родственниками которые имеют отклонения в психике. В этом случае вам стоит обратиться в частный дом-интернат для психически больных, расположенный московской области в частном секторе в Балашихе, где пациентам оказывается должный уход.

Забота о больном психическим расстройством, особенно находящимся в пожилом возрасте человеке, требует самоотверженности, наличия определённых навыков, а также много времени.

Если есть семья и ежедневная работа, очень сложно изменить привычный жизненный образ и посвятить его уходу за престарелым родственником, который тяжело болен. Также стеснённые условия часто не позволяют предоставить заболевшему родственнику отдельной комнаты в помещении.

Услуги специальных сиделок для психически больных сегодня являются достаточно дорогими по стоимости, в отличии от нашего дома-интерната для психически больных в Московской области. Поэтому высококачественная забота о людях с отклонениями и расстройствами в психике может быть получена лишь в специализированном месте, где персонал обладает накопленным опытом работы с подобными заболеваниями. Услуги нашего пансионата способны сделать благоприятные условия проживания для вашего родственника.

Наш опыт работы способен создать быстрое улучшение самочувствия поступивших душевнобольных пациентов. Для решения возникших проблем, заключающихся в заботе о больном с психическим отклонением, оптимальным вариантом станет обращение в наш частный дом для престарелых с психическими отклонениями в Балашихе.

Думаем, что немаловажным будет и тот факт, что при том качестве оказываемых услуг стоимость ухода за душевнобольными людьми в нашем пансионате является одной из самых низких в московской области.

Благоприятный для психики климат, а также успокаивающая атмосфера, поддерживающая и защищающая наших пациентов от стрессов.
Отсутствие негативного давления на пожилого больного со стороны высококвалифицированных сотрудников дома престарелых для психически больных, из-за чего у постояльцев отсутствует ощущение постоянного надсмотра и тотального контроля.
Соблюдение поведенческих норм, придающих пациентам уверенность в себе, а также в окружающем мире.
Длительное или кратковременное проживание в просторных и уютных комнатах нашего дома для престарелых, где современная мебель соответствует нуждам пациентов, имеющих сложности с самостоятельным передвижением.
Медицинский уход за психически больными, при необходимости предоставление круглосуточной сиделки.
Проведение регулярных медицинских и профилактических осмотров.
Выполнение гигиенического ухода для людей с расстройствами психики.
Сбалансированное питание, выполнение всех назначений диетолога.
Занятия специальной лечебной физкультурой больными с психическими отклонениями с помощью специальных установленных тренажёров.
Прогулки по красивой территории, празднование дней рождения и других мероприятий.
Доброе отношение к пожилым пациентам, внимание к поступающим просьбам.

Современное оборудование, используемое в нашем пансионат для психически больных в московской области, методики лечения, которые признаны в мировых пансионатах, а также постоянная забота высококвалифицированного персонала сделают жизнь больного психическим расстройством лучше. Мы гарантируем вам это.

Психология все еще изучается, а психические отклонения могут стать проблемой вне зависимости от возраста, но всегда губительно действуют на состояние здоровья, а также полноценность. К специалистам обращаются не только с физическими проблемами, это могут быть сильные душевные терзания, нарушения поведенческих норм. В прошлом за помощью не шли, это считалось постыдным. Сейчас все кардинально изменилось, частное заведение – совершенно новый уровень. Лечение, проживание и наличие проблем можно сохранять в тайне.

В психологии расстройства подразделяют на:

эндогенные (появляются по внутренним причинам или факторам, например наследственности);
экзогенные (формируются под воздействием факторов извне, например травмам головы, вирусам, травмам психологического характера, алкоголю, наркотическим веществам).

Такие заболевания как психозы, шизофрения и многие другие могут вызывать определенные факторы. В большинстве случаев справиться с такими людьми проблематично, а иногда невозможно. Именно поэтому крайне важен контроль специалистов, обеспечение идеальной атмосферы и комфорт.

Сейчас мы можем предложить условия для людей с любыми психическими проблемами, с помощью грамотного ухода и подхода в комплексе специалисты облегчают жизнь и самочувствие каждого пациента. В комфортной атмосфере, с полным обеспечением нужд душевнобольные люди могут проживать длительные периоды. За их состоянием, нуждами и лечением следят квалифицированные специалисты.

Такие заведения представляют собой стационары, где людей с расстройствами психического спектра лечат. Пациенты проживают в строениях психоневрологического интерната. В такие учреждения люди попадают по состоянию здоровья, когда им нужна врачебная поддержка, а сами они проживать без помощи не могут.

Комплексы, где содержатся больные, вызывают только отрицательные эмоции. Чаще всего их причина в негативной подаче ПНИ в фильмах и сериалах, однако стоит учитывать скудный уровень их содержания. Бюджетные интернаты не отличаются шикарными условиями, разнообразным и адаптированным под нужды пациентов меню. В них присутствует повышенная строгость пропускного режима, определенный распорядок, который предусмотрен спецификой заведения. В итоге интернат получает заметное сходство с тюремным заключением, но это вовсе не так. Нормальное состояние ПНИ должно напоминать немного специфический дом отдыха, где за каждым пациентом наблюдают и при необходимости обеспечивают нужными лекарствами.

Такие клиники для нашей страны пока относительное нововведение, они совсем не похожи на ПНИ на государственной основе, даже если отделения платные. В такие клиники люди идут по своей воле, по совету близких, при недееспособности решение остается за опекуном человека.

Лечение проходит в условиях максимального комфорта, без афиширования данного факта, и сохраняя прежнее положение в обществе. Акцент совершенно иной, человек не сдается в «психушку», о нем заботятся и отправляют на лечение. Бросив больного жить своими силами, вы оставляете его в одиночестве, что может повлечь массу неприятностей.

Проживание платно – это гарантия комфорта, многоразового и вкусного питания, организации досуга и лечения. Пациенты не выпадают из жизни, не изолируются, их могут навещать родные и близкие люди.

Еще немного отличий между частными и государственными интернатами; -Для государственных интернатов требуется много документации, иногда на оформление уходит масса времени, частный порядок позволяет начать лечение сразу; -В частных обеспечивается анонимность, а государственные порядки требуют постановки на учет; -Бесплатные учреждения требуют признания в недееспособности пациента (это длительные слушания, суды и экспертизы), процесс длится от пары месяцев до нескольких лет; -Частный тип психоневрологических диспансеров не требует большого количества документов, а обследования проходят уже на месте; -Комнаты платных пансионатов для психически больных схожи с гостиничными, как и планировка. Внимание близких людей компенсируется сотрудниками.

Психически больные родственники – огромная проблема, пансионат на частной основе решает все проблемы. Сотрудники справятся лучше, чем семья, поскольку это их работа. Государственные заведения – далеко не лучший выбор, там не будет желаемых условий и отношения. Выбор идеального заведения сложен, поскольку вы несете ответственность за то, каким уходом будет обеспечен человек.

Заболевания могут требовать контроля при обострениях, ежедневно или даже круглые сутки. Пансионат для психически больных гораздо лучше подойдет, чем наем сиделки. В них все адаптировано под потребности пациентов, а медицинский работник подоспеет на помощь в любую минуту.

От профессионализма персонала зависит многое, вам не нужно будет переживать о питании пациентов, их досуге, уходе и душевном равновесии.

У нас вы найдете полноценное содержание, учитывающее особенности психически больных граждан. В наш штат входят сотрудники, прошедшие обучение, и имеющие высокую квалификацию. Выполняется помощь в осуществлении гигиены, кормлении, организуется интересный досуг. Все постояльцы получают назначенные лекарственные препараты, и могут прогуливаться на обустроенной территории около пансионата.

