Как решить внутренний конфликт в неврозе

Мы рассмотрим его как в отношении патогенных, чаще неосознаваемых (у детей), противоречий, так и в отношении переживаний — психологического содержания конфликта.

По 3. Фрейду (1912), базисное внутреннее противоречие при неврозах заключается в противоборстве сознательных (средовых) и бессознательных (инстинктивных) сторон психики. При обсессивно-компульсивных невротических развитиях противоречие будет главным образом между чувством долга (моралью) и желаниями (влечениями) человека.

С. Jung (год не указан) находит следующее основное патогенное противоречие при неврозах: «При ненормальных условиях, т. е. там, где дело идет о крайне сильных и при этом ненормальных установках у матерей, детям может быть навязана относительно однородная установка насилием над их индивидуальным предрасположением, которое, может быть, избрало бы другой тип, если бы не помешали этому ненормальные внешние условия. Там, где имеет место такое обусловленное внешним влиянием извращение типа, индивидуум в дальнейшем по большей части становится невротическим и его излечение возможно только через выявление естественно соответствующей индивидууму установки» (с. 13).

В концепции неврозов у детей В. И. Гарбузова (1977) основное патогенное противоречие состоит в несоответствии средового влияния врожденному типу реагирования — темпераменту. По нашим данным (1972), основополагающее противоречие при неврозах будет в несоответствии требований родителей и воспитания в целом психофизиологическим возможностям детей, особенностям формирования характера и личности.

По В. А. Гиляровскому (1938), сама сущность невроза предполагает несоответствие между возможностями, находящимися в распоряжении личности, и теми обязанностями, которые проистекают из наличия определенных социальных отношений. Р. А. Зачепицкий (1975) патогенный источник невроза усматривает в столкновении значимых отношений личности с несовместимой с ними жизненной ситуацией, что ведет к перенапряжению процессов ВНД и ее расстройствам.

Невротический конфликт при различных неврозах представлен, по мнению В. Н. Мясищева (I960), следующим образом. При неврастении он состоит в противоречии между возможностями личности и завышенными требованиями к себе. При истерическом неврозе — конфликт обусловлен завышенными притязаниями, сочетающимися с недооценкой или полным игнорированием объективных, реальных условий. При обсессивном неврозе конфликт обусловлен противоречивыми тенденциями, борьбой между желанием и долгом, между моральными принципами и личными привязанностями.

Типология патогенных противоречий при неврозах у детей в общих чертах повторяет описанную. Однако необходим ряд уточнений и дополнений, учитывая специфику детского возраста.

При неврастении имеет место исходное противоречие между требованиями родителей и возможностями детей, которые не могут утвердить себя в каких-то значимых сторонах жизни. Это противоречие можно расценивать как конфликт самоутверждения или социального соответствия, выражаемый страхом или базальной тревогой «быть не тем», кто принят, одобряем, пользуется уважением (авторитетом) в семье и группе сверстников.

При истерическом неврозе ведущим является противоречие между заостренной потребностью эмоционального признания и возможностью его удовлетворения со стороны родителей, проявляемое страхом «быть никем», т. е. не значить, не представлять ценности, быть забытым и нелюбимым.

При неврозе страха противоречие — между невозможностью или слабостью защиты себя при выраженном инстинкте самосохранения. Подобное противоречие проявляется страхом «быть ничем», т. е. не существовать, не быть, быть безжизненным и мертвым.

При обсессивном неврозе противоречие — между чувством и долгом, эмоциональными и рациональными сторонами психики с центральным страхом изменения или страхом «быть не собой».

Конфликт самоутверждения при неврастении часто встречается в преддошкольном возрасте как проявление формирующегося «я», а также в младшем школьном возрасте при формировании чувства обязанности, ответственности и долга (объединяемых понятием «совесть») и потребности быть тем, кто находит принятие и понимание в группе. Конфликт признания при истерическом неврозе типичен в младшем дошкольном возрасте, когда выражены потребности в эмоциональном признании, привязанности и любви. При неврозе страха конфликт на почве невозможности защитить себя или более широко — конфликт самоопределения — свойствен старшему дошкольному возрасту при подчеркнутой потребности в общении и понимании абстрактных категорий времени и пространства, жизни и смерти. Наконец, конфликт единства «я» при обсессивном неврозе характерен для подросткового этапа развития самосознания и выражается проблемой «быть собой среди других».

Безусловно, это схема, не исключающая других возрастных вариантов патогенных противоречий или наличие нескольких сразу. Главное в рассмотренных патогенных противоречиях — аффективно переживаемая невозможность реализации жизненно важных потребностей самоутверждения, признания (любви), защиты (безопасности) и единства «я». В итоге, создаются препятствия на пути осуществления ведущей личностной потребности — самореализации как главной фабулы внутреннего конфликта при неврозах.

Рассмотрим психологическое содержание внутреннего конфликта. Заслуга 3. Фрейда в том, что он первый понял невроз как страдание противоречивого развития личности (Вольперт И. Е., 1972). По мнению К. Ноrnеу (1946), невротический конфликт возникает, когда стремление к безопасности у человека противоречит стремлению к удовлетворению желаний, и тогда с целью решения конфликта вырабатывается определенная стратегия поведения. По Е. Fromm (1947), двойственность или противоречивость мотивации у человека, способствующей внутреннему конфликту, подчеркивается и тем, что, с одной стороны, он стремится к независимости; с другой — хочет избежать независимости, так как она приведет к отчуждению. Близко к этому находится и более поздняя точка зрения К. Ноrnеу на неврозы как отчуждение личности от «самости», преобладание в ней идеализированного «я», являющегося продуктом иррационального воображения индивида (Ноrnеу К., 1950).

Переживания при внутреннем конфликте становятся болезненными, если занимают центральное или, по крайней мере, значимое место в системе отношений личности и действительности. Их значимость — условие аффективного напряжения и аффективной реакции.

Психологический конфликт при неврозах представляет собой несовместимость, столкновение противоречивых и неразрешимых отношений личности (Мясищев В. Н., I960). Чем больше степень противоречивости, непоследовательности и неадекватности в отношении к ребенку в семье, тем более напряжена и неустойчива его внутренняя позиция, что является существенным фактором, способствующим перенапряжению нервных процессов и невротическому «срыву» под влиянием даже незначительных психотравм и соматической ослабленности (Захаров А. И., 1972).

