Кто живет с больными деменцией

Сегодня, 21 сентября, международный день распространения информации о болезни Альцгеймера, одной из причин старческой деменции. Кто-то считает это заболевание хорошей темой для анекдотов, кто-то предпочитает о нём не задумываться, а некоторые годами отказываются признать, что в их семье кто-то страдает этим заболеванием, и обратиться к врачу. Между тем, с каждым годом в мире становится всё больше стариков (и даже сравнительно молодых людей) с деменцией, к 2030 году их будет пятьдесят девять миллионов, и уже скоро это может привести к настоящей катастрофе. Юлия Дудкина рассказывает, как живётся людям с болезнью Альцгеймера, из-за чего ещё может начаться деменция и можно ли от всего этого спастись.

Когда Мария зашла в мамину квартиру, там было пусто. Куртка висела на месте, тёплая кофта, которую мама всегда надевала перед выходом на улицу, тоже. А вот ботинок не было. Мария побежала в соседнюю квартиру — туда, где она сама живёт вместе с сыном и мужем. Сын был дома: он рассказал, что заходил покормить бабушку обедом, но она исчезла, а дозвониться до кого-нибудь из родных он не смог. Это был уже не первый раз, когда мама пропадала. Мария кинулась на улицу и стала расспрашивать соседей. Выяснилось, что они видели её маму сегодня днём на скамейке во дворе, но потом она зашла в подъезд, как будто собиралась домой. Что с ней стало после этого, никто не знал. В ближайшем отделении полиции тоже никто ничего не слышал, но сотрудники показали запись с видеокамеры у двери подъезда: около трёх часов дня мама вышла оттуда одна и ушла в неизвестном направлении. Вместе с сыном Мария отправилась туда, где мама нашлась в прошлый раз, два года назад, но там никого не было. Тогда они поехали в ближайшую поликлинику — в последнее время пенсионерка бывала регулярно только там, может, и теперь пошла по привычке. Но ни на одном из этажей её не было. Не поступала она ни в скорую помощь, ни в бюро несчастных случаев. В конце концов Мария вместе с сыном отправились на автобусе к ближайшему метро. Мама была там — в домашней одежде, без денег и социальной карты. Ответить на вопрос, как она тут оказалась, пенсионерка толком не смогла: сначала утверждала, что поехала к стоматологу, потом вдруг стала говорить, что пошла по магазинам. С тех пор её начали запирать дома: конечно, неприятно держать родного человека под замком, но если она снова потеряется, будет ещё хуже.

— Я поняла, что с мамой что-то не так, примерно три года назад, — рассказывает Мария. — Когда она пошла отнести листочки с показаниями счётчиков в РЭУ и не вернулась. Её привела поздно ночью сотрудница конторы — замёрзшую и несчастную. Вообще-то теперь я понимаю, что насторожиться нужно было раньше — когда она полюбила рассказывать всякие истории про то, как она, например, ходила в парк, встретила там женщину с ребёнком и целый день с ними общалась. Она упоминала столько подробностей, что эти рассказы казались вполне реальными. А потом по каким-то признакам мы вычислили, что она всё придумывает. Но у неё всегда было очень хорошо с фантазией, и нам казалось, что нет ничего плохого в том, что она сочиняет небылицы. Даже называли её в шутку «Наш Андерсен». Ещё в какой-то момент она стала очень обидчивой, уходила в свою комнату, запиралась. А ведь раньше всегда была такой доброй, покладистой. И внука очень любила, ушла на пенсию, чтобы с ним сидеть, когда он родился. А теперь вдруг стала говорить, что он у неё что-то ворует — то ключи, то зубные протезы. Теперь, когда я знаю, что у неё болезнь Альцгеймера, я пытаюсь объяснить ему, что бабушка это делает не со зла, что она на самом деле по-прежнему любит его, просто у неё такая болезнь. Но он, конечно, всё равно переживает.

Раньше, до того, как маме поставили диагноз, Мария не понимала, как реагировать на небылицы, которые та сочиняет: пыталась спорить, доказывать, что на самом деле всё было по-другому. Теперь она жалеет, что столько времени и сил потратила впустую.

Врачи объяснили ей, что мама теперь — как маленький ребёнок, и лучше ей подыгрывать.

Как объясняет психиатр Светлана Кременицкая, болезнь Альцгеймера — это всего лишь одна из многих причин деменции, то есть снижения интеллекта и нарушения памяти. Некоторые ещё называют такое состояние маразмом или старческим слабоумием. Когда болезнь находится в начальной стадии, пациенты действительно часто бывают раздражительными и обидчивыми: они чувствуют, что с ними что-то не так, что они стали всё забывать и хуже справляться с повседневными делами, и начинают злиться и переживать из-за этого.— Вообще-то деменция начинается с нарушений речи, — объясняет Светлана Кременицкая. — Однако часто это бывает заметно только профессионалам, а родственники чувствуют неладное, когда у человека уже появляются серьёзные проблемы с памятью. Причём пациенты могут запросто рассказать о том, что происходило с ними двадцать лет назад, а вот что было вчера — забыть. Это как школьная доска: когда она новая, мел хорошо пишет, и на ней всё видно. Но постепенно, с годами, поверхность портится, и на ней уже невозможно оставить внятную надпись, только какие-то странные пятна. Но другие слова, те, которые были на ней давно, всё ещё остаются видны.

Деменция может быть обратимой: например, если она началась из-за проблем с кровоснабжением, интоксикации или нехватки питательных веществ. Тогда, если вовремя заметить и устранить первичную проблему, можно восстановить функции мозга — если не полностью, то хотя бы частично. Но бывает и необратимая деменция — например, вызванная болезнью Альцгеймера. Мозговая ткань начинает разрушаться, сам мозг атрофируется и становится похож на сухой грецкий орех.

Как объясняет психиатр, даже такую деменцию можно затормозить, сделать так, чтобы болезнь протекала легче. Но для этого надо вовремя заметить её первые признаки — и чтобы это сделать, есть много специальных тестов. Только вот большинство людей считают, что, если их родители или бабушки с дедушками начали вести себя странно, это просто старческие причуды, и пытаться лечить их бессмысленно.