Процесс по делу Михаила Косенко, которого суд приговорил к принудительному лечению, вызвал новую волну обсуждения устройства российских психиатрических учреждений. Правозащитники заявляют о «ренессансе карательной медицины»: выйти из некоторых психиатрических заведений почти невозможно, при этом наблюдательные комиссии проникают туда с большим трудом. Тем не менее, медицинские эксперты призывают не делать далеко идущих выводов. Попытаемся разобраться, как устроены психоневрологические интернаты — самая обширная часть психиатрической системы России.

Психиатрическая больница в Ульяновской области, 1999 год

Серая многоэтажка, Северное Бутово. В типовой двухкомнатной квартире, пропахшей рыбным супом, живет бывший слесарь-котельщик местной ТЭЦ Михаил Колесов. Щуплый, с детским лицом, 60-летний Михаил одет в тренировочные брюки и штопаную водолазку; обстановка в его квартире аскетичная: ни телевизора, ни компьютера, из мебели — простой кухонный гарнитур, три кровати, стол, шкаф. Обои в коридоре выцвели, по коридору ходит безымянная черно-белая кошка.

Когда-то в этой же квартире жили его жена Надежда и дочери Аня и Маша. Свою прошлую жизнь Колесов вспоминает со смешанными чувствами: «Жена была слишком заумная, работала в бюро патентной литературы, меня ни во что не ставила, возвышалась надо мной, хотя при знакомстве первом совсем не высокомерная была».

Проблемы с их общими дочерьми, Аней и Машей, начались после школы: «Дочери кое-как учились, кое-как окончили ПТУ. Потом устроились на работу: Аня садовником в теплице на ВДНХ, Маша поваром в кафе, — вспоминает Колесов. — Как-то Маша отошла, извините меня, по нужде, а ей говорят: «А что ж ты посуду не помыла, нам надо было стаканчики вымыть». Раз, и уволили. Потом и Аня с работы ушла, не понравилось ей. Стали они дома без всякого дела жить, нахлебницами. Службу вообще не искали, только музыку целыми днями слушали да с мальчиками гуляли. Жена моя решила, что надо им устроить пенсию по инвалидности».

В последний раз он ушел в запой в 2008 году, когда его жена умерла от рака поджелудочной железы, и пил два месяца подряд — говорит, поминал. Потом «жестко завязал», и вот по какой причине: после смерти Надежды, тайком от Колесова, Аню и Машу устроила в интернат его старшая сестра, Ирина. Пришла домой, когда брата не было, взяла из шкафа документы племянниц, небольшое количество носильных вещей, и на маршрутке отвезла девушек в интернат №5, что в поселке Филимонки. Колесов пришел в ярость. Даже бросил пить, чтобы доказать всем, что может самостоятельно воспитывать своих дочерей.

Сестра Колесова Ирина живет в Северном Бутово, ее квартира расположена рядом с квартирой брата, она заходит к нему несколько раз на дню. Дородная, в халате с цветочным орнаментом, Ирина говорит на повышенных тонах: «Девки у него грязные ходили, голодные, обляпанные, в цыпках до локтей. Жрать им нечего было, ко мне за едой бегали. Кто ими заниматься должен был? Я? Почему это? И что с того, что я их родственница? Хотите, сами себе их берите, а у меня своих забот полно. В интернате их и поят, и кормят!» «*****, да я бухать сто лет назад бросил, я их сам воспитывать хочу, а тебе моя жилплощадь нужна, ты и меня выселить рада!» — возражает Михаил. В ответ Ирина кричит: «Ты че, ты че, ты в своем уме-то?! Как только девки сюда вернутся, я их обратно в интернат сдам!»

В единственном шкафу Колесова стоят фотографии дочерей, сделанные пять лет назад, незадолго до отправки в интернат: у 25-летней Ани длинные темные волосы и тонкие черты лица, 23-летняя Маша — полная, с короткой стрижкой. В руках у Маши плюшевый медведь. «Теперь смотрите, какие они сейчас», — Ирина тычет мне в лицо мобильный телефон. На экране — две женщины, лет 50 с виду. Беззубые, острижены неровно, с проплешинами. На обеих жуткие ситцевые халаты.

«Что же они такие… Как в концлагере», — не выдерживаю я. «Это не концлагерь, это интернат. Им там очень хорошо», — чеканит Ирина.

Доподлинно неизвестно, когда в СССР появились первые психоневрологические интернаты для больных как с психическими (шизофрения, умственная отсталость тяжелой степени, синдром Дауна), так и с неврологическими заболеваниями (детский церебральный паралич, эпилепсия, органические поражения ЦНС).

Считается, что массово убирать из советского общества людей с физическими и психиатрическими проблемами стали в конце сороковых годов: тогда по указу Иосифа Сталина на Валааме был создан «Первый дом инвалидов войны и труда». На остров свозили солдат, контуженных и искалеченных в Великую Отечественную войну — часть из них лишилась рук и ног, в народе их называли «самоварами». Количество интернатов постепенно увеличивалось. В 1980 году в России было уже 300 ПНИ — согласно приказу Минздрава от 12 декабря 1980 года, их занимали преимущественно «больные психоневрологическими заболеваниями на почве пьянства, алкоголизма и самогоноварения». К 1999-му в России насчитывалось уже 442 психоневрологических интерната, а к 2013-му их количество составило 505.

По сводным данным департамента социальной защиты города Москвы и Министерства труда и соцзащиты России, в 2013 году в российских ПНИ находятся 146 тысяч человек. В 35 процентах случаев они поступают из детских домов-интернатов для детей с умственными дефектами развития, в 20 процентах случаев — из семей, в 40,7 процента случаев — из психиатрических лечебниц.

В отличие от лечебниц, где пациентам проводится интенсивная лекарственная терапия, в интернатах лечение симптоматическое, а основная задача — социальное обслуживание.

Большую часть клиентов, проживающих в интернатах, составляют лица со снижением интеллекта; считается, что все они не способны самостоятельно себя обслуживать. «На самом деле эти люди способны жить в квартирах и вести обычную жизнь при помощи родственников или социальных служб. Но так сложилось, что всем проще запихнуть их в архипелаг ГУЛАГ, — уверен Сергей Колосков, член экспертного совета при аппарате уполномоченного по правам человека Владимира Лукина. — Люди, живущие в интернатах, были лишены свободы, хотя они не совершали никаких преступлений и вряд ли совершат. Их не лечат, потому что это не больница, но и не пускают в общество, потому что обществу они не нужны и никто не готов им помогать. Знаете, какова позиция обычного человека? Есть психически больные люди, они опасны для себя и окружающих, всем нам будет гораздо лучше, если они станут жить где-то, где вы их не увидите».

Снести глухой бетонный забор вокруг интерната — первое, что попытался сделать новый директор московского ПНИ №12 Вадим Мурашов. Дипломированный врач-психиатр, кандидат медицинских наук и преподаватель факультета социальной медицины академии имени Маймонида, Мурашов был назначен на должность директора ПНИ в декабре 2011 года. Через год Вадиму не продлили контракт, забор остался на том же месте, что и раньше.

Причины, по которым Вадим пришел работать в ПНИ, личного характера: «Мой отец, офицер, умирал безногим, — объясняет Мурашов. — Я впервые в жизни столкнулся с нашими социальными службами, понял, что от них индивидуального подхода к людям не дождешься. Подумал, что нужно действовать самому».

Ульяновская область, 1991 год Татарстан, 1990 год Татарстан, 1990 год

После этого Вадим попал на прием к Владимиру Петросяну, руководителю департамента социальной защиты населения Москвы — именно это ведомство курирует городские ПНИ (всего их в столице 21).