Условно внутренний конфликт можно подразделить на конфликт интересов (предпочтений), потребностей, возможностей и влечений. Конфликт интересов часто представлен ситуацией, когда родители не учитывают половых предпочтений детей, воспитывая их как «бесполых существ», или же девочку как ожидаемого раньше мальчика, а мальчика — как эмоционально предпочитаемую девочку. Типичной будет также ситуация, сложившаяся у девочки 10 лет, оба родителя которой — инженеры и недовольны ее невысокими успехами по математике. Дочь же проявляет интерес к гуманитарным дисциплинам, что не устраивает родителей.

Конфликт интересов часто дополняется при неврозах конфликтом возможностей, в котором, в свою очередь, задействованы способности к определенному виду деятельности. Так, девочка-старшеклассница по настоянию отца-инженера учится в математической школе. Мать-музыкант заставляет ее заниматься еще и в музыкальной школе. Родители конкурируют между собой; кроме того, у них нет взаимопонимания, и каждый стремится к привлечению дочери на свою сторону. В этой ситуации она стала все больше уставать, появились головные боли, нарушился сон, понизилось настроение, и ее неврастения явилась откликом на чрезмерные и несоразмерные ее возможностям требования родителей. В дальнейшем она выбрала не технический вуз и не консерваторию, а медицинский вуз, в который, однако, не смогла поступить из-за своего болезненного состояния. О ведущем конфликте потребностей мы уже говорили, отмечая конфликты самоутверждения, признания, защиты и единства «я».

Характерен при неврозах конфликт влечений, который заключается в столкновении у подростков развивающегося полового чувства, сексуального влечения с моральными нормами и ограничениями.

Динамику внутреннего конфликта в развернутом виде можно представить следующим образом: 1) наличие психотравмирующих, т. е. вызывающих переживания, жизненных обстоятельств или событий; 2) трудность, невозможность их разрешения силами ребенка, что приводит к хроническому чувству усталости и напряжения; 3) столкновение противоположно направленных мотивов, желаний, устремлений, порождающих эффект фрустрации, внутреннего беспокойства; 4) появление чувства неудовлетворенности собой, усиление беспокойства и аффективной напряженности; 5) неустойчивость самооценки, в основном ее понижение, пессимистическая оценка перспективы; 6) уменьшение внутренней согласованности в оценках и суждениях, колебания в принятии решений, неуверенность в себе; 7) повышение чувствительности в виде непереносимости определенных жизненных обстоятельств и событий или идиосинкразического, аффективно заостренного типа реагирования.

Если первый и второй пункты рассматриваемой динамики внутреннего конфликта означают стресс, то, начиная с третьего пункта — фрустрации, — он превращается в дистресс — более или менее устойчивое, отрицательно воспринимаемое эмоциональное расстройство. Сам ребенок не может выйти из этого состояния, поскольку не устраняются психотравмирующие условия жизни, и у него нет достаточного жизненного опыта. Вместе с тем нарастающий аффект, как производное переживаний, все в большем степени блокирует решения и способность переносить аналогичные переживания в дальнейшем.

Неразрешимость переживаний в виде чувства безысходности подчеркивает незащищенность «я», отсутствие адекватной психологической защиты и уверенности в себе, что находит отражение в сновидениях, как у девочки 8 лет: «Упала с горы в море и там окружили меня со всех сторон чудовища». Она окружена четырьмя требовательными и в то же время конфликтными взрослыми, ожидающими от нее повышенных успехов как в обычной, так и в музыкальной школе.

Обращает на себя внимание и сон у мальчика 9 лет: «Машина едет по улице и всех берет в свои тиски. Я хочу что-то сказать, но не успеваю и чуть не попадаю в нее». Машина — это раз и навсегда заданные многочисленными взрослыми принципиальные и негибкие требования примерного поведения и высоких достижений в двух школах. Но эти же взрослые забывают согреть мальчика нежностью и любовью, неспособны почувствовать всю глубину его переживаний, страха не успеть и сделать что-либо не так, как следует. Он не имеет своего слова в семье, не может выразить свои желания, даже быть печальным и огорченным, так как целикам и полностью запрограммирован на идеальный тип поведения и непрерывные успехи во всех областях.

С одной стороны, дети с неврозами социально ориентированы, т. е. хотят быть такими, как все, а с другой — не хотят быть такими, какими их стремятся видеть родители, поскольку это несовместимо с их интересами, потребностями и возможностями. Двойственность подобного положения не была бы такой травмирующей и не приводила бы к выраженному чувству вины при наличии конформности у детей с неврозами, тогда они внешне бы соответствовали требованиям родителей, оставаясь в то же время самими собой. Но вследствие своих характерологических особенностей они не могут быть двойственными, нарочито играть роль, как и притворяться, хитрить. Пытаясь утвердить свое «я», эти дети не могут отторгнуть навязанный родителями образ «я», стать собой. Это сопровождается нарастающим чувством внутреннего беспокойства, напряжения и неуверенности в себе. Компенсаторно появляется потребность еще в большей степени быть социально принятым и одобряемым, чтобы уменьшить чувство беспокойства и вины по поводу нежелания стать такими, какими хотят видеть детей родители. Но социальное признание (вне семьи) затруднено из-за невротически заостренных черт характера, аффективно завышенных ожиданий и нарастающих болезненных изменений. Неудачи в общении со сверстниками, трудность социальной адаптации, хроническое чувство неудовлетворенности порождают замещающие реальность абстрактные образования, идеализированную конструкцию или надстройку «я». В основном — это мечты о беззаветной дружбе, ради которой ничего не надо делать, вечной любви, безраздельном счастье и вера в то, что все образуется само собой, разрешится, если выполнять определенным образом действия и меньше рисковать. В отношении собственного «я» заметно развитие неуверенности, недоверия к себе и недовольства, дополняемых диффузно нарастающим чувством беспокойства и тревоги. В результате контуры «я» становятся неопределенными, размытыми, а его способность противостоять опасности — уменьшенной. Вместе это повышает проницаемость «я» для восприятия травмирующих событий и накопления опыта жизненных неудач. Более того, постоянное чувство неудовлетворенности и беспокойства, обусловленное невозможностью быть собой, т. е. чувствовать себя естественно и непринужденно, активно и уверенно, создает рано или поздно состояние психологического надлома с ощущением беспомощности и бессилия, безысходности и безнадежности, пессимизма и отчаяния, неверия в свои силы, в свою способность противостоять опасности. Чувства беспомощности и бессилия могут быть представлены слабостью, невыносливостью, беззащитностью и страхами; чувства безысходности и безнадежности — утомлением, упадком сил, ощущением непреодолимости препятствий, потерей интереса, пресыщением; чувства пессимизма и отчаяния — тревожно-депримированным фоном настроения, вспышками раздражения и недовольства. Неверие в свои силы означает отсутствие внутреннего единства, низкую согласованность в оценках, колебания в принятии решений и беспокойство в новых ситуациях.