Почти каждая новая болезнь вызывает эпидемию — из-за недостатка информации люди не могут вовремя насторожиться и сдать нужные анализы. В 80-е годы в США люди массово умирали от СПИДа, а теперь многие доживают до старости, если им удаётся обнаружить у себя ВИЧ и начать принимать медикаменты. Рак груди у женщин в 46% случаев достигает опасных форм из-за того, что пациентки не информированы о болезни и слишком поздно обращаются к врачу.— К сожалению, в России деменция — это проблема, о которой не говорят, — считает Кременицкая. — Люди отказываются признавать, что их родные больны, и не идут за квалифицированной помощью. Как будто это что-то стыдное. А ведь в старости от деменции страдали и Маргарет Тэтчер, и Уинстон Черчилль. Это не связано с происхождением человека, его финансовым благополучием.

— Как-то раз в 2012 году мне позвонила подруга и сказала: «Приезжай, твоя мама абсолютно не в себе», — вспоминает Ольга. — Я тут же села на поезд и примчалась. Мама сидела на кухне, вся замотанная в платки, и отказывалась заходить в комнату — говорила, что соседи пускают к ней отравленный газ через розетки. Ещё она ничего не ела — еда якобы тоже была отравлена. К тому же она уверяла, что по ночам к ней вламываются какие-то люди и насилуют её. А я ведь тогда совсем ничего не знала про деменцию и болезнь Альцгеймера.

Когда Ольга рассказывает про маму, она изо всех сил старается не заплакать. С самого начала, когда заболевание ещё не стало явным, она верила в мамины истории о том, как к ней в дом проникают воры. Специально ездила к ней менять дверь. Когда стало очевидно, что пенсионерка больна, её госпитализировали на несколько месяцев.— В её городе всего одна психиатрическая больница, — продолжает Ольга. — И там нет геронтологического отделения. Так что вокруг были люди с шизофренией, а бытовые условия оставляли желать лучшего. Когда маме стали помогать нейролептики и она немного успокоилась, я забрала её сюда, в Москву. Примерно тогда я стала узнавать про мамину болезнь, но информации всё ещё не хватало. От таблеток она стала хуже ходить, и я почему-то решила, не советуясь с доктором, сама их отменить. Какое-то время всё было как будто в порядке, она даже самостоятельно выбиралась на прогулки, закрывала дверь. Но потом стала рассказывать какие-то странные вещи: будто бы она встретила каких-то своих земляков и просила увезти их домой, но у неё не было с собой паспорта… А однажды вечером вдруг попыталась уйти из квартиры: ломилась в дверь, стучала палкой по стенам, кричала, что её бьют и насилуют.

Пришлось вызвать психиатрическую бригаду, а потом опять увезти маму в родной город для госпитализации. Когда Ольга приходила навещать её в больницу, мама часто не узнавала её: говорила, будто бы это не её дочь, а какая-то женщина, которую наняли на деньги, чтобы ей навредить. Ещё пыталась написать письмо в передачу «Жди меня», чтобы там ей помогли найти её настоящую дочь и избавиться от самозванки. — Сейчас мама опять живёт здесь, у меня, — говорит Ольга. — Больше я уже не отменяю нейролептики. Помощи ждать особо не от кого, мы с ней один на один. И самое страшное, что я часто не узнаю в ней родного человека, который меня вырастил. Как будто и выражение лица, и взгляд другой.

И мне очень страшно, когда я чувствую к ней как будто бы ненависть или думаю: «Поскорее бы это уже всё закончилось, тогда у меня начнётся настоящая жизнь».

Наверное, это ужасно — так думать, и я виню себя за это. Деменция может доконать не только того, кто ею страдает, но и его родных. Практически свести с ума. И всё-таки мне её очень жаль. И ещё бывает страшно: что будет со мной, если я стану такая же? Как поступят со мной мои дети? Я, конечно, буду с мамой до конца — мне кажется, это мой долг. А может, это называется любовью. Можно временами ненавидеть человека, биться в истерике, но всё-таки продолжать о нём заботиться.

Иногда мама Ольги как будто бы немного приходит в себя. Она вспоминает, что накануне толкнула дочь или схватила за волосы, но не может припомнить, что именно произошло. В такие моменты она подолгу молчит, думает. Или вдруг говорит: «Знаешь, я хочу превратиться в птичку и улететь. Или сесть в машину, чтобы меня куда-то везли. Долго-долго. Всегда». А сама Ольга каждый день, выходя с работы, старается поскорее попасть домой — страшно целый день думать о том, в каком состоянии будет мама, когда она вернётся.— Жаль, что в России мало врачей-геронтологов, и они все платные, — вздыхает Ольга. — Да и вообще никто ни о чём не знает. Может, если бы я чуть больше разбиралась в этом, я могла бы начать лечить маму раньше, и сейчас было бы намного легче. В последнее время я часто бываю на сайте Memini.ru — там собираются люди с такой же проблемой. Я вдруг поняла, что таких очень много, это ужасное одиночество немного отступило. Я постоянно общаюсь там с кем-то, мы просим друг у друга совета, поддерживаем. А вот многие мои прежние друзья, узнав, что случилось с моей мамой, как-то незаметно исчезли из моей жизни. У нас ведь принято быть сильным, успешным. Про это говорят в кино и рекламе. А если случается горе и ты говоришь о нём, то ты становишься как будто прокажённым.

Летом 2016 года британский студент Ли Пенг создал шлем, с помощью которого любой молодой человек может почувствовать себя стариком с деменцией. Этот шлем сделан из полупрозрачного матового пластика, пропускающего свет, а внутри есть экран, наушники и устройство, которое приглушает окружающие звуки. На экране человек видит картинку, которая перед этим проходит компьютерную обработку: всё вокруг расплывается, и даже знакомого человека не получается узнать. Звук тоже меняется: тот, кто надел шлем, слышит совсем не то, что говорят окружающие, а ещё не получается произнести внятно ни одной фразы.

Создавая этот шлем Ли Пенг хотел показать молодым людям, какое это мучение — страдать деменцией, сделать так, чтобы его ровесники задумались о пенсионерах, отнеслись к ним с состраданием, а не с иронией.