«Я предложил Петросяну устроить первый российский интернат, действующий по принципу государственно-частного партнерства, — вспоминает Мурашов. — Я был готов найти инвесторов и брался выполнять заказ от департамента соцзащиты на обслуживание больных людей, причем с солидной для государства экономией. По такому принципу устроены западные учреждения для людей с неврологическими и психиатрическими проблемами. В таких учреждениях люди живут под социальным присмотром: в определенное время приходит сиделка, напоминает о приеме лекарств, помогает умыться, выводит на прогулку в парк, в магазины в город, потом — в столовую. Под социальным присмотром в таких учреждениях — не более 50-ти подопечных, а у нас в интернатах живут по 500 человек. Их по команде выводят на прогулку, сигареты выдают поштучно и за хорошее поведение, а конфеты из столовых в комнаты забирать категорически запрещено, а то оставят без прогулки».

По словам Мурашова, в департаменте к его идее отнеслись благосклонно: «На первой же встрече мне было предложено самому стать директором ПНИ, диплом психиатра к этому располагал. Петросян сказал: «Давайте перед тем, как вы будете делать частное учреждение, вы поработаете в государственном учреждении, а потом уже начнете действовать сами». После этого со мной подписали годовой контракт».

При Мурашове обитатели ПНИ №12 играли в футбол, выходили в город, участвовали в конкурсах и соревнованиях и даже — об этом Вадим вспоминает с особенной гордостью — катались на лошадях.

Мурашов пытался изменить внутренний распорядок в интернате: «Социальные стандарты были разработаны после войны и давно не пересматривались: например, пациентов без конца кормят кашей и хлебом, они тучные, малоподвижные. К тому же, в одном и том же месте содержат сохранных больных, способных себя обслуживать самостоятельно — аутистов, людей с синдромом Дауна, больных легкой формой ДЦП — и пациентов с болезнью Альцгеймера, которым нужна постоянная помощь. И даже тех, кто способен обслуживать себя самостоятельно, редко выпускают на улицу. Такого рода интернаты — закрытые учреждения, это повелось еще с советских времен, когда психиатрические лечебницы использовались для решения конкретных задач карательной психиатрии. Сейчас эти задачи не стоят, но сама система сохранилась».

С энтузиазмом неофита Мурашов решил провести анкетирование по всем ПНИ Москвы: «Я хотел выяснить, что за персонал работает в интернатах и почему он вообще туда идет. Мне было интересно понять, какова стоимость услуг, предоставляемых ПНИ, сколько стоит один койко-день, какие больные там находятся и кто из них лишен дееспособности, а кто — нет».

Ни один из московских интернатов не принял участие в анкетировании, все отказались. Пансионат по западной схеме Мурашов так и не построил. Он считает, что годовой контракт ему не продлили потому, что он попытался изменить систему.

За год в психоневрологические интернаты Москвы поступает тысяча человек; в общей сложности, в интернатах города живут десять с половиной тысяч пациентов (из них 8245 — мужчины в возрасте 18-58 лет). Около пяти тысяч попали в ПНИ из коррекционных детских домов без психиатрического переосвидетельствования.

28-летний Дмитрий Кувшинов никогда в жизни не видел своих родителей и даже не знает, как их зовут. С виду он производит впечатление обычного молодого человека, каких сотни в метро и на улицах. Он помнит себя с пяти лет — в этом возрасте он находился в коррекционном детском доме №7, рядом с метро «Новые Черемушки». Видимо, уже тогда у него была «инвалидность по умственному заболеванию», вот только по какому именно, Дима не знает и никто ему не говорил.

О том периоде он рассказывает связно и слегка старомодно: «Из детства мне запомнилось многое: и плохое, и хорошее. Вот вздумаешь побаловаться, так тебя нянечки отругают очень здорово: и скакалками побьют со всей силы, и голышом на крапиву кладут. Топили несколько раз: помню, мне лет девять, так они вот что удумали — набрали полную ванную холодной воды до верха. Руки, естественно, заломали, ноги держали, и — головой вниз, таким макаром наказывали. А если до ванны лень тащить, санитарки наливали большой керамический таз, туда хлорку сыпали, и опять же — головой до дна. Сами сидят, чай пьют».

Когда Кувшинову исполнилось 17 лет, из детского дома его перевели в ПНИ в Филимонках: Дима живет в комнате с двумя соседями, у них есть один телевизор и шкаф, а в тазу на полу — улитки и черепаха. Правда, Диме приходится убирать весь этаж, но это ерунда. Главное, радуется Дима, в последние два года жить стало попроще: «Аминазин людям реже дают, а от него ведь целые сутки спать хочется, так и не заметишь, как жизнь прошла. И галоперидол теперь не всем колют, а только некоторым, но их так скрючивает, что смотреть больно». Еще радостно, что охрана бить перестала, а то один раз такое было: Дима без спросу с девушкой за воротами встретился, так его охранники избили и закрыли на несколько дней в комнате социальной адаптации, где голые стены, мебели вообще никакой нет, только пара стеллажей, на которых нужно спать. Потом его долго шатало.

О том, что Кувшинову как выпускнику детдома по достижении 18 лет положена отдельная квартира, он узнал лишь через десять лет — жилье он не получил, и получит ли когда-нибудь — неизвестно. «Наверное, государству удобно было меня сплавить, а квартиру мою перепродать», — размышляет Кувшинов (за последний год российское государство предоставило выпускникам коррекционных детских домов всего 24 квартиры).

Жить в интернате Дима категорически не хочет: «На воле и в интернате — это две большие разницы. На свободе ты живешь вольно, ты кому-то себя посвящаешь. А в интернате все под присмотром. Зачем там жить?» Год назад администрация ПНИ разрешила Диме подрабатывать грузчиком в гостинице «Турист», но после работы он обязан возвращаться в интернат. Его место жительства — там.

Годовой бюджет, выделяемый московским департаментом соцзащиты интернатам, составляет 7,4 миллиарда рублей. Простой арифметический подсчет показывает: на каждого жильца выходит по 60 тысяч рублей в месяц (в провинции эта цифра составляет примерно 50 тысяч рублей в месяц на одного человека).

«Я долго думала, почему в ПНИ так охотно берут молодых людей и мужчин среднего возраста, — говорит Мария Сиснева, психолог правозащитной организации «Гражданская комиссия по правам человека». — Потом меня осенило: деньги в бюджет интерната идут колоссальные, а если человек молодой, то финансирование на него будет выделяться много лет. Пожилого человека брать невыгодно: он проживет года два-три, да и проблем с ним гораздо больше, потому что за ним нужен круглосуточный уход. Мне доподлинно известны случаи, когда за то, чтобы устроить своих сенильных родственников в интернат, люди давали взятки от 25 до 50 тысяч рублей. А молодых берут не глядя».

Алексей Вовченко, заместитель министра социальной защиты населения России рассказывает: «Более 30-ти процентов в ПНИ — молодые люди из специализированных детских домов. Их и по хозяйству используют, и на ставку санитаров берут. Пожилые в очереди годами стоят, а директора интернатов радуются, когда молодежь из детдома в ПНИ приходят. Молодые ведь не только огород копают, они и ремонт сделать могут — уж что-что, а трудовые навыки им в детских домах прививают. А эти люди могли бы жить самостоятельно под социальным надзором».

С Таней Багдасарян мы встречаемся в библиотеке для слабовидящих неподалеку от метро «Проспект Мира». 36-летняя Таня, дипломированный тифлопедагог, сидит за столом и читает «Алису в стране чудес» на английском «брайле».

У Багдасарян тот тип внешности, который принято называть уютным: круглое лицо, очки с сильными диоптриями, волосы собраны в «корзинку». Рядом с креслом — костыли.