Описанный процесс психогенного изменения «я» при неврозах отличается от дезинтеграции «я» и тем более деперсонализации при психозах и реактивных состояниях. При неврозах правильнее говорить не об отчуждении собственного «я», а о противоречивости его психологической структуры в виде гипертрофии одних сторон в ущерб другим, что сопровождается нарушением чувства цельности, единства «я», беспокойством и неуверенностью в себе. Болезненные, происходящие помимо воли, психические изменения при неврозах типа аффективной неустойчивости, внутренней напряженности, повышенной утомляемости и страхов и сами по себе воспринимаются как нечто чуждое, инородное, несовместимое с «я», мешающее ему, препятствующее дальнейшему развитию. Самостоятельно освободиться от этих болезненных изменений также невозможно, хотя вначале они способны в какой-то мере активизировать «я», его функции сопротивления и защиты. Однако непроизвольный характер невротических изменений при безуспешности предшествующих попыток отстоять и утвердить «я» делают его все менее активным, психогенно измененным, неспособным к восприятию реальности.

источник

Продолжаем речь о неврозах.

Ещё раз отмечу, что я рассматриваю позицию клинической психотерапии отечественной школы (Мясищев, Свядощ) в современных интерпретациях (Аналитико-катартическая терапия Александрова) и тенденциях (глубинная проработка психотравм по методу Макулова).

В центре внимания именно неврозы, как клинический уровень психологических проблем.

В основе формирования невроза, а значит и нашего внимание лежит внутренний конфликт, в широком смысле слова, состоящий из:

• Ситуация и переживание, характерное для конкретного пациента.

Как формируется повышенная чувствительность к ситуациям? Почему для одного человека, например развод это просто трудность, а для другого ситуация, формирующая невроз?

Упуская история развития вопроса, выделю основные моменты: чувствительность к психотравме на основе имеющего опыта человека (аналитический подход в целом, подразумевает, что данный тип психотравм имеет в корне своей детские ассоциативные психотравмы с «похожим видом угрозы»).

Например, пациентка после развода с мужем стала жаловаться на проблемы невротического характера (приступы страха, с вегетативной окраской, кардиофобия, формирующаяся ипохондрия). В процессе гипноанализа была «найдена» серия психотравм похожего содержания («отделение», «оставление одной»), с событием, послужившим «ядром», заложившим чувствительность к данному виду угрозы, в первом полугодие жизни в виде длительного оставления без еды (длительного с точки зрения ребёнка).

В аналитической концепции мы работает над «завершением» прошлых психотравм, перепроживанием этих событий, абреакций, закрытие гештальта и т.п.

Человек как правило неплохо помнит психотравмы, но крайне редко помнит событие, заложившее чувствительность к психотравме («ядро» по Макулову). Однако, одного осознания, одного инсайта часто недостаточно.

Внутренний конфликт, вытекающий из противоречивых отношений, их несовместимости и столкновения с жизненными требованиями.

Внутренний конфликт важнейшая движущая сила невроза. Противоположность тенденций, желаний, их несовместимость, заставляет человека неосознанно искать способы преодоления этих противоречий. Поскольку неприемлемость поведения переживается субъективно крайне дискомфортно (в первую очередь сперва за счёт психического напряжения в виде тревоги), формируется эмоциональное напряжение, со временем перерастающее в вегетативное напряжение. И если возникающие симптомы будут носить некоторую выгоду, формировать, пусть даже локально, зону относительного успеха – этот новый механизм будет закрепляться и формировать болезнь.

Например, пациентка находится в длительных неустраивающих её отношениях. Уйти она не может (для неё сам уход от мужа субъективно крайне тяжело переживаемая ситуация. См. п1), но и оставаться не хочет. Конфликт по типу «и хочу, и не хочу», или «не хочу, но не могу». В один из праздников, после злоупотребления спиртного на утро почувствовала себя плохо, чтобы снять симптомы приняла Алка-Зельцер. Но вместо улучшения, возникла тошнота, головокружения, упала в обморок. И, о чудо, после этого муж стал «более внимательный». Ситуация болезни разрешила конфликт сразу с двух сторон: с одной сторону «как я уйду, мне же плохо, я болею», а с другой, «стало лучше, муж стал более внимательный».

В каком-то смысле, невроз пытается помочь человеку пережить конфликт, сделать его менее острым.

Конечно, эту же функцию выполняет любой «уход от проблемы»: уход в болезнь, уход в работу, уход в фантазии, игры, интернет, уход в дурман (алкоголь, никотин, наркотики), уход в контакты («забалтывание» проблем).

Чаще всего внутренний конфликт неосозноваем. На этом основании было мнение, что хватит лишь одного его осознания для излечения, потому что пропадёт необходимость во вторичной выгоде. Однако, на практике, конфликт почти всегда есть следствие личной непереносимости ситуации, а не просто борьба двух мотивов.

Наиболее популярная на данных момент концепция нарушения отношений относится к когнитивной модели «иррациональных, или дисфункциональных когниций (убеждений, верований). Не рассматривая природу убеждений, в процессе психотерапии в любом случае находится ряд таких убеждений, суждений, значимо усугубляющие конфликт в конкретной ситуации.

На данный момент выделяют более 12 типов таких искажений (наиболее частые это сверхобобщение, катастрофизация, драматизация, должествования и прочие).

С другой стороны, действуют убеждения часто также неосознанно, и по сути своей работают как установки, действуя в обход текущей критики человека. Все убеждения не соответствующие текущей модели мозгом не просто игнорируются, но против них включается психологическая защита, поэтому трудно отнести такие «иррациональные убеждения» к просто мыслительным конструкциям, идеям.

Выявление когнитивных схем, поддерживающих конфликт, само по себе, также не приносит автоматически выздоровление. Но создание новых когнитивных стратегий для разрешение конфликта, видится необходимым.

• Психосоматическая переработка трудной ситуации и собственные субъективные способы разрешения конфликта.

Эта часть по сути ответственна за телесную переработку конфликта, то как человек ощущает ситуации на уровне тела.

Некоторые школы пытаются интерпретировать симптомы как символическое проявление проблемы. Например, одышка и астматические приступы как невыраженный крик или плач. Или более функциональные модели, например, в позитивной психотерапии Пезешкиана, например, бессонница есть «способ» увеличения количества времени в сутках при конфликте собственной продуктивности (когда человек и хочет спать, т.к. «устал», и не хочет спать, т.к. «много дел, а сон это лишняя трата времени»).