Как объясняет психиатр Светлана Кременицкая, задумываться о таких вещах в молодости действительно стоит. Шансы человека заболеть деменцией примерно на 50% зависят от образа жизни. Полностью обезопасить себя невозможно, но, если не запускать серьёзные болезни вроде сахарного диабета и правильно их лечить, не злоупотреблять алкоголем, стараться постоянно быть активным и умственно, и физически, это может снизить риск.

Для тех, в чьей семье есть пожилые люди с деменцией, Светлана проводит бесплатные лекции: она рассказывает, как вовремя заметить болезнь и какие тесты нужно пройти пациенту, чтобы определить стадию деменции, куда обращаться за помощью и как лучше себя вести. На одной из таких лекций я познакомилась с Еленой. Она — одна из тех, кому повезло заметить проблему пусть и не сразу, но тогда, когда ещё не стало слишком поздно.— Сначала я думала, что у неё какая-то болезнь, не связанная с психикой, может быть, даже рак, — рассказывает мне Елена. — Мама за полгода очень сильно похудела, почти на десять килограмм. Я стала водить её по врачам, но они ничего не нашли. Тогда обратилась к психиатру. Мама часто жаловалась, что ей очень тоскливо, так что я подумала, что у неё могла начаться депрессия — это часто бывает в пожилом возрасте. Врач подтвердил мои догадки и выписал какие-то травки, но они не помогали.

Постепенно Елена заметила, что мама стала какой-то неряшливой. Всегда педантичная и аккуратная, теперь она могла во время уборки оставить мусор по углам или надеть на себя рваную одежду, которая велика ей на несколько размеров и болтается. Ещё она стала зачем-то покупать еду про запас и хранить в холодильнике, пока продукты не испортятся. При этом себе она ничего не готовила.— Некоторые люди ведут себя так по жизни, — рассуждает Елена. — И для них это нормально. Не всем же быть разумными аккуратистами. Но моя мама всю жизнь проработала учительницей в школе, она привыкла к порядку и всегда одевалась с иголочки. Это было настолько на неё не похоже, что напугало меня. А прошлым летом пошли странные телефонные разговоры. Я говорю ей: «Привет, мам, это Лена». Она долго молчит, как будто собирает в уме какой-то пазл, и только потом обрадовано отвечает: «А-а, Лена». Со временем паузы стали длиннее, и я даже начала на всякий случай говорить: «Это Лена, твоя дочь». И ещё она часто по несколько раз спрашивала меня об одном и том же. Да она и сама как-то призналась, что ей кажется, будто бы она теряет память.

Мама Елены сейчас на начальной стадии деменции — она может запутаться в днях недели, но потом всё-таки сориентироваться по календарю. Её почерк стал менее разборчивым, но у неё получается разгадывать кроссворды, хоть иногда и приходится просить помощи у дочери. Конечно, такой же аккуратной и жизнерадостной, как раньше, она уже вряд ли станет. Зато теперь, когда мама Елены начала пить лекарства, она стала хоть немного больше есть.— Хоть образ жизни и может повлиять на эту болезнь, на 35% она всё же зависит от наследственности, — рассказывает Светлана Кременицкая. — При этом благодаря развитию медицины продолжительность жизни увеличивается. А после шестидесяти пяти лет риск заболеть деменцией начинает увеличиваться в геометрической прогрессии. При этом из-за экологии и нехватки витаминов генетика у нас гораздо хуже, чем у наших родителей и бабушек с дедушками.

источник

Здравствуйте в общем то основной вопрос в теме как вы жили как справлялись испытывали ли негативные эмоции,у меня умерла бабушка,страдающая деменцией и старческим маразмом иногда меня накрывали такие и эмоции и пожелания в ее сторону ужас,хотелось бы пообщаться с людьми кто с этим столкнулся

Здравствуйте, Ирина!
Совместное проживание с пожилым человеком с деменцией / старческим слабоумием, особенно на поздних, ярко-выраженных стадиях — это действительно очень тяжело психологически, порой, по ощущениям, практически невыносимо.
И даже при общем понимании, что человек не виноват, что это болезнь, что он все так же дорог и важен (если таковым был изначально) — симптоматика таких заболеваний может вызывать крайне негативные эмоции у близких, вынужденных постоянно с этим взаимодействовать.
Отношение может сменяться, от попыток относиться с пониманием и принимать это как болезнь и неизбежную данность, до острого чувства злости, ненависти и желания, чтобы это поскорее прекратилось.
Все эти чувства становятся особенно болезненными и жгущими со стороны моральных установок, когда этот конец наступает. Осложняется все еще и переживанием утраты члена семьи, какой бы закономерной и ожидаемой она ни была — это всегда тяжело и больно.
Требуется время и сложная внутренняя работа, чтобы принять и сам факт и все свои чувства, в том числе негативные, потому что в те моменты, когда Вы чувствовали то, что чувствовали — у этого были объективные причины и Вы живой человек.
По возможности и при наличии желания, старайтесь разговаривать с близкими о произошедшем и своих чувствах, самых разных — и светлых, и негативных. Не зажимайте это в себе и не стыдите себя. Поверьте, Вы не одиноки в этих переживаниях и они не могут не сопутствовать таким тяжелым обстоятельствам.

Не вините себя, это нормально

и она отмучилась, и Вы тоже.

Я сейчас живу с такой бабушкой, я Вас понимаю это очень тяжело .Сама срываюсь , реву от бессилия ( Мучает совесть за то что я злюсь( Устала не могу (

а я еще била.вот кому должно быть стыдно???

В Европе такими больными никто сам не занимается, так как это безумно тяжело психилогически. Все сдают в спецучреждения, где ими занимаются профессионалы, которые регулярно меняются. Вам безумно тяжело и никто не в праве вас судить.