Когда-то она училась в обычной школе, где ей очень нравилось, вот только учителя сердились, что она их с первого раза не понимает. Учительница велела Таниной бабушке идти с внучкой в поликлинику: Тане поставили диагноз «органические поражения центральной нервной системы», и девочку повезли в коррекционную школу, на пятидневку. Ей казалось, что там будет весело, много детей и игрушек, а летом — разные игры. И детей действительно было очень много, вот только никто с ними особенно не играл. Я спрашиваю Таню, обижал ли ее кто-нибудь, в ответ она молчит.

Позже Багдасарян перевели в психоневрологический интернат: она говорит, что хотела бы жить отдельно, но собственности у нее нет — квартиру, в которой Таня прописана, недавно приватизировала ее мама. «Я маму спрашивала, как же так, почему я собственницей не стала, — рассказывает Таня. — Мама мне ответила: «Ничего страшного»».

Сейчас Багдасарян живет в столичном ПНИ №25 (правда, иногда остается у мамы), где отделения всегда закрыты на ключ, в комнатах — по четыре человека, палаты — как в больнице. «Хорошо бы у нас была своя комната и мы бы сами покупали себе мебель, — жалуется Таня. — А то у нас только кровати, тумбочка, маленький шкаф — все это на четверых».

Багдасарян показывает мне фотографии своих соседок. Наташа Шмаева, ей 70 лет, она плохо слышит и мало что видит; в ПНИ ее перевели из дома для слепоглухих в Сергиевом Посаде. Катя Клименко, ей 19, она прекрасно соображает, но никто в детском доме не научил ее читать и писать. Маша — ей было 20 лет, недавно она «умерла от тоски», поскольку ей было запрещено выходить в город.

Сама Багдасарян дистанционно окончила Московскую открытую социальную академию по специальности «коррекционный педагог», активно пользуется интернетом и постоянно смотрит сайты западных социальных учреждений. «Вот в Европе и США совсем другие дома. Там один человек живет в комнате, где так красиво все расставлено, — мечтает Багдасарян. — А у нас все перемешаны: тяжелые больные в одной комнате с молодежью, никакой самостоятельности нет, даже чай сделать нельзя, потому что чайники — под запретом».

Представившись посетителем, я прохожу в ПНИ №25 — серое четырехэтажное здание, окруженное глухим забором, неподалеку от метро «Петровско-Разумовская».

В здании совсем недавно закончился ремонт; стены облицованы светлым деревом, полы — розовым кафелем. В холле — гарнитур из кожаных кресел с причудливо изогнутыми спинками и подлокотниками. На стене, в плексигласовых карманах, висят правила: «Администрация интерната рада обеспечить для вас наилучшие условия для проживания, отдыха, проведения досуга и, кроме того: обеспечить всех медицинской помощью, обеспечить безопасность нахождения в интернате, контролировать содержание посылок и передач, обеспечить приглашение священнослужителя». Рядом предупреждение, выписанное каллиграфическим почерком: «Главным врачом могут быть ограничены следующие права: вести переписку без цензуры, получать и отправлять посылки, пользоваться телефоном, принимать посетителей, иметь и приобретать предметы первой необходимости, пользоваться собственной одеждой».

Все отделения в ПНИ — закрытые, посетители общаются с жильцами только на межлестничных площадках, где стоят кресла. Дважды в день жильцов выводят на свежий воздух: строем, в прогулочный дворик. В центре двора — столик, на нем два ящика, в одном таблетки, в другом сигареты. За столиком стоит медсестра. Съел таблетку — получи сигарету. Мужчины во дворике одеты абсолютно одинаково, в казенное: джинсы, клетчатые рубашки, белые кепки. Женщины в одинаковых теплых халатах, поверх накинуты серые кофты.

«Петров, ты еще одну сосиску хочешь? — весело спрашивает медсестра больного лет 30-ти. — Пусть твой папа сходит, купит. Ах, у тебя папы нет? Тогда жди, пока дадут».

Теплый солнечный день. Медсестры и санитары сидят у входа во дворик на лавочках. Смеются, курят.

По данным московского департамента социальной защиты населения, «около 80 процентов бюджетных средств составляют выплаты на заработную плату с начислениями».

У сотрудников российских ПНИ зарплата гораздо выше, чем у их коллег из других лечебных учреждений: в среднем директор московского интерната получает 80 тысяч рублей в месяц, заведующий отделением — 60 тысяч, медсестра — около 40 тысяч, санитарка — 30 тысяч. Такие высокие зарплаты объясняются еще и тем, что штатное расписание в стандартном российском интернате заполнено на две трети, а оставшиеся ставки делят.

«У нас в интернате многие не умеют читать и писать, хотя могли бы, — сокрушается Таня Багдасарян. — Я стала сама учить, пошла к директору, попросила взять меня на работу дефектологом, все равно у нас в ПНИ его не было. Мне сказали: «Танечка, учи бесплатно, у нас этой ставки нет»».

Ульяновская область, 1992 год Ульяновская область, 1991 год Ульяновская область, 1991 год

«Известно, что у подмосковных медсестер и санитаров, работающих в московских интернатах, хватает денег на то, чтобы снимать себе квартиру в городе, — язвительно говорит психолог Надежда Пелепец. — При этом администрация интерната отбирает у проживающих 75 процентов пенсии за стационарное обслуживание». Надежда досконально изучила систему российских интернатов, поскольку из них последние четыре года не выходит ее жених Андрей Дружинин.

В 2005 году они работали вместе в детском реабилитационном центре «Наш солнечный мир» (в то время он находился в московском районе Текстильщики): Пелепец — волонтером, Дружинин — коневодом на иппотерапии. «Мы два года общались с Андреем на уровне «привет-пока», я знала, что есть такой чувак, сохранный аутист, пришел из института коррекционной педагогики, — вспоминает начало их романа Надежда. — Я знала его в лицо, знала, как его зовут, и все. Было видно, что он стеснителен, что ему трудно разговаривать, но не более того».

В 2007 году у Андрея случился нервный срыв, и он отпустил из конюшни всех лошадей. Лошадей поймали где-то рядом со станцией метро. Андрею, по словам Нади, до сих пор ужасно стыдно за то, что он сделал: «Я его потом спрашивала: «Ты ведь не думал, что лошади будут жить долго, счастливо и уйдут из Текстильщиков в пампасы?» А он мне: «Нет, конечно. Что ж я, дурак?» — «А зачем выпустил-то?» — «В знак протеста». Там такая была история: Андрей хотел пасти лошадей, другие не хотели, и он таким дурацким способом самовыразился».

После акта самовыражения двоюродная тетя Андрея (заместитель главного врача Московской областной психоневрологической больницы для детей с поражением ЦНС с нарушением психики) Надежда Черлина уговорила его «подлечиться стационарно» в психиатрической больнице №13 в Люблино.

Затем Андрей оказался в ПНИ №25. «У него был лишний вес от лекарств и короткая стрижка, — описывает Надежда внешность Андрея. — Когда я его увидела и спросила, как у него дела, он ответил, что невесело каждый день просыпаться и думать, что в этом месте проведешь остаток жизни. В этот момент меня накрыло, я стала к нему ходить. Кроме тети, родных у Андрея не было: мама умерла в 2004 году… И вот, представляете себе, в какой-то момент тетя попросила Андрея оформить на нее генеральную доверенность, тут же подала заявление о лишении его дееспособности, и в принадлежащую ему трехкомнатную квартиру на площади Ильича радостно вселился ее сын Антон Черлин».

Про историю с квартирой Надежда узнала в начале лета 2011 года — и сразу же начала действовать: «Пошла, взяла выписку из ЕГРП (единый государственный реестр прав на недвижимое имущество и сделок с ними — прим. «Ленты.ру») и тут же выяснила, что собственником квартиры является Андрюхин двоюродный брат. Надежда Черлина квартиру путем купли-продажи отдала своему сыну».