Более простая модель рассматривает телесные проявление как включение инстинктивных программ выживания (по типу «бей-беги») и не ищет в этих симптомах символической картины.

Также очевидна необходимость оценка и проработка поведенческих моделей человека, поддерживающих конфликт. Как говорится, нельзя получить другой результат, действуя по-старому. Разработкой такой модели на текущий момент взяла на себя не только поведенческая терапия, но и поп-психология, коучинг и различные тренинги личностного роста.

В таком виде, кажется, наиболее эффективная помощь человеку возможно именно в рамках интегративных моделей психотерапии, объединяющие различные школы и направления для достижения максимально эффективного результата.

1. Аналитико-катартическая терапия эмоциональных нарушений, Александров А.А., 2014.

2. Невротические пути агрессии, Платонов Д.Г.,Семке В.Я., Новиков В.Э., 2006

источник

Невроз — это очень запутанная вещь. Существуют различные взгляды на природу, причины и развитие данной проблемы. Я хочу остановиться на исследовании Карен Хорни, которое считаю одним из самых глубоких и масштабных в данной области.

Говоря о неврозе, Карен Хорни выделяет три типа невротической личности:

1. Подчинённый «движение к людям».
2. Агрессивный «движение против людей».
3. Обособленный «движение от людей».

Каждый тип невротической личности имеет свои установки и особенности.

Сегодня мы поговорим о подчинённом типе невротической личности или установке «движение к людям».

У этого типа невротической личности основная потребность иметь рядом любящее существо, мужа, жену, друга, покровителя, который будет им руководить, возьмёт ответственность за него и решит его насущные проблемы, будет его оберегать и защищать, а также, при необходимости, будет виновным в его неудачах и провалах. Поэтому в отношениях у такого человека много бессознательного манипулирования и эксплуатации. Его отношения невротичны, потребности — неосознанные и компульсивные, при малейшей фрустрации его влечений невротик испытывает сильное огорчение, вне зависимости от его реального отношения к людям.

Этот тип воспринимает окружающих как более сильных и агрессивных (вне зависимости реальной ситуации), и поэтому именно в их любви он так нуждается.

Он нуждается в том, чтобы его поддерживали, любили, хотели, желали, ценили, помогали, защищали.

На первый взгляд, вполне естественные потребности для любого человека, разница только в том, что у невротика они носят бессознательный и компульсивный характер, а также невротик не понимает, что за всем этим стоит его сильная потребность в безопасности, а не в любви и одобрении.

Потребность в безопасности формирует характер невротика. Он становится уступчивым, послушным, удобным, старается прислушиваться к потребностям и ожиданиям других. Проявляет неэгоистичность, мягкость, ничего не требует, жертвует собой, только за то, чтобы его любили. Он скрывает сам от самого себя, что в глубине души все эти люди ему безразличны, он считает их эгоистами и лицемерами.

Он отдаёт всё другим, чтобы получить от них, то, что ему нужно. В результате часто приходит к разочарованию, т.к. другие не оправдывают его ожиданий.

Обман невротика подчинённого типа: свою потребность в любви он принимает за способность любить.

Обладают следующими установками по отношению к себе:

1. Невротик данного типа чувствует себя слабым и беспомощным существом. Его посыл к миру — «я маленький и требую любви и защиты«. Эта беспомощность обоснована, т.к. борьба и соревнование у такого человека под запретом.
2. Он считает других более достойными, более способными, более талантливыми, чем он сам. Эта установка подкрепляется недостатком настойчивости и твёрдости, что действительно ослабляет его способности.
3. Установка оценивать себя через одобрение или неодобрение другими людьми. Самоуважение коррелирует в зависимости от оценки других. Любая критика его пугает, он готов прогнуться насколько потребуется, чтобы вернуть утерянное расположение другого человека.

Невротик этого типа подавляет свои агрессивные импульсы. Его паттерн поведения постоянно брать вину на себя. В соответствии с этим у него много внутренних запретов: быть требовательным, критичным, честолюбивым, властным, применять давление. Т.к. он сильно ориентирован на других, внутренние запреты не позволяют ему делать что-то для себя. Ему сложно наслаждаться жизнью в одиночестве. Еда, кино, музыка, природа приносят удовольствия только в компании с другими. Это очень сильно обедняет его жизнь и делает его зависимым от других.

При этом невротик боится открыто проявлять недовольство другими, ведь его самоуважение слишком зависит от мнения окружающих. Поэтому его агрессия часто проявляется в пассивном виде: игнорировании интересов других людей, бессознательном манипулировании и паразитическом существовании.

Что вытесняет этот невротический тип личности? Множество агрессивных влечений.

Основной конфликт невротика подчинённого типа: это конфликт между противоположными потребностями — желанием быть любимым и принятым и желанием власти, мести и силы.

Подавление своих агрессивных влечений может являться желанием быть «добрым» и уступчивым, а может быть попыткой отказа от тайной потребности самому эксплуатировать других.

Поэтому так важно исследовать обе стороны внутреннего конфликта (уступчивую и агрессивную), чтобы понять подлинную мотивацию влечений и установок. Это поможет разрешению его внутренних конфликтов, которые невротик переносит на все сферы своей жизни, особенно на отношения, тем самым разрушая их. Интеграция конфликтующих элементов личности даст такому человеку больше уверенности, внутренней стабильности, целостности и удовлетворения жизнью.

источник

Любой невроз — это результат внутреннего конфликта человека, то есть конфликта с самим собой. Соответственно, каждая форма невроза «произрастает» из именно ему принадлежащего конфликта (из своего корня).

Итак, разберем три основных формы невроза и внутренние конфликты, из которых они рождаются.