Очень хорошо понимаю Вас, Автор, и очень сочувствую. Когда-то я всегда сочувствовала старым людям. Если дети-внуки жаловались на стариков, меня это жутко раздражало. Еще бы! Мои бабушки, дедушка, отец, свекровь, еще несколько пожилых родственников ушли в здравом уме и твердой памяти. Одна бабушка и отец умерли не старыми, до 70, муж вообще молодым. Теперь у меня самой мама в состоянии деменции, это длится уже более 2х лет и продлится еще очень долго, так как физически она совершенно здорова. Мы живем отдельно, я к ней езжу. Когда чувствую, что не могу сдержаться чтобы не ударить, убегаю в чем есть. (Она гиперактивная, прыгает, скачет, корчит рожи, выкрикивает всякую чушь. Мыться отказывается.) Моя старшая сестра дралась с ней несколько раз, теперь они вообще не общаются, и сестра полностью устранилась от ухода за матерью. Тетка — материна сестра-погодок доходит до сердечных приступов после общения с ней. На сиделку или помощницу по дому мать никогда не согласится. Ни к психотерапевту, ни к психологу, ни к неврологу, ни к эндокринологу мать идти не хочет, орет:»Сдай меня прямо в психушку!» Это все ужасно. Когда-то я ее безумно любила, забегала к ней хоть на минутку, когда оказывалась в ее районе. Теперь ноги не идут. Ненавижу свой родной район, свой родной дом и т.п., сама себя ненавижу за эти гадкие чувства. Каждый поход к ней — маленькая казнь. Горшки таскать, менять памперсы, убирать блевотину за адекватным или просто молчащим и неподвижным больным легче, чем просто общаться с дементором. (У меня был опыт ухода за раковыми дедушкой и мужем и за парализованной свекровью, физически уставала, но никогда такого жуткого чувства отвращения и вины не было.) Молю Бога, чтобы прибрал меня пораньше. Страшно, когда умирают молодые, когда умирают внезапно, но дожить до безумия, до потери чувств к своим детям, мне кажется, еще страшней.

а я еще била.вот кому должно быть стыдно???

. Теперь у меня самой мама в состоянии деменции, это длится уже более 2х лет и продлится еще очень долго, так как физически она совершенно здорова. Мы живем отдельно, я к ней езжу. Когда чувствую, что не могу сдержаться чтобы не ударить, убегаю в чем есть. (Она гиперактивная, прыгает, скачет, корчит рожи, выкрикивает всякую чушь. Мыться отказывается.) Моя старшая сестра дралась с ней несколько раз, теперь они вообще не общаются, и сестра полностью устранилась от ухода за матерью. Тетка — материна сестра-погодок доходит до сердечных приступов после общения с ней. На сиделку или помощницу по дому мать никогда не согласится. Ни к психотерапевту, ни к психологу, ни к неврологу, ни к эндокринологу мать идти не хочет, орет:»Сдай меня прямо в психушку!» Это все ужасно. Когда-то я ее безумно любила, забегала к ней хоть на минутку, когда оказывалась в ее районе. Теперь ноги не идут. Ненавижу свой родной район, свой родной дом и т.п., сама себя ненавижу за эти гадкие чувства. Каждый поход к ней — маленькая казнь.
Да это очень ужасно и тяжело. Как же я вас понимаю. Но вы хотя бы в любой момент уйти можете, а мне и податься то некуда и не кому. Нет у меня никого. Всю жизнь одна одинешенька. И у меня два выхода: либо повеситься потому как, нервы у меня уже никчемные, а точнее их вообще нет или эту мать выкинуть куда подальше. У меня от нее не только нервный тик, но и жуткая аллергия по всему телу теперь Дома такая нервозная обстановка. Я ненавижу ее, она меня настолько раздражает, а точнее все в ней раздражает. И ведет себя, вот в точь-точь как вы описали свою. Как дурочка брякает что попало, аж перед людьми бывает стыдно. Ведет себя как ***. И сбежать от этого кошмара некуда.

источник

О существовании такого диагноза, как деменция, знают далеко не все. В основном лишь те, чьих близких он коснулся. Тем не менее проблема эта довольно распространенная и имеет тенденцию к росту.

По данным Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), если в 2015 году в мире насчитывалось более 46 миллионов людей с деменцией, то в 2017 году – уже 50 миллионов. А к 2050 году, по прогнозам ВОЗ, «дементоров» будет уже более 130 миллионов человек.

Ежегодно регистрируются в среднем 7,7 миллионов новых случаев заболевания, каждый из которых становится тяжким бременем в первую очередь для семьи больного.

В Бобруйске на сегодня официально зарегистрировано 1 147 человек с деменцией, но, по мнению специалистов, чтобы получить реальное число таких страдальцев, эту цифру смело можно умножить на два-два с половиной. Таким образом, по мнению медиков, деменцией страдает около 3 000 пожилых бобруйчан.

Так говорят об этой проблеме в народе. Слово «деменция» переводится с латинского как «безумие». А на языке научном это приобретенное слабоумие, состояние, при котором возникают нарушения в когнитивной (познавательной) сфере: забывчивость, утрата знаний и навыков, которыми человек владел прежде, и сложности в приобретении новых.

65-76 лет
в этом возрасте обычно развивается болезнь.

Причины деменции могут быть самими разными:

В 60 процентах случаев ее провоцирует болезнь Альцгеймера.
15-20 процентов возникает при сосудистых заболеваниях.
Есть и генетический фактор – риск заболеть в 4,3 раза выше в тех семьях, где уже имелись подобные случаи.

Как правило, от появления первых признаков до развития необратимого состояния проходит от двух до десяти лет.

В основе развития деменции лежит гибель клеток головного мозга, поясняет врач-психотерапевт, заведующая Бобруйским межрайонным психоневрологическим диспансером Елена Хорошавка. К потенциальному повреждению мозга может привести не только болезнь Альцгеймера, но и болезнь Паркинсона, перенесенный инсульт, инфекционные заболевания, нарушение функции щитовидной железы, менингиты, энцефалиты, водянка головного мозга и др.

В 2-3 раза чаще деменция встречается у женщин, чем у мужчин.

Также бывает посталкогольная деменция – если человек длительно употреблял алкоголь, неоднократно переносил алкогольные психозы, судорожные припадки, черепно-мозговые травмы.

Лариса, дочь Людмилы Григорьевны (из этических соображений мы изменили имена наших героев), конечно, понимает, что мама не издевается, а больна, но все же не может удержаться от эмоций. Да и как тут удержаться, когда человек сходил под себя и размазал это руками по стене.