Сделка была оспорена в суде: Дружинин выиграл, но Черлина подала апелляцию. Надежда поняла, что «нужно из этой ситуации как-то выковыриваться и срочно выбираться из интерната».

Для того чтобы Андрея признали годным к самостоятельному проживанию, была назначена стационарная экспертиза в институте имени Сербского. Я видела запись интервью Дружинина до этой экспертизы: чуть полноватый спокойный брюнет со связной речью, доходчиво объясняющий, что в интернате свободы нет, а значит, нормальной жизни — тоже.

Я видела его лично после экспертизы в институте имени Сербского и четырех лет жизни в интернате. Теперь это грузный молодой человек с встревоженным выражением лица и с неаккуратной стрижкой; он не в состоянии дать ответ на любой, даже самый простой, вопрос. «Андрюху просто залечили, — злится Надежда. — Ему назначали азалептин, галоперидол, аминазин в неслабой дозировке. От этого он был на человека не похож». Надежда считает, что его как будто специально залечивали до такой степени, чтобы он больше никогда не пытался жить самостоятельно.

Все началось с клеща, который в 2004 году укусил на полянке Кирилла К., спортсмена и водителя рейсового автобуса по маршруту «Царское село — Санкт-Петербург». Кирилл занимался ушу. На дворе было лето, тренировки в клубе закончились, он решил потренироваться самостоятельно. По его словам, «что-то изобразил в лесу рядом с Павловском», затем вернулся домой, в город Пушкин; принял душ, заметил торчащего из ноги клеща. После того как клещ был благополучно извлечен, в больнице имени Боткина Кириллу прописали профилактические противоэнцефалитные препараты. Они, увы, не помогли. Его месяц лечили от клещевого энцефалита амбулаторно, а еще через два месяца Кирилл оказался в психиатрической лечебнице в селе Никулино (Ленинградская область).

«Моя жена Людмила, учительница французского языка в пушкинской школе, пошла в психоневрологический диспансер, сказала, что я веду себя неадекватно, включаю газ на кухне, не закрываю входную дверь. Мне велели явиться в диспансер, поставили на учет к невропатологу, но на этом моя история не закончилась», — излагает свою версию событий Кирилл. Ему 54 года, выглядит он на 15 лет моложе, в его шестиметровой комнате в коммунальной квартире — боксерские перчатки и велосипед.

В психиатрическую лечебницу Кирилла забрали зимой 2005-го, ночью, когда он вышел выносить мусор из квартиры: «Я вышел из квартиры, жена захлопнула за мной дверь. Подхожу к мусорному баку, через пять минут подъезжает карета «Скорой помощи»: «Гражданин такой-то? Пройдемте с нами». И все, повезли в Никулино».

Азалептин, аминазин и галоперидол, активно применяемые в российской психиатрии, — лекарства-нейролептики (антипсихотические средства). Азалептин усиливает действие снотворных; побочные действия: головокружение, сонливость, головная боль, обморочные состояния, ажитация. Побочные действия при использовании аминазина похожие — сонливость и головокружение, а также пароксизмально возникающие судороги мышц шеи, языка, дна ротовой полости, тремор. Галоперидол может вызвать головную боль, бессонницу или сонливость, состояние тревоги, обострить психоз и галлюцинации, привести к причмокиванию и сморщиванию губ, надуванию щек, быстрым движениям языком, неконтролируемым движениям рук и ног.

Больше всего в клинике ему запомнились уколы аминазина, от которых ему было нечеловечески плохо: «Давление — 50 на 60, я ходить вообще не мог, пластом лежал, как и все остальные». Параллельно с этим Людмила подала заявление в суд с просьбой признать ее мужа недееспособным. Кирилл вспоминает, как его возили на суд: «Моя зимняя одежда, в которой меня из дома привезли, куда-то делась. Мне дали тулуп с чьего-то плеча и валенки разного размера. Кто-то из врачей увидел меня, пошутил: «Прямо как большевик перед расстрелом». На суде было что-то ужасное: Людмила, с которой мы прожили много лет, говорила, что я сахар мимо чашки сыплю, духовкой пользоваться не умею, не соображаю ничего. Она настаивала на том, чтобы из психиатрической лечебницы меня сразу же перевели в интернат».

Спасло Кирилла то, что его друг нашел в почтовом ящике рекламную листовку адвокатской конторы «Онегин»: «Адвокатская помощь в медицинских ситуациях, помощь больным в психиатрических учреждениях». С этого момента делами Кирилла стал заниматься питерский адвокат Дмитрий Бартенев.

Бартенев — единственный российский адвокат, который успешно вытаскивает подзащитных из психиатрических заведений. Он с легким смешком вспоминает свое первое дело: молодой человек решил устроиться проводником на РЖД, на собеседовании обмолвился о своей гомосексуальной ориентации, а дальше получил отказ в месте «по причине психического заболевания, а именно — «гомосексуализма»». Тому молодому человеку настоятельно рекомендовали пройти психиатрическую экспертизу в больнице; Бартенев быстро и с блеском доказал, что гомосексуальность и психиатрические заболевания не имеют между собой ничего общего.

Случаем Кирилла К. адвокат занимался без малого четыре года: «Для того чтобы суд признал Кирилла вменяемым, нам пришлось пройти пять психиатрических экспертиз в больницах. Жить ему было негде, жена домой не пускала, но и это не главное: вы даже не представляете, какие требования к дееспособности предъявляют врачебные комиссии. Вы, например, легко можете потерять мобильный телефон, ничего страшного в этом не будет. Но если это сделает человек, проходящий психиатрическую экспертизу в больнице, то это будет прямым свидетельством его недееспособности».

Так, Кирилла спрашивали, умеет ли он пользоваться интернетом и компьютером, хотя ни то, ни другое водителю не требуется. «В целом проблема психиатрии в России связана с тем, что в пациентах психиатрических заведений не видят личность. Не ведется диалог с пациентом на равных, — уверен адвокат Бартенев. — Российская психиатрия претендует на решение всех проблем: закрыть, изолировать, запретить думать самостоятельно».

Трудами Бартенева Кирилла восстановили на работе, ему даже выделили комнатку в коммунальной квартире. Не случись этого — он жил бы в одном из психоневрологических интернатов Ленинградской области.

Психоневрологический интернат №3, расположенный под Петергофом, — один из самых больших в России. На пяти этажах — 1080 человек. В здании два корпуса, которые активно ремонтируются; ремонт только одного из них обошелся в 150 миллионов рублей. Годовой бюджет ПНИ — 477 миллионов рублей. Все корпуса снаружи облицованы серой потрескавшейся плиткой, а построены, судя по виду, в середине прошлого века. Внутри рабочие в оранжевых куртках активно сверлят полы, красят стены; видны всполохи газосварочных аппаратов.

По интернату меня водит директор учреждения, врач-травматолог Наталья Зелинская. В молодости она рванула из Донецка в Петербург да так и осталась.

Она ведет меня мимо обшарпанных лифтов и тюков с грязным бельем, которые лежат в коридоре, и объясняет: «Видите, тут обои пациенты руками заляпали? Мы два года назад ремонт делали, обои новые поклеили. Теперь все переделываем, плитку кладем». На вопрос, почему нельзя было положить плитку с самого начала и не тратить деньги дважды, Зелинская не отвечает.

Внутри самих корпусов народу немного — почти у всех, уверяет Зелинская, прогулка. Мне показывают пустые палаты — в каждой по десять аккуратно заправленных кроватей под пестрыми одеялами. На стенках — рисунки карандашом. Шкафов практически нет, одни тумбочки.

В каждом отделении — два туалета и два душа; для больных-колясочников предусмотрена помывочная — одна на этаж.