• Неврастения. Неврастенический конфликт заключается в противоречии между возможностями человека и теми требованиями, которые он предъявляет к себе. Это значит, что неврастеник требует от себя больше, чем может выполнить. Этот конфликт можно назвать «хочу, но не могу». Такие больные раздражительны и конфликтны, легко вспыхивают и быстро истощаются, устают и теряют силы. В результате человек разочарован в себе, чувствует постоянную нехватку времени и сил, не успевает, не справляется с проблемами. Больные часто страдают от головных болей и проблем с сердцебиением.
• Истерический невроз. Внутренний конфликт истерика состоит в резком расхождении требований, которые человек предъявляет себе с требованиями, которые он предъявляет к окружающим. Такой человек очень требователен к другим людям, но очень мягок в отношении к себе. Такой конфликт можно охарактеризовать, как «хочу и вы мне должны». В результате его отношения с окружающим миром постоянно напряжены — он не удовлетворён своим положением, вниманием к своей персоне. Его не устраивает, как люди относятся к нему, что они для него делают и что от него хотят.
• Невроз навязчивых состояний. Внутренний конфликт при этом неврозе заключается в рассогласовании между желаниями и потребностями человека, с одной стороны, и нравственными требованиями с другой. И этот конфликт можно назвать, как «хочу, но не должен». Человек хочет быть лёгким в общении, свободным, не обременённым ответственностью, любящим. Но при этом он считает, что от него требуется серьёзность, ответственность, соблюдение жёстких моральных принципов, не позволяющих ему расслабляться, быть легкомысленным и выбирать себе занятие по вкусу. Навязчивые состояния — страхи, мысли и действия — чаще всего возникают именно у больных этой формой невроза.

Теперь Вы можете «примерить» на себя эти внутриличностные конфликты. Насколько они Вам подходят? Как Вы в них себе нравитесь? Напишите об этом комментариях. А также задавайте вопросы.

Таня, у меня заработал интернет как следует, теперь могу присоединиться к твоим вебинарам.
Хорошо пишешь, все по делу, доступным языком. Сразу виден опыт, мастерство.

Спасибо! Но в следующий вторник не будет вебинара, я уже объявила об этом. Но потом еще всем напишу. Так как я буду в дороге в этот день! А про последующие темы напишу попозже!

Здравствуйте спасибо за Ваши статьи и потраченное время. мне кажется у моего мужа типичный случай неврастении, мы переехали в большой город и он все время сравнивает требования по работе в его профессиональной сфере с теми знаниями которые он приобрел в как оказалось менее развитой в этой сфере беларусии, с опытом работы который у него есть и пр. все это вгоняет его в жуткую тоску и депрессию, которую он к тому же пыается скрывать. я бы очень хотела ему помочь, но мои «все наладится и для всего нужно время» его не успокаивают, я чувствую как он переполнен страхами и иногда делится их кусочками и еще стал очень нервно как то спаь по ночами — часто резко вздрагивает, непроизвольно дергает конечностями (раньше с ним этого не было). я понимаю что его придавила ответственность которую он насебя взвалил — мы переехали когда я уже была беременна, и в связи с этим состоянием и новым городом я работаю значительно меньше… вобщем я сама не вижу как ему помочь… если возможно — буду очень благодарна за Ваш ответ.

Спасибо за Ваш вопрос, Ольга.
Если я правильно Вас поняла, у него жизненный кризис. Я не могу сказать, что это «лучше невроза». Но, через кризисы мы все проходим в жизни, и не раз. А вот «через невроз» не все. Кстати, следующий вебинар (ориентировочно 17 сентября) я буду проводить на тему кризисов. Если Вы являетесь моей подписчицей, то я сообщу Вам в письме о точной дате. Вы сможете там задать мне вопрос. А пока напишите, сколько времени он находится в такой ситуации (лет, месяцев). Если Вы будете переживать за него, а сам он не захочет избавиться от этого, то это только негативно скажется на Вашем состоянии. Вы помогите себе в первую очередь : будьте радостной, расслабленной (не играть роль эту, а по правде), и он почувствует, что можно в этой ситуации быть спокойной. А так он чувствует только Вашу тревогу.

ОГРОМНОЕ СПАСИБО ВАМ ТАТЬЯНА.НЕВРАСТЕНИЯ ЭТО ПРО МЕНЯ-УЧУСЬ БЫТЬ ОРГАНИЗОВАННОЙ И НЕ БРАТЬ НА СВОИ ПЛЕЧИ БОЛЬШОЙ ГРУЗ.НЕ ВСЕГДА ПОЛУЧАЕТСЯ ИЗ-ЗА РАБОТЫ.

Добрый день! У меня невроз навязчивых состояний,мысли такие страшные в голове,что начинаю в них верить и будто со мной это было в прошлом. Я понимаю это абсурд-эти мысли,но они лезут извне. И то,что описано,что это те люди,которые все время себя держат в ежовых рукавицах это так:(

Елена! Как Вы с этим справляетесь? Для начала «ослабьте» эти «ежовые рукавицы», начните с тех сфер жизни, где это не очень рисковано. Если нужна поддержка на этом пути — пишите.

источник

У человека, страдающего неврозом, часто возникает внутренний конфликт личности, представляющий собой определенный комплекс противоречий, который возникает на уровне подсознания. И пока внутренний конфликт человека преследует, паническое расстройство не прекратится. Но возможен и другой вариант, когда сначала человек избавляется от панического расстройства, а уже потом будет разбираться в своем внутреннем конфликте. Рассмотрим оба варианта.

Прямой связи между паническими атаками, паническим расстройством, навязчивыми мыслями, тревожным расстройством и внутренним конфликтом нет. Дело в том, что внутренний конфликт человека – понятие очень неоднозначное, у которого может быть несколько определений, поскольку основа его возникновения – это постоянно возникающие в сознании человека противоречия. По своей сути, невроз – это тревога и вытекающий из нее внутренний конфликт человека – то есть, противоречия, вызывающие постоянное сильное напряжение. В определенный момент это чрезмерное напряжение переходит в панические атаки, которые, в свою очередь, переходят в паническое расстройство.

Таким образом, образуется замкнутый круг, и у человека с внутренним конфликтом формируется определенный механизм, от которого он не может избавиться. Некоторые считают, что избавиться от панических атак очень легко, но это мнение неверно. Но также бытует и противоположное мнение, что от панических атак тяжело избавиться, и это тоже неправда. Дело в том, что убрать панические атаки за один или два дня невозможно, это процесс достаточно сложный. Иногда людям, страдающим неврозом, советуют: «Перестань их бояться, и они уйдут». Совет верный, но здесь стоит добавить, что перестать бояться сразу не получится – на это нужно время.

У психологов существует такое понятие как страх страха – то есть, страх панической атаки. У человека может не быть самой панической атаки, но при этом у него существуют определенные избегания – он избегает поездок в метро, посещений магазинов, встреч с друзьями, употребление алкоголя, занятий спортом. У него не возникает панических атак тогда, когда он исключает те ситуации, при которых они могут возникнуть. Но подсознательно страх приступа панической атаки остается, и поэтому человек на всякий случай носит с собой необходимые ему лекарства. Он не может с уверенностью сказать, что навсегда избавился от панических атак до тех пор, пока он не уберет весь список своих избеганий, которые у него появляются вследствие ожидания приступа страха.