Но такова жизнь с «дементором». Чтобы ухаживать за матерью, 53-летней Ларисе пришлось уволиться с работы (перешла на полставки уборщицей рядом с домом матери), оставить заботы о своей семье (благо, дети уже почти взрослые) и буквально переехать жить в родительский дом. И теперь ее график один и тот же каждый день: кормежка с ложечки перетертой едой, перестилание постели (маме постоянно нужны памперсы, но она их срывает), стирка белья и мытье полов в комнате… Лариса очень старается поддерживать чистоту, но все равно в этом доме тяжелый запах.

Теперь Лариса понимает, что те начальные «странности» были на самом деле первыми проявлениями начинающегося у мамы недуга. Сегодня, спустя три года, Людмила Григорьевна уже не выходит на улицу, но все еще топает по дому. Она не разговаривает с дочерью, как будто потеряла к ней и ее жизни интерес. Не спрашивает о внуках. На вопросы, обращенные к ней, отвечает односложно или вообще не отвечает.

– Как-то раз из Минска приехала на выходные моя дочка-студентка, – рассказывает Лариса. – Зашла проведать бабушку. Спрашиваю: «Мам, узнаешь, кто это к тебе приехал?» А она: «Нет»… Мне так обидно стало и жалко ее, ведь до этой болезни она любила свою внученьку больше всех!

Кажется, что Людмила Григорьевна забыла, как нужно держать рукой ложку, для чего нужна зубная щетка. Прежде любившая полежать в горячей ванне, сейчас она, если и заходит в ванную комнату, то только для того, чтобы несколько минут смотреть на себя в зеркало, как будто не узнавая.

Дорогу в туалет женщина тоже забыла: Лариса говорит, что в день меняет ей 1-2 памперса, на месяц нужно как минимум шесть пачек, а каждая стоит по 18-20 рублей.

В комнате, где обитает Людмила Григорьевна, стоит кровать, столик, стул. Ковер со стены сняли (по причине загрязнения стен, озвученной свыше). На полу – линолеум поверх паркета, все по той же причине – чтобы легче было убирать.

Недавно муж Ларисы приделал небольшой навесной замок на дверь кухни.

Однажды, когда замка еще не было, поясняет дочь, она ушла в магазин за продуктами, а мама вышла в кухню, включила чайник и легла спать.

– Хорошо еще, что я успела прийти. Чайник уже выкипел, вода вылилась, загасила пламя, и газ начал заполнять комнату! – рассказывает Лариса.

Женщина до сих пор с содроганием вспоминает этот случай, ведь дело могло кончиться и взрывом в многоквартирном доме.

Входную дверь теперь держат закрытой всегда.

– Однажды, когда мама еще чувствовала себя более-менее, она ушла куда-то из дома и пропала, – рассказывает Лариса. – Мы с братом сначала обошли наш район – ничего. Сели в машину и поехали искать по городу. Нашли уже затемно, сидящей на ступеньках магазина за несколько остановок от дома. Спрашиваем: куда ты шла, зачем? Говорит: «Не знаю».

Елена Хорошавка, врач-психотерапевт:

– Важно не пропустить начало заболевания. Стоит учитывать, что у человека с невысоким интеллектом эти проявления на ранней стадии могут быть не так заметны. Если же человек занимал руководящую должность, был, к примеру, учителем и вдруг начинает вести себя «глупо», нужно действовать. Первый шаг – обратиться к психотерапевту. Существуют препараты, которые помогают. Они не лечат само состояние, но могут отсрочить наступление слабоумия.

Если процессы нарушения памяти уже произошли, очень важна правильная организация быта больных. Нельзя менять привычную обстановку в доме или квартире: переклеивать обои, переставлять мебель, менять вещи местами, даже одежду и посуду. Это может ухудшить состояние больного. Именно так происходит, когда таких пациентов помещают в больницу, где все незнакомо.

Питание должно быть легким, лучше молочно-овощным. У больных деменцией часто возникает склонность к обжорству. Они забывают, что ели, и начинают поедать все подряд. Это нужно контролировать, потому что лишняя еда человеку не нужна, тем более когда он мало двигается.

Обязателен свежий воздух, посильная физическая нагрузка. Какие-то элементарные интеллектуальные занятия, например разгадывание кроссвордов, чтение книг, газет. Эти пациенты очень нуждаются в общении. Их мозг постоянно должен быть в труде.

По словам Елены Хорошавки, при деменции дается 1-я или 2-я группа инвалидности, чаще вторая. Это решает МРЭК.

Начинать стоит с поликлиники. При необходимости участковый терапевт направляет пациента к психиатру.

Инвалиды двух первых групп имеют право на 10-процентную скидку при оплате за лекарства, а 1-й группы – на бесплатные подгузники.

Проект с таким названием реализуется сегодня в Беларуси с участием как общественных, так и государственных организаций. Психолог Дана Волошина, заведующая отделением для граждан пожилого возраста территориального Центра соцобслуживания населения (ТЦСОН) Первомайского района, тоже принимает в нем участие.

По ее словам, деменция обычно развивается у человека, когда он выходит на пенсию и замыкается «в четырех стенах». А физическая и умственная активность является главной профилактикой старческого слабоумия.

На базе ТЦСОН обоих районов города проводится такая работа с пожилыми людьми. Последние занимаются здесь аэробикой, скандинавской ходьбой, разгадывают ребусы, головоломки, делают специальные упражнения на концентрацию внимания, развивают свои творческие способности.

Ообщественная организация «Рахамим» также готова предложить семьям в такой ситуации моральную поддержку и консультации. Галина Дубинская, директор организации, говорит, что близкие пациентов с деменцией часто оказываются в паническом состоянии и не знают, что делать.

Если вы хотите получить больше информации о деменции или узнать о доступной помощи, обращайтесь по телефонам: (+375-44) 763-77-71, 72-73-66 (Дана Волошина), (+375-29) 618-94-02 (Галина Дубинская).

Как понять, что близкому нужна помощь?