Питерская благотворительная организация «Перспективы», специализирующаяся на помощи инвалидам, сделала душевые комнаты для лежачих больных: санузлы для 12-ти палат обошлись в один миллион рублей; администрация интерната не потратила ни копейки. Зато интернат полностью оборудовал несколько «элитных» комнат. Они находятся на первом этаже; он прихотливо устроен — поделен на две неравные части. В первой — однокомнатные квартиры, оборудованные мебельными стенками, диванами, кроватями, плазменными телевизорами и компьютерами. Двери добротные, вишневого дерева. В таких помещениях живут люди, заслужившие, по словам Зелинской, «доверие руководства».

Ульяновская область, 1999 год Ульяновская область, 1999 год

Мы заходим в одну из квартир, где юноша в серой толстовке играет в игру на компьютере с большим монитором. По соседству с ним живет крепкий рыжеволосый Игорь с наколками на руках, на вид — лет 30 с лишним. Когда-то, рассказывает Зелинская, Игоря перевели в ПНИ из детского дома за девиантное поведение; теперь он «исправился», помогает администрации, работает санитаром. На накачанных плечах Игоря трещит белоснежный халат, сквозь халат просвечивает футболка с надписью «Rich».

Поигрывая желваками, Игорь глядит на толпу беззубых и шатающихся мужчин, которых толпой загоняют в душ. Все эти люди живут во второй части этажа, в специализированном отделении для людей, прошедших принудительное лечение в городских психиатрических лечебницах.

В отделении — палаты на десять человек; железные кровати привинчены к полу, дверей в комнатах нет. На собравшихся перед душевой мужчин без брюк, одетых только в застиранные коричневые рубашки, Игорь смотрит как пастух на нерадивых овец.

При этом ПНИ №3 — единственный интернат в Петербурге, в котором позволено работать волонтерам. В остальные восемь интернатов города не пускают никого, кроме родственников. По мнению руководителя «Перспектив» Марии Островской, именно в силу закрытости в этой системе распространены уголовные порядки: «В интернаты попадают и престарелые люди с психическими нарушениями, и алкоголики, которые допились до умственной отсталости, и уголовники, и люди из детских домов, которых некуда деть. Часть людей совершенно не адекватна в своих возможностях, и этим пользуются остальные: например, есть сексуальное насилие одних сильных мальчиков над другими. Я недавно ездила в интернат Звенигорода. Там, со слов пациентов, сильные бьют слабых скрученными и вымоченными в соленой воде полотенцами».

В 2008 году аппарат уполномоченного по правам человека Пермского края Татьяны Марголиной провел проверку нескольких ПНИ (всего в регионе их 15). После проверки был опубликован доклад «Соблюдение прав лиц, постоянно проживающих в психоневрологических домах-интернатах Пермского края». Согласно документу, в интернатах были выявлены случаи смерти проживающих — ввиду несвоевременности оказания медицинской помощи; высокая скученность проживания; направление проживающих на лечение в психиатрические стационары и применение к ним необоснованного лечения психотропными препаратами в качестве наказания. За работу в интернате проживающим не платили ни копейки.

Доклад Марголиной стал одной из первых попыток показать ситуацию изнутри, он наделал в крае много шума: например, после его публикации во всех 15-ти интернатах был сделан ремонт. Тем не менее с течением времени сообщений о правонарушениях в ПНИ становилось все больше.

Хроника такова: в 2009 году прокуратура Октябрьского района Екатеринбурга предъявила иски к психиатрам и сотрудникам психиатрических заведений из-за нарушений прав пациентов-подопечных на жилье. Так, врач-психиатр Зубарева оформила опекунство над недееспособным Савельевым, зарегистрировалась в его квартире, приватизировала квартиру своего подопечного и отправила его в Березовский психоневрологический интернат (Свердловская область). По той же схеме врач-психиатр Недотко выселила из квартиры недееспособного Богуславского, врач Цихалевская лишила собственности свою же пациентку Войкову, а врач Гаврилова — больную Гребенникову.

В феврале 2013 года главного бухгалтера интерната в городе Сальск (Ростовская область) арестовали по подозрению в хищении 15 миллионов рублей. В одном из ПНИ на границе России и Казахстана зафиксировали случаи изготовления жильцами сосновых гробов: впрок, для собственных нужд, и на продажу.

В марте 2013 года в Чувашской республике в суд было направлено дело директора Шомиковского психоневрологического интерната Сергея Вачаева и директора обществ с ограниченной ответственностью «Компания Дайм», «Аватар», «Альбатрос» и «СК Дайм» Алексея Дмитриева. По версии следствия, Вачаев заключил 19 государственных контрактов с ООО «Компания Дайм», «Аватар», «Альбатрос» и «СК Дайм», возглавляемых Дмитриевым, на выполнение текущего ремонта на общую сумму свыше двух миллионов рублей. Несмотря на то, что Дмитриев не выполнил даже половину от обещанного, Вачаев подписал фиктивные документы, свидетельствующие о приемке всего объема работ. На этом основании два миллиона были перечислены на счет фирм Дмитриева. В итоге суд приговорил Вачаева к пяти годам лишения свободы и штрафу в размере 500 тысяч рублей; Дмитриев получил два с половиной года колонии и штраф в 300 тысяч рублей.

В марте 1999-го в результате возгорания в корпусе ПНИ в селе Михайловском (Вологодская область) погиб 21 человек; в поджоге признался один из пациентов, он был признан полностью невменяемым. В декабре 1999-го пламя охватило ПНИ Приморска (Ленинградская область), погибли 22 человека; причина пожара не установлена. В октябре 2002-го пожар в ПНИ в подмосковном поселке Филимоновка унес жизни шестерых детей; причина не установлена. В поселке Дмитровский Погост (Шатурский район Московской области) в декабре 2005-го сгорел психоневрологический диспансер; в огне погибли семь пациентов. В апреле 2013-го при пожаре в психиатрическое лечебнице в поселке Раменский (Московская область) погибли 38 человек; некоторые пациенты были привязаны к кроватям, поскольку страдали тяжелой формой заболеваний. В ночь с 12 на 13 сентября 2013-го в ПНИ в Новгородской области произошел пожар; 37 человек погибли.

«Зайдите в любой интернат, там всегда будет идти ремонт, — уверяет бывший директор ПНИ №12 Вадим Мурашов. — Потому что ремонт — это тендеры, это выгодно. При этом от ремонта мало толка: для интернатов нужно строить новые помещения, а не бесконечно латать многопролетные здания, в которых раньше были заводы и ПТУ».

По мнению Мурашова, существующие ПНИ мало пригодны для лежачих и тяжелых больных: «Там не пандусы, а узкие многопролетные лестницы. Сколько одна медсестра может колясочников при пожаре вытащить — кто-нибудь над этим думал?»

Мурашов уверен: большое количество людей, погибших при недавних пожарах в интернатах Московской и Новгородской областей, вызвано именно этим.

«Интернаты для нас на данный момент — наибольшая проблема», — признается Алексей Вовченко, заместитель министра труда и социальной защиты России. Он согласен с тем, что существующая сеть не выдерживает никакой критики: люди с тяжелыми заболеваниями лежат на втором и третьем этажах, будет пожар — опять будут жертвы. «В Москве и Петербурге интернаты расположены в городах, а в области — здания старые, это может быть все что угодно — завод, училище, хлев, конюшня, лишь бы подальше, лишь бы с глаз долой. При этом директор интерната — микрогосударь, у него — подсобное хозяйство, он посторонних пускать не хочет. Эту систему необходимо открывать для общественного контроля», — отмечает Вовченко.

«Наша система как будто говорит: поедешь в интернат и оттуда не вырвешься», — разъясняет Андрей Горшков, основатель сайта tvoritdobro.ru (занимается поиском и систематизацией информации для людей с ограниченными возможностями).