Важно знать, что перед тем как возникает приступ панической атаки, у человека всегда присутствует какой-то определенный страх. Когда человек уберет избегания, этот страх пройдет.

А если не убрать у человека внутренний конфликт, пройдут ли панические атаки? Пройдут, если человек научится правильно работать с паническими атаками, уберет все избегания, будет соблюдать определенные правила. Например, агорафобия (боязнь людных мест, открытых пространств) может вовсе не беспокоить человека с внутренним конфликтом, но, все, же в его жизни остаются некоторые сферы, в которых будут возникать противоречия, проявляющиеся в виде напряжения. Это может быть чрезмерное требование к себе, к другим людям, неудовлетворенность работой, недовольство семейной жизнью и т. д.

Помогает снять возникшие проблемы симптомо-ориентированная, проблемно-ориентированная терапия. Когда человек приходит к психотерапевту с паниками, с навязчивыми идеями, с фобиями, то проблема самого невроза начинает сразу уходить вглубь. В этом случае работать над его глубинным неврозом нет смысла, и часто многие люди из-за этого отказываются от психотерапии. У них возникает негативное мнение о психотерапии, им кажется что психотерапевты – это просто болтуны, которые не понимают, о чем они говорят.

Можно привести следующий пример. Человека беспокоит частая головная боль. Он приходит к врачу и говорит, что у него болит голова. И врач доводит до больного следующую информацию: «Знаете, что по последним данным причиной 70% головных болей является психоэмоциональное напряжение». Но больному это безразлично, ему эта информация не интересна. Врач продолжает: «Давайте мы с вами сейчас посмотрим, в каких сферах это психоэмоциональное напряжение у вас появляется». Но человек начинает возражать, объяснять врачу, что у него сейчас болит именно голова, и ему нет дела до психоэмоционального напряжения и поиска внутреннего конфликта, человеку хочется убрать именно головную боль. Да, при помощи медикаментов ее можно снять, но причина головной боли у человека по-прежнему останется – а значит, и головная боль через какое-то время вернется.

То же самое происходит и с остеохондрозом, с болями в спине. Врач говорит пациенту, что у него вся проблема заключается в мышечном напряжении, мышечное же напряжение является следствием психоэмоционального напряжения. При лечении остеохондроза вначале нужно помочь больному снять острые боли, а когда они уйдут, то здесь нужно начинать работать со своим мировоззрением, стараться убрать внутреннее напряжение.

Принимая решение бороться с паническими атаками, с агорафобией, с навязчивыми и тревожными состояниями, с повышенной тревогой, с внутренним конфликтом, человек должен изначально настроиться на длительную и сложную работу. После получения определенного результата следует начинать работать со своим мировосприятием, которое часто вступает во внутренние противоречия с реальностью.

Иногда человек хочет получить одновременно все сразу. Здесь вариантов бывает много и у каждого они свои. Поэтому можно сделать следующий вывод – для того, чтобы избавиться от панического расстройства, от своих навязчивых состояний, вовсе не обязательно избавляться человеку от внутреннего конфликта.

У многих людей присутствует искаженное представление о такой проблеме как внутренний конфликт человека. Они считают, что есть прямая связь между внутренним конфликтом и их паническими атаками. Они уверены, что, убрав внутренний конфликт, их панические атаки уйдут. Но это неправда, потому что панические атаки – это обособленный замкнутый симптом, являющийся по своей сути набором рефлексов. Поэтому прямой связи между паническими атаками и внутренним конфликтом человека нет. Можно говорить лишь о том, что панические атаки являются следствием внутреннего напряжения, которое было в свою очередь следствием внутренних конфликтов. Соответственно, если здесь и прослеживается некая связь, то неявная и довольно опосредованная.

Последовательность действий при избавлении от невроза

Таким образом, чтобы человек смог эффективно избавиться от невроза, сначала ему нужно сосредотачиваться на работе с паническим расстройством как с основной проблемой. А дальше человек постепенно начнет понимать, что его невроз является проблемой эмоциональной, что ему нужно учиться работать со своим мышлением, мировоззрением, с мировосприятием. И в тот момент, когда у него снизится степень выраженности основной проблемы и будет разрешен его внутренний конфликт, человека перестанут беспокоить паническое расстройство, навязчивые страхи и другие тревожные состояния.

источник

Многие люди, подверженные тревожным расстройствам и интересующиеся тем, как лечить невроз, часто задают вопрос: «Нужно ли мне для того, чтобы избавиться от моих панических атак и агорафобии, найти свой внутренний конфликт?». Чтобы ответить на этот вопрос и понять, как лечить невроз, необходимо сначала выяснить, что представляет собой внутренний конфликт, каким образом он проявляется у человека, страдающего вегетососудистой дистонией, и как его устранить. Об этом мы и поговорим.

Впервые столкнувшись с панической атакой, человек не понимает, что с ним происходит и по какой причине. Естественно, при этом он испытывает страх – страх неизвестности. Он начинает перебирать в голове возможные причины этого явления: «Вдруг у меня появилась какая-то неизлечимая болезнь, и я скоро умру?». Человек начинает прислушиваться к своему организму, выясняя, нет ли у него повышенного давления, нарушения в сердечных ритмах, в желудке – и на этой почве он начинает придумывать себе различные болезни, тем самым повышая собственную тревожность. Проблема тревоги и страха поглощает его полностью, усиливая симптомы и в итоге вызывая невроз.

Многие специалисты, дающие рекомендации о том, как лечить невроз, считают, что невроз – это, по сути, внутренний конфликт, и для того, чтобы избавиться невроза, необходимо найти внутренний конфликт и убрать его. И действительно, в большинстве своем неврозы имеют в основе внутренний конфликт, но когда человек начинает самостоятельно искать внутренний конфликт, он существенно ухудшает свое состояние. Возникает тупиковая ситуация, в которой человеку, подверженному паническим атакам, тревожным расстройствам, агорафобии, вместо того чтобы дать четкие практические рекомендации, как лечить невроз и избавиться от этой проблемы, предлагают работать над его убеждениями, которые привели его к внутреннему конфликту. То есть, образно говоря, он хочет купить в магазине масло, а ему предлагают творог.

Во-первых, если человек не обращался к специалисту, а просто наслушался или начитался статей, которые рассказывают о том, как лечить невроз, и что его причиной является внутренний конфликт, он не понимает, не осознает, что это такое, так как не обладает профессиональными знаниями.