Расстройство памяти. Люди перестают запоминать происходящие с ними события. Например, спрячут пенсию под матрац и забудут. Да еще кого-то заподозрят в краже. Конечно, забывчивость может быть у каждого, даже здорового человека. Но если расстройства памяти системные и заметны со стороны, то это уже может быть признаком деменции.
Нарушение коммуникации. Человеку трудно общаться с окружающими людьми, теряется словарный запас. Иногда он мыслит примитивно с точки зрения окружающих.
Человек перестает делать то, что делал раньше: смотреть телевизор, читать и т. п.
Человек перестает ухаживать за собой, не интересуется своим внешним видом. Может терять навыки опрятности, возникают проблемы с посещением туалета. Не может приготовить сам себе еду и т. д.
Со стороны человек создает впечатление растерянного и беспомощного.

источник

В мире около 50 миллионов людей с деменцией — синдромом, при котором у человека нарушаются когнитивные функции, ухудшается память и он перестает узнавать даже членов своей семьи. За огромными цифрами — семьи, которым каждый день приходится решать неоднозначные вопросы: как помочь родственнику не потерять себя, как реагировать на проявления деменции и где взять силы для ухода за больным и для собственной жизни. Поговорили с самарчанкой, которая в течение трех лет принимала участие в уходе за отцом своего мужа, страдающим деменцией, и попросили ее рассказать, как менялось его состояние, как проявлялся недуг и почему для родственников жизнь разделилась на «до» и «после».

Восемь лет назад я познакомилась с будущим мужем, а затем — с его семьей. Василий Петрович, отец мужа, на тот момент был здоровым мужчиной: крепкий, румяный, всегда позитивный, с чувством юмора — полный жизни.

Свекор всю жизнь проработал на бульдозере, но никаких вредных привычек — даже не матерился никогда. Я знаю, что на работе он был ответственным и очень востребованным — получил кучу наград от завода за честный и добросовестный труд. Кроме того, у Василия Петровича был широкий круг других интересов — и все, что ни делал, получалось. Например, он занимался селекцией — все время интересовался этим, много читал. Помню, на даче показывал мне яблони: как и что он прививал. Ездил в деревню к своей сестре — крышу перебирал, водопровод делал.

После выхода на пенсию каждое лето проводил на даче. Даже когда ему было восемьдесят, залезал на яблони, чтобы их подпилить, следил за огородом, еще и соседкам с хозяйством помогал. Свекровь приезжала к нему дважды в неделю, но больше находилась в городской квартире — вдруг кто обворует. Все всегда говорили, что это очень дружная семья.

Непонятно, в какой момент началась болезнь — сразу ее не заметишь: бывало, свекор на даче — оставит где-нибудь телефон, и мы не можем ему дозвониться, или он не может вспомнить, поливал ли грядки, давали воду вообще или нет. Как-то приехали к нему за город — смотрим, а там фильтр для воды расплавлен. Выяснилось, что Василий Петрович налил в него воду и поставил на плитку греться. Он все нормально объяснил — просто на автомате поставил вместо чайника. Тогда нас это даже не смутило: торопился, перепутал — бывает.

Когда человек тебе близок, не хочется верить, что у него что-то не так с головой. Ведь если Василий Петрович что-то забывал, мы ему рассказывали — и он вспоминал. В 2014 году его состояние начало ухудшаться: соседка стала замечать, что он может рассказывать небылицы, будто это было в действительности. Мог не полить огород, объяснив, что просто не было воды — а на самом деле вода была, только он перекрыл все краны. Когда мы разговаривали с ним на эту тему, он не препирался, спокойно реагировал: признавал свои ошибки и, на наш взгляд, все логично объяснял.

Свекровь прятала ножи и вилки, потому что Василий Петрович все время их сворачивал и, если получалось, ломал

Потом свекор начал теряться во времени: мог рассказывать, что он только что ездил в город, хотя на самом деле уже два дня никуда не уезжал. Соседка напоминала ему об этом, а он отвечал, что да, она права. В итоге та прямо сказала свекрови, что с ним явно что-то не так. Да к тому моменту мы и сами начали обращать внимание.

Тем летом мы забрали Василия Петровича с дачи, а в конце года повели на прием к психиатру — просто взяли направление в поликлинике. Врач сказал, что у свекра болезнь Паркинсона. Но обычно этот диагноз ставится, когда у человека сильный тремор, и он, например, даже не может ложку до рта донести. У Василия Петровича этого не было, и единственное, что подходило под диагноз — он начал ходить с трудом, хотя иногда мог так помчаться, что не догонишь. Как-то мы были на даче и уже собирались уезжать — только яблоки собрать осталось. Василий Петрович все стоял возле калитки, а потом мы повернулись — его нет. Мы в разные стороны искать. За пять минут он успел оказаться на автобусной остановке, которая была достаточно далеко. Он нам тогда так и не объяснил, куда собрался.

Свекровь прятала ножи и вилки, потому что Василий Петрович все время их сворачивал и, если получалось, ломал. Однажды она просто накрыла на стол и отошла, а когда вернулась, он уже скрутил несколько приборов. Затем свекор начал вырывать розетки — руки у него были цепкие. Он никак это не объяснял, — просто говорил «надо». Он мог спокойно смотреть телевизор, а потом пойти и снять с петель межкомнатную дверь и просто поставить рядом. Зачем? Говорил, что тут ходят какие-то бабы и мужики.

Василий Петрович часто собирался куда-то ехать, говорил, что нужно домой, хотя находился дома. Как-то они гуляли вместе со свекровью, он куда-то направился, она за ним. Спрашивает: «Куда ты идешь?» Он в ответ: «Домой». Свекровь продолжила: «Где твой дом?» — «Не знаю». «А где сейчас находишься, знаешь?» — «Да что-то не знаю…»

Свекровь показывала ему свою ногу: «Смотри, бегала, тебя догоняла», — а он только улыбался загадочно

Однажды свекровь задремала, а он оделся, тихо открыл дверь и ушел. Она просыпается — Василия Петровича нет. Мы искали его всей семьей — заходили в подъезды, магазины. Я никогда не думала, что люди могут быть такими отзывчивыми: подъезды нам открывали сразу, а в магазине взяли номер телефона, чтобы позвонить, если он найдется. На трамвайной развязке в Постниковом овраге мы попросили диспетчеров передать всем водителям о пропаже человека и дали его описание — вдруг он на трамвае уехал? Встретили народную дружину с полицейским и все им объяснили, они разослали информацию: когда проходили мимо других полицейских, уже слышали из их раций — пропал пожилой мужчина.