Горшкову 36 лет, при рождении у него диагностировали детский церебральный паралич. Мама по совету врачей от Андрея отказалась, и его поместили в детский дом. Про тот период своей жизни Горшков помнит одно: «В одной палате 20 человек, условия тюремные. К нормальной жизни тебя никто не подготавливает. Хочешь читать и писать — учись сам. Мне, допустим, повезло, я много времени провел в городских больницах, там лежали дети «с воли», из обычных семей, они мне здорово помогли. И все равно до 21 года меня держали в детском интернате, потом перевели во взрослый».

Когда Андрей попал в московский ПНИ №30, то сразу сказал: «Я у вас ненадолго задержусь». В итоге он провел в интернате больше года и чудом добился перевода в пансионат ветеранов войны и труда. Таких пансионатов, объясняет мне Горшков, на всю Россию — всего 12, в них люди живут в больших комнатах по двое и на прогулку выходят, когда захочется. Но никто в детском доме не рассказывает воспитанникам о том, что они могут там жить.

Я спрашиваю, каким образом ему удалось перевестись в пансионат, и Горшков отвечает предельно скупо: «Помог один знакомый». Много позже Андрею даже удалось получить квартиру.

Он пытался самому себе доказать, что можно найти выход из интернатской системы: «Ты все время боишься, что с тобой завтра могут что-то страшное сделать. Ударят, на уколы посадят, превратят в овоща, направят за любое нарушение режима в психушку».

Когда я спрашиваю его про самый страшный случай, который случился с ним в интернате, Горшков долго смотрит на меня широко расставленными темными глазами: «Вы знаете, я такое видел… Я не буду про это говорить… Но мои знакомые в одном из интернатов спрыгнули из окошка, насмерть. Вам это странным кажется, да? А я вам скажу: такое вполне может быть, если тебе говорят: «Ты никогда не получишь квартиру, ты вообще никому не нужен, ты всегда будешь жить здесь». Вы не понимаете, вы ведь не живете там, и не жили, и жить не будете никогда». Теперь он пытается мне объяснить все так, чтобы я поняла: «Они многим сломали судьбу, и мне — тоже».

Сестра болеет Шизофренией . С ней никто не может ужиться, постоянно ругаемся. Реально невыносимо. Есть ли какие-нибудь пансионаты или интернаты для таких людей, где они могут жить постоянно? Ей уже больше 30 лет. Да и она сама не против.

Узнай мнение эксперта по твоей теме

Психолог. Специалист с сайта b17.ru

Психолог, Клинический психолог. Специалист с сайта b17.ru

Психолог, Семейный детский психолог. Специалист с сайта b17.ru

Психолог, Профориенатор. Специалист с сайта b17.ru

Врач-психотерапевт. Специалист с сайта b17.ru

Психолог, Семейный консультант. Специалист с сайта b17.ru

Психолог, Клинический психолог. Специалист с сайта b17.ru

Психолог, Исцеление прошлого. Специалист с сайта b17.ru

Психолог. Специалист с сайта b17.ru

[2098583478] – 23 апреля 2015 г., 11:19

Сочувствую Вам и Вашей сестре. У нас, например, город малюсенький, но психоневролгический интернат для больных этим недугом людей имеется. Если Вы живете в большом городе, то, думаю, проблемы с этим быть не должно.

[3348107677] – 23 апреля 2015 г., 11:24

А весной и осенью,класть в стационар не пробовали?

[2098387402] – 23 апреля 2015 г., 11:27

ПНИ есть. Интернаты для психохроников. Спросите у лечащего врача сестры, какой поприличнее и какие нужны справки.

[3954125024] – 23 апреля 2015 г., 11:29

ага только больше двух недель не держат и это при обострениях. денежки автор большие денежки все решат. или квартира в залог интернату

[1494631855] – 23 апреля 2015 г., 11:36

глупости не пишите, если не в теме. Гость 3 правильный, хороший совет дала.

[1834472047] – 23 апреля 2015 г., 11:37

[2963750600] – 23 апреля 2015 г., 11:39

[1834472047] – 23 апреля 2015 г., 11:39

Мне кажется сдать сестру в интернат на постоянно это кощунство. У меня у подруги тетя в таком состоянии, только там возраст и все еще хуже. Ей все мерещится, говорит что они ее убить хотят, много всего. Ее забрала к себе мама подруги, ее родная сестра, два раза в год кладут на месяц — два в диспансер, остальное время она живет у них, своих детей и мужа за всю жизнь у нее не было.

[3954125024] – 23 апреля 2015 г., 11:40

глупости не пишите, если не в теме. Гость 3 правильный, хороший совет дала.
то есть интернат на добровольных началах готов приютить ? ну ка напишите нам название сего интерната

[1834472047] – 23 апреля 2015 г., 11:43

Если в интернат, то надо ее навещать там хотя бы, брать к себе на выходные, все таки всего 30 лет человеку.

[2098387402] – 23 апреля 2015 г., 11:46

[2942121439] – 23 апреля 2015 г., 11:46

глупости не пишите, если не в теме. Гость 3 правильный, хороший совет дала.

то есть интернат на добровольных началах готов приютить ? ну ка напишите нам название сего интерната
Если приличный, думаю это под деньги от сдачи ее квартиры.

[2098387402] – 23 апреля 2015 г., 11:50

то есть интернат на добровольных началах готов приютить ? ну ка напишите нам название сего интерната

Если приличный, думаю это под деньги от сдачи ее квартиры.
У нас соседи устроили в очень приличный свою бабушку: старческая деменция. Сто пятьдесят тысяч в месяц. Но действительно — роскошное место. Бабушку носят на руках.

[3954125024] – 23 апреля 2015 г., 11:51

Никто не говорит, что это совсем бесплатно. Если сестра инвалид, то у нее почти всю пенсию интернат себе возьмет, кстати. А хороший интернат, со специалистами и комфортными условиями проживания, вообще недешево стоит.
ну естественно 30летнюю бабу никто не будет хоронить заживо в глубинке где привязывают к кровате и колят транквилиторы превращая в овощ. явно автор и сестра хотят нормальную жизнь сестре в нормальном пансионате

[3348107677] – 23 апреля 2015 г., 11:52

Чтобы отправить человека в интернат,нужно признание судом стойкой недееспосбности и отказ близких родственников от опекунства.

[2552607774] – 23 апреля 2015 г., 11:53

«Кощунство»-это когда такой член семьи -у тети сестры дяди.

[2098387402] – 23 апреля 2015 г., 11:54

ну естественно 30летнюю бабу никто не будет хоронить заживо в глубинке где привязывают к кровате и колят транквилиторы превращая в овощ. явно автор и сестра хотят нормальную жизнь сестре в нормальном пансионате
Это что за очерки из жизни карательной психиатрии.

[1843069341] – 23 апреля 2015 г., 11:55

Я вот и в большом городе (миллионник, областной центр) живу, а проблема острая- эти учреждения постоянно сокращаются, и очереди стоят километровые, на много лет

[3954125024] – 23 апреля 2015 г., 11:57

[1834472047] – 23 апреля 2015 г., 11:58

«Кощунство»-это когда такой член семьи -у тети сестры дяди.

Вам если сказать нечего, то лучше промолчать, умнее будете выглядеть.

[2098699082] – 23 апреля 2015 г., 12:04

У меня соседка пол года дома, пол года в больнице, забирают при обострении, никаких денег, потом выходит, как обычный человек ходит и не подумаешь, что проблемы с головой, до след обострения.

[2942121439] – 23 апреля 2015 г., 12:06

Если на коммерческой основе, то очереди короче, либо в часный (они тоже есть)
Как писали выше, 150 т.р./месяц и никакой головной боли.