Во-вторых, большинство специалистов подтвердят, что проблема внутреннего конфликта заключается в том, что одна из конфликтующих сторон не осознается. То есть одна сторона вытесняется сознанием, а вторая сторона защищается. Получается, что человек самостоятельно найти этот конфликт просто не может. Для того, чтобы его найти и понять, как начать лечение невроза, человеку нужна помощь со стороны. Без этой квалифицированной помощи человек убежден, что внутренний конфликт – это некий гордиев узел, развязав который, он моментально поймет, как лечить невроз и связанные с ним панические атаки, тревожные состояния, фобии и т.п. Он начинает заниматься самокопанием и, вроде бы, находит проблему и даже решает ее. На короткое время ему становится легче, но затем проблема возвращается. Человек считает, что неверно определил свой внутренний конфликт и продолжает заниматься самоанализом, ухудшая свое состояние.

Именно поэтому грамотный психотерапевт никогда не говорит человеку, пришедшему к нему на консультацию с вопросом: «Как лечить невроз?», о фундаментальных причинах этой проблемы. Потому что пока человек находится в паническом расстройстве, он не умеет работать со своими страхами и тревогами. Он создал глубокий избегающий механизм, и убрать ему эту проблему сразу не удастся. Человек, находящийся в таком состоянии, даже не будет слушать про убеждения и внутренние конфликты. Но если специалист начнет ему об этом рассказывать, он может попасть в самообман. Он начнет думать, что панические атаки у него пройдут, как только он решит внутренний конфликт.

Человеку покажется, что паническая атака – это внутренний конфликт, и что, убрав внутренний конфликт, он избавится от панической атаки, но это неправда. Поэтому когда в когнитивной сфере начинается работа, специалисты, объясняя человеку, как лечить невроз, не говорят ему, что у него есть внутренний конфликт, чтобы он не начинал заниматься самокопанием. Человека плавно ведут через анализ его проблем в настоящем времени. Анализ каких-то напрягающих его зон в жизни и постепенно он избавляется от своей проблемы.

Поясним этот тезис на простом примере. Допустим, у женщины есть желание развестись с мужем. Почему? Потому что «мой муж алкоголик, потому что он меня бьет, потому что у нас нет отношений, он мне еще изменяет». Мотив, вроде бы, понятен. Но, с другой стороны она не хочет с ним разводиться, и здесь имеются другие мотивы: «я не смогу себя содержать, что обо мне подумают люди?

И вообще, я буду предателем, если его брошу». То есть, ее истинное желание «хочу» вытесняется и остается только то, что ею управляет: «я не смогу себя содержать, я больше никому не нужна буду, я буду предателем» и т.д. Страх, нежелание чувствовать вину, стыд, они вынуждают человека полностью находиться в этом состоянии, в этой ситуации – в браке с мужем. Естественно, женщина не может осознать, что причина именно в муже, потому что всячески пытается себя оправдать. Соответственно, как психотерапевт может сказать ей сразу, что из-за борьбы мотивов у нее происходит внутренний конфликт? Она не поймет.

Грамотная задача специалиста, знающего, как лечить невроз, заключается в том, что анализ происходит в настоящем времени. Психотерапевт начинает критически рассматривать ее убеждения относительно того, почему она сохраняет отношения с мужем. Последовательно прорабатываются все убеждения: «я не смогу содержать себя самостоятельно», «это стыдно, что обо мне подумают люди?», «я не должна себя вести так-то и так-то». Затем прорабатывается чувство вины.

После того как будут проработаны все аргументы, которые удерживали эту женщину с мужем, они не вынуждают ее оставаться с ним. То есть, теперь она понимает, что ее поведение целиком и полностью было запрограммировано искаженными целями. Соответственно, когда она с помощью специалиста проработала эти ложные убеждения, он может посмотреть на ситуацию здраво и принять решение: стоит ли ей оставаться с мужем или нет. Теперь она не боится остаться одна, потому что знает, что сможет себя содержать; она не боится, что ее осудят, потому что знает, что не осудят; она не боится быть виноватой. Теперь она смотрит на эту ситуацию здраво, не оправдывает себя и не пытается держаться за эти отношения из-за страха, чувства вины или стыда. Соответственно после этого она принимает решение, оставаться с мужем или нет.

Грамотному специалисту, знающему, как лечить невроз, необязательно говорить человеку, что у него внутренний конфликт. Он работает с ним над его убеждениями и эта работа приводит к тому, что внутренний конфликт убирается, но при этом человек этого не осознает. Это крайне важно понимать, потому что большинство людей неправильно интерпретирует понятие внутреннего конфликта, начитавшись книг по психологии о том, как лечить невроз.

Может быть, для специалистов они очень хороши, но человеку, не осведомленного в психотерапии, не понимающего, что происходит, чтение этих книг пользы не приносит. Гораздо полезнее и эффективнее, решая проблемы внутреннего конфликта, прорабатывать свои убеждения, напряжения, невротические эмоции с грамотным психотерапевтом. Постепенно решая эти проблемы, внутренний конфликт будет убираться автоматически за счет рационального и критического мышления.

Для большего понимания того, как лечить невроз, приведем пример внутреннего конфликта при фобических неврозах и неврастении. Например, человек постоянно работает, его организм истощается, но он не может позволить себе отдохнуть. Как только он пытается устроить себе отдых, внутренний голос ему говорит: «Тебе нужно работать». То есть, у него возникает противоречие: «Я хочу отдохнуть, но не могу. Потому что я должен работать для того, чтобы стать лучшим; для того, чтобы доказать кому-то что я хороший, достойный, успешный». То есть, в неврастении такого рода тоже присутствует внутренний конфликт, противоречие как таковое: человек, нуждающийся в отдыхе, не отдыхает из-за своих внутренних убеждений. Но ему ни к чему понимание внутреннего конфликта, если он с помощью специалиста, знающего, как лечить невроз, может прорабатывать свои убеждения, которые его к этому приводят.

Подводя итоги, напомним основную мысль, которую раскрывает эта статья: людям, страдающим неврозом, неврастенией и различными фобическими расстройствами, не стоит самостоятельно искать внутренний конфликт. Это бесполезно, поскольку самоанализ без фундаментальных знаний в области психологии и психотерапии лишь усугубляет проблему. Для того чтобы понять, как лечить невроз, важно сконцентрироваться на проработке своих убеждений, эмоций, областей напряжения – и тогда внутренний конфликт разрешится автоматически, потому что когда человек избавится от искаженных целей и ложных убеждений, он сможет мыслить критически и рационально.

источник

Неврозы изучают специалисты разных школ и направлений – психиатры, неврологи, физиологи, психологи и психоаналитики. А потому существует множество точек зрения на возникновение, механизмы развития и лечения неврозов, которые, скорее, не противоречат, а дополняют друг друга.