Свекор ушел из дома около пяти вечера, а нашли мы его только через шесть часов.

Он доехал до трамвайного депо в районе Полевой, а сколько до этого катался и сколько пересадок делал, мы не знаем. Водитель трамвая узнал его по выданным приметам и сообщил об этом. Муж забирал его уже из полиции — говорит, Василий Петрович пил чай и был вполне довольным.

А свекровь в тот день порвала связки на ноге: когда поняла, что муж ушел, побежала босиком в подъезд, надеясь догнать его. Полтора месяца потом ходила на костылях.

Мы спрашивали Василия Петровича, зачем он убежал, но он ничего не объяснял. Свекровь показывала ему свою ногу: «Смотри, бегала, тебя догоняла», — а он только улыбался загадочно. У него ведь целое приключение было тогда.

Потом Василий Петрович стал все рвать. Например, держал газету в руке и маленькими ножницами, навесу, резал ее на тоненькие полосочки. Затем начал разрывать одеяла, пододеяльники, наволочки. Ему это давалось легко — сила-то никуда не девалась. Мог рукав на своей одежде оторвать. Каждое занятие ему надоедало и следом начиналось что-то другое. Как ребенок познает мир — то его баночки восхищают, то шурупчики, — так и здесь.

В какой-то момент он стал забывать, как одеваться. Мог надеть брюки на руки. Или я захожу в комнату, а он в шапке, под шапкой полотенце намотано, шарф, куртка, но без брюк. Подвожу его к зеркалу и спрашиваю: «Что это такое?» Он всматривается в отражение, говорит: «Это ерунда какая-то», — и давай раздеваться.

Свекрови было очень тяжело смириться, что мужчина, который был ей опорой во всем, может так себя вести. Говорила: «Всю жизнь со мной хорошо прожил, а под конец решил нервы вымотать». Первое время она даже просила никому не рассказывать о его состоянии. Мы старались объяснить, что у него теперь свой мир, в котором он живет, и все его действия — это проявление деменции, а не хулиганство.

Однажды свекрови позвонил бывший начальник свекра, попросил его к телефону. Василий Петрович с ним поговорил — отвечал, на что мог ответить. После этого коллега расспрашивал свекровь, что случилось. Тогда, наверное, был первый раз, когда она рассказала о проблеме постороннему человеку. Попросила его иногда звонить, разговаривать с Василием Петровичем. Так постепенно свекровь начала принимать ситуацию и говорить о том, что ее беспокоит: что муж не слушает ее или снимает двери с петель.

При этом она не готова была отдать мужа в дом престарелых — могла сгоряча крикнуть, что сдаст его куда-нибудь, но когда мы предлагали поискать варианты, шла на попятную. От сиделки тоже категорически отказалась, — все взяла на себя. Она постоянно находилась с Василием Петровичем, исправляла то, что он делал: то и дело заново заправляла постель, зашивала порванные вещи. Пыталась просить его хоть о какой-то помощи, но чем дальше, тем меньше он делал то, что нужно. Она даже за хлебом не могла выйти: выбегала на пять минут, и предварительно договаривалась со свекром, чтобы он вел себя хорошо.

Мы с мужем заходили к ним каждый день, сестра мужа тоже навещала. Участковый терапевт приходила раз в месяц. Лекарства она не прописывала — Василий Петрович пил только те препараты, которые назначил психиатр. Я читала аннотацию к ним — фактически, они предназначены для коррекции детского поведения. Психиатр говорил, что свекру не нужны сильнодействующие лекарства, из-за них он мог совсем слечь и уйти из жизни слишком быстро. Траты на медикаменты не были проблемой — мы же все работающие, да и у свекра была хорошая пенсия, так что мы даже не заостряли на этом внимание. Возможно, если бы он пил таблетки регулярно, состояние было бы лучше, но свекровь иногда о них забывала: сегодня две даст, завтра одну. Иногда он сам выплевывал таблетки, а она, уже когда подметала, находила их на полу.

В данной ситуации для меня ценнее было здоровье свекрови — я видела, как она начинает таять. Василий Петрович накормлен, одет, а у нее стало прыгать давление, жало сердце, скакал сахар, появилась одышка и бессонница. Через полтора года ухода за мужем у свекрови случился сердечный приступ и ее положили в больницу.

Десять дней, пока она лечилась, за Василием Петровичем ухаживали мы. Я была с ним днем, вечером приходил мой муж, а на ночь со свекром оставалась сестра мужа. Они оба не могли принять болезнь отца и общаться с ним так же легко, как я. Мне же было интересно, до какого момента он помнит свою жизнь и как воспринимает происходящее — я часто с ним разговаривала.

Спрашиваю его: «Женат?» Он говорит: «Да, конечно». «А жена живая?» — «Да… Но вообще, не знаю». Долго помнил своих детей, но когда видел их в реальной жизни, не мог узнать. Когда уже стал забывать работу и семью, помнил свое детство, как катался на коньках: вспоминал, что коньки были самые лучшие, и даже мог назвать имя и фамилию человека, их подарившего.

Одно время пытались с ним делать гимнастику, но он уставал. Купили большой шар для занятий. Первые два дня он радовался, а потом все. Бывало, идет — я за ним. Откроет шкафчик, все вытащит из него и оставит. На вопрос, кто это сделал, отвечал, что какие-то мужики, а мы специально на него пытаемся свалить.

Все десять дней я постоянно сидела и ждала, когда придут меня сменить. Все это ложилось огромной гирей. Мой муж до конца не проговаривал свои переживания. Говорил: «Я не знаю, что делать в этой ситуации — как помочь отцу, как помочь матери».

У него, и у его сестры был внутренний протест, ведь когда с твоим сильным и надежным папой такое происходит, он воспринимается уже как кто-то другой.