[2825807282] – 23 апреля 2015 г., 12:09

Сестра моего мужа, большую часть жизни провела в интернате, для душевно больных. Тоже шизофрения((((

[1843069341] – 23 апреля 2015 г., 12:11

Если на коммерческой основе, то очереди короче, либо в часный (они тоже есть)Как писали выше, 150 т.р./месяц и никакой головной боли.

Коммерческих у нас нет. В обычных, сколько ни плати, просто физически нет мест (не успевают вымирать). Да и 150 в месяц- это для моего города фантастика. Зарплата в 35-40 тысяч считается редкой удачей

[2098387402] – 23 апреля 2015 г., 12:17

[2942121439] – 23 апреля 2015 г., 12:18

[3954125024] – 23 апреля 2015 г., 12:38

Погодите. Неужели врач не может подобрать адекватную терапию? Есть препараты. Их должны выдавать бесплатно. Попробуйте записаться на он-Лайн консультацию со столичными, а даже лучше с питерскими психиатрами.
шизофрения неизлечимое заболевание и терапия идет только на уменьшение симптомов.. но с возрастом болезнь все равно прогрессирует. . у нас такая в спортзал бегала. летом зимой красивая ухоженная стройная умная.. весной осенью бомжиха в тряпках с дибильным выражением счастья на лице.

[835653357] – 23 апреля 2015 г., 12:48

Понимаете, мать сестры воспитывает двух ее маленьких детей как официальный опекун, потому что сестра от них быстро устает, ничего не хочет делать. Ссорится при детях плохо. У меня с парнем очень серьезные отношения, нам тоже ее брать куда? Она только накаляет всех, невозможно С ней жить. Мусорит, убираться не хочет, курит как паровоз, от нее за километр воняет и тд. Денег особо нет. Откуда? У мамы пенсия и деньги на опеку, я пока особо не зарабатываю тоже. И как быть скажите? Вот и хочется что-нибудь придумать, чтобы она раз жить ей плевать как, наши не разрушала.

[835653357] – 23 апреля 2015 г., 12:51

Она в больнице лежит постоянно. Таблетки почти не помогают. Лежала уже в трех разных больницах в Москве. Все таблетки на время только. Потом выходит их больницы, вроде уже начинается опять болезнь, а она в больницу не хочет, мозг только всем выносит, а насильно не заставишь толком.

[3954125024] – 23 апреля 2015 г., 12:51

а где муж сестры? и вообще диагноз официально поставлен? описание обычной маргиналки но никак не шизофреника

[2506271083] – 23 апреля 2015 г., 12:55

Денег особо нет. Откуда? У мамы пенсия и деньги на опеку, я пока особо не зарабатываю тоже. И как быть скажите? Вот и хочется что-нибудь придумать, чтобы она раз жить ей плевать как, наши не разрушала.

Если вы взрослый адекватный человек, то должны понимать, что без денег вашу сестру никто ПОСТОЯННО нигде держать не будет. Выше вам сказали, должны забирать в больницу на время обострения, но это все. Что еще тут «придумать»? Либо убить ее, либо выгнать бомжевать, что еще-то??

[1843069341] – 23 апреля 2015 г., 12:56

а где муж сестры? и вообще диагноз официально поставлен? описание обычной маргиналки но никак не шизофреника

Стойкая личная неопрятность- один из множества признаков шизофрении

[3348107677] – 23 апреля 2015 г., 12:58

1. Признать по суду недееспособной. 2.отказаться от опекунства на сестру,про пакет документов на оформление в интернат,можно спросить в психдиспансере.

[1399164198] – 23 апреля 2015 г., 13:19

если у сестры наличиствует собственность , при отказе от ее опеки, при условии, что опека оформлялась, опекуном становится государство и соответственно приобретает права на собственность сестры, или я ошибаюсь, хочется понять.

[2373827859] – 23 апреля 2015 г., 13:24

Почему кощунство? А жить свпсихически больным человеком и нести за него отвественность — это не кощунство по отношению к своей собственной жизни??

[3348107677] – 23 апреля 2015 г., 13:28

[725085049] – 23 апреля 2015 г., 13:36

У двоюродной сестры мужа шизофреник-сын. Напал на нее, нанес 7 ножевых ранений. Слава Богу, она физически сильная, отбивалась, ранения поверхностные. И дверь входная была не на замке, на крики сосед прибежал, спас ее. Уже лет пять этот сын в спецучреждении. Так вот, иногда это учреждение поднимает вопрос о том, что пора маме его домой забрать. Он проходил обследования, на вопрос, сможет ли он повторить свой поступок, ответил утвердительно. Мать его навещает два раза в неделю и однажды снова набросился на нее, начал душить! И все равно разговоры о его «выздоровлении» врачи поднимают. Хотя очевидно, что нельзя его выпускать. Так что морозятся они конкретно, бесплатно вряд ли получится держать б больнице «неопасного» больного. Хотя никто не поручиться, что не станет социально опасным.

[3566686126] – 23 апреля 2015 г., 14:41

а инвалидность у сестры есть? По сегодняшним законам в психбольницу шизофреника можно положить только с его согласия

[2098387402] – 23 апреля 2015 г., 14:59

А если он в приступе и вообще ничего не осознает.

[1760980401] – 23 апреля 2015 г., 15:37

[1495061365] – 23 апреля 2015 г., 21:30

У меня дальняя родственница работает в интернате для душевнобольных в Москве. Но подробностей не знаю, т.к. родственница дальняя и с ней давно не общалась, сама я в другом городе живу, просто в курсе, что она там работает кем-то вроде сиделки или нянечки. И там как раз есть такие люди, не все от них отказываются, разные есть — и сироты, и с живыми родственниками, которые приходят их навещать, мои родители ее видели, когда ездили в Москву, и рассказывали потом. Если и изначально взрослые-умственно отсталые, с которыми родные не могут сидеть дома, сами работают, и дауны, и отсталые по другим причинам. Есть и шизофреники, и с деменциями пожилые. Есть и молодая девушка, рассказывали, дочь профессора какого-то, была заумная, вся в учебе, никакой личной жизни, и после первой попытки завести отношения с мужчиной и неудачей вконец чокнулась. Да, там пенсию инвалида по сути и забирают, на это и живут там. Все чистенько, ухожено. Правда, никто скакать с опахалом не будет, но накормят, помоют, оденут, медикаменты дадут, а кто более-менее соображает, могут книги читать, в домино и шахматы играть. Как насчет доп.оплаты помимо пенсии больного человека — даже не знаю.

[2307081286] – 23 апреля 2015 г., 22:24

В инетрнатах Закалывают уколами и таблетками до состояния овоща . Не советую туда.
При чем за любой «лишний» вопрос могут в изолятор отправить или лешить прогулок . Ну и назначаемые таблы все равно пользы не дают . Либо разговаривайте с врачами чтобы лишнего не назначали и строго контролируйте что ей там дают , а вообще лучше чтобы Ничего не давали ( по крайней мере в спокойные периоды ) но такого там не будет, такое возможно только дома..

[3636618473] – 24 апреля 2015 г., 00:45

Это что за очерки из жизни карательной психиатрии.
А у нас в стране еще пока карательная, к сожалению. Изменились только сроки пребывания больного. Теперь максимум 72 дня. а раньше могли по полгода держать, привязывают, куда ж без этого.

[2627844682] – 24 апреля 2015 г., 05:38

Ничего государство не приобретает кроме части пенсии. Это все. Я свою близкую родственницу оформляла. Собственность если она есть, никто не мешает переоформить на близких. Не помню за давностью лет, но по-моему государство на нее не посягает. Спросите лучше в том заведении, куда будете оформлять.