В последнее время Василий Петрович начал залезать на стол, чтобы добраться до полок и что-то найти. Когда свекровь первый раз увидела его на столе, сразу выбежала из комнаты, чтобы случайно не напугать его. Пока она думала, что делать, он уже сам слез.

И однажды свекор упал со стола. Мы вызвали скорую помощь, приехали врачи — две молоденькие девочки, сказали, надо везти на рентген. Василий Петрович отказывался ехать, даже не давал руку, чтобы померить давление. Лежать неподвижно на рентгене он точно не стал бы. Мы спросили врачей, сделают ли рентген, если свекор будет сопротивляться. Они не были в этом уверены. Проблемой было даже погрузить его в скорую и довезти. В итоге мы приняли решение оставить его дома, а врачи практически «на глаз» поставили диагноз — перелом шейки бедра.

Не знаю, насколько мы были правы, но даже если бы нам удалось сделать снимок, в случае перелома Василий Петрович не смог бы жить с гипсом — он бы ломал его, кричал. Мы пригласили хирурга, чтобы тот попробовал зафиксировать ногу хотя бы эластичным бинтом. Пока провожали доктора, свекор уже все снял. Пытались сами это сделать — бесполезно. Уже после падения Василий Петрович однажды встал — значит, это был не перелом, но что именно, мы узнать не могли — не давался.

Мы сразу стали думать, как теперь ему жить с поврежденной ногой: закупили памперсы, пеленки — люди ведь годами могут так лежать. Давление было в норме, сахар и гемоглобин тоже. То, что он уйдет за месяц, никто не предполагал. Но после повреждения ноги свекор стал слабеть. Он не кричал — некоторые говорят, что у их родственников вопли стоят, а здесь нет.

За полторы недели до смерти он стал плохо есть, затем забыл как жевать, глотать. Мы закупились детским питанием, но единственный раз, когда он поел нормально, — за три дня перед смертью. В тот день Василий Петрович даже отвечал на вопросы, я спрашиваю: «Будете есть еще?» — «Да». «Вкусно?» — «Вкусно».

Свекор умер в ноябре 2017 в 87 лет. Свекровь прилегла отдохнуть, а когда встала его проверить, он уже не дышал.

Комната, в которой жил Василий Петрович, закрыта. Свекровь не может прийти в себя. Раньше она была быстрая, живая. Когда мы с ней только познакомились, она говорила, что прожила хорошую жизнь, и несмотря на сложные ситуации, прожила бы ее еще раз. После смерти свекра говорит, что ничего хорошего в ее жизни не было. Корит себя, что могла накричать на своего мужа, но это нормально — выплеск эмоций. У Василия Петровича почти не было моментов просветления, но врачи нас сразу предупреждали — улучшений не будет. На «родительский день» мы вспоминаем Василия Петровича, но вообще свекровь старается об этом не говорить.

Для нас сейчас главное — ее поднять, она третий раз за год лежит в больнице. Все ведь легло на нее, пожилую женщину, которой самой уже нужна забота. Родственникам очень тяжело — остается ощущение, что они что-то недоделали и чего-то недодали. Если бы это был мой родной отец, не знаю, смогла бы я обо всем этом разговаривать или нет.

Врач-психотерапевт психотерапевтической клиники «Праксис»и лечебно-диагностического центра «Первая Неврология»

Деменция — это приобретенное слабоумие. По факту, это не заболевание, а синдром, который может сопровождать самые разные болезни, проявляясь, например, при неблагоприятном течении атеросклероза, после тяжелых черепно-мозговых травм, при развитии болезней Альцгеймера или Паркинсона.

У деменции нет возраста. Часто родственники больного пропускают начальную стадию заболевания из-за неправильного представления о «нормальных возрастных изменениях». Да, с возрастом психический аппарат становится менее гибким, людям сложнее осваивать принципиально новый материал, в некоторых случаях могут усиливаться или слабеть некоторые проявления характера, но если изменения достигают клинически выраженной степени — это уже не норма.

Низкая скорость развития симптомов делает процесс распознавания затруднительным: иногда родственникам человека, страдающего деменцией, кажется, что он «вдруг» перестал со всем справляться, хотя синдром обычно развивается за годы. Так что в большинстве случаев обращения за помощью поступают, только когда болезнь достигает выраженной степени проявлений.

Сначала утрачиваются самые сложные навыки, имеющие отношение к обучению, усваиванию нового материала и его использованию. Затем — навыки, связанные с операциональной деятельностью, — впоследствии это приводит к тому, что человек перестает функционировать даже на бытовом уровне.

Поскольку деменция — синдром, а не болезнь, говорить о лечении в принципе не совсем корректно: лечатся или не лечатся заболевания, сопровождающиеся развитием этого синдрома. Есть препараты, применение которых может затормозить проявления деменции и даже заставить ситуацию откатиться назад, но они не дают волшебного эффекта. Шансы на улучшение состояния прямо пропорциональны времени начатого лечения — чем раньше, тем лучше. Также важно, чтобы пациент принимал препараты по назначенному врачом графику, — иначе эффективность лечения значительно снижается.

Очень важна среда, в которой находится человек: родственникам не стоит со злостью или обидой реагировать на его капризы, повторяющиеся вопросы и навязчивые требования. Подходящий вариант — мягкое переубеждение и перенаправление сил, как в отношениях с маленьким ребенком. Пациенту необходимо создавать стимулы: эмоционально насыщенное общение, хобби, предполагающие посильные действия и не ограничивающиеся просмотром телевизора. Мозг — это орган, который, как мышцу, необходимо тренировать. Отсутствие нагрузки приравнивается к атрофии органа.Что бы вы ни делали, надо готовиться к тому, что проявления деменции будут тяжелеть — это неизбежно. Они будут приводить к дезадаптации близкого человека, которому со временем будет нужно все больше и больше помощи. На родственниках лежит необходимость своевременного обращения за помощью и контроль выполнения врачебных предписаний. Также нужно задуматься о создании для пациента безопасной среды и юридическом сопровождении ситуации в связи с потенциальной недееспособностью. Но самое важное — принятие и поддержка.

источник