В этой статье мы рассмотрим невроз как результат незавершенного выбора и неразрешенного внутриличностного конфликта.

Незавершенный выбор как причина невроза.

Невроз можно рассматривать как результат невозможности в силу различных причин сделать выбор при том, что этот выбор сделать необходимо. В этой ситуации у человека поначалу возникает тревога, которая впоследствии сменяется симптомами невроза. Таким образом, сам невроз, несмотря на то, что он субъективно очень тяжело переживается больным человеком, является своеобразным уходом от необходимости совершать выбор и нести за него ответственность. Человек может сказать себе и окружающим: «Я болен, а потому не могу сейчас ничего решить. Отложим это на то время, когда я почувствую себя здоровым.» Здесь отчетливо видна вторичная выгода от заболевания.

Неразрешенный конфликт, приводящий к неврозу, можно рассматривать с двух позиций – с внешней и с внутренней.

Внешняя сторона невроза – ситуация выбора.

С внешней стороны это выглядит как выбор между двумя возможными решениями какой-либо проблемы, но при этом ни одно, ни другое человека не устраивают, и каждое по своим причинам.

Известны три ситуации выбора, способные приводить к возникновению невроза.

Первая – это выбор меж двумя минусами, «между Сциллой и Харибдой».Из «двух зол» человеку нужно мало того, что выбрать меньшую, но еще и за короткое время определить, какая именно в этой ситуации будет меньшей. Например, что лучше: остаться в браке и терпеть нелюбимого со скверным характером, но обеспечивающего всю семью мужа, или развестись и пойти работать самой, но на низкую зарплату.

Вторая ситуация – это выбор меж двумя равноценными плюсами, или ситуация Буриданова осла, который стоял меж двумя стогами сена, но умер от голода, потому как не мог решить, какой из них лучше. При этом выбрать нужно обязательно и в ближайшее время.

Так, например, бездетная и материально независимая женщина, не может сделать выбор между мужем и любовником, поскольку, по ее словам, оба в равной степени хороши.

Третья ситуация – это выбор между минусом и плюсом, каждый из которых содержит в себе и свою же противоположность. Например, после колледжа можно сражу устроиться на работу, получать среднюю зарплату, быть независимым от родителей и не напрягаться с институтом. Или все же поступить учиться дальше, терпеть родительскую опеку, контроль и финансовую зависимость, но через 5 лет иметь уже такую работу, которая позволит жить так, как захочется самому плюс другие огромные возможности.

Внутренняя сторона невроза – внутриличностный конфликт.

Однако невроз можно и нужно рассматривать как сигнал о наличии внутреннего конфликта, о необходимости сделать выбор не просто меж двумя возможностями (внешний уровень), а в пользу той или иной части личности (уровень внутренний, психологический).

И тогда возникновение невроза можно объяснить в терминах психоанализа Зигмунда Фрейда или трансактного анализа Эрика Берна.

Части личности, меж которыми разворачивается конфликт, условно можно назвать “хочу” и “надо”. Фрейд их называл Оно (бессознательное) и Сверх-Я (совесть, мораль). Я или Эго, то есть сознательная область, является у невротика лишь ареной конфликта, в то время, как у человека здорового Эго способно активно этот конфликт разрешить. У Берна эти противостоящие друг другу части называются Дитя и Родитель, в то время как Взрослый является по аналогии с Эго лишь наблюдателем конфликта.

Оно (или Внутренний Ребенок) — это желания, стремления, фантазии, это наши биологические программы роста и развития, инстинкты самосохранения и размножения.

Сверх-Я (или Внутренний Родитель) — это совесть, общественная и семейная мораль, установки, данные родителями и значимыми людьми.

Без них невозможно было бы образование и сохранение любого общества. Мы вынуждены им подчиняться в процессе воспитания, и большинство этих установок из общественных и отвлеченных становятся нашими собственными, и мы им следуем без напоминаний с чьей-либо стороны и передаем своим детям. С чем-то смиряемся и можем контролировать свои желания, исполнение которых способно причинить вред окружающим. Самые твердые из них – это законы, невыполнение которых грозит серьезным наказанием.

Нарушение моральных норм, в отличие от законов, не влечет за собой столь суровых наказаний, но чревато общественным или семейным осуждением, непринятием и как следствие – одиночеством.

У каждого человека на протяжение жизни возникают “запретные желания” или “неприличные мысли и фантазии”, но далеко не все стремятся к их реализации. Кто-то легко то них отказывается, кто-то, несмотря на запреты, реализовывает без учета обстоятельств и интересов окружающих (таких людей обычно называют психопатами или антисоциальными личностями). А невротики живут с внутренним конфликтом между “хочу” и “нельзя”, и таких людей большинство.

Нетрудно догадаться, что все мы в той или иной степени невротики. Невротизм – это плата за цивилизацию и нашу включенность в социум, сохранение которого невозможно без ограничений и табу.

Кто-то способен сам найти выход из этого конфликта, и таких людей называют “здоровыми”. Т.е. по сути здоровы не те, кто никогда не испытывал невротических переживаний и внутриличностных конфликтов, а те, кто с ними справился при помощи психологических защит и у кого невротические переживания не приняли клиническую форму невроза.

Конкретный пример невроза как результата неразрешенного внутриличностного конфликта.

Рассмотрим на конкретном примере женщины, страдающей неврозом навязчивых состояний, как соотносятся между собой та ситуация выбора, в которую она попала (выбор между мужем и любовником) и ее внутриличностный конфликт.

Поначалу эта женщина представляла себе, что дело обстоит таким образом, что она просто не может решить рассудком, кто из них лучше. Она сопоставляла положительные и отрицательные качества первого и второго, но так и не нашла никаких преимуществ. Тогда, казалось бы, по логике вещей, ей стоило остаться с мужем и не иметь неприятностей, связанных с изменами или разводом. Однако что-то не позволяло ей склониться к какому-либо решению, необходимость выбора преследовала ее постоянно, и это при том, что ни муж, ни любовник ее не торопили с решением. Ей оно было необходимо самой для внутреннего спокойствия. Так и не сделав никакого выбора, она избавилась от его необходимости с помощью невротических симптомов — тяжелых навязчивостей. На психотерапии ею были осознаны те глубинные потребности, которые были в ее бессознательном, и те запреты, что мешали ей их реализовать. Для нее в силу семейного воспитания развод и уход от мужа считался неприемлемым, это сделало бы ее изгоем в своей семье

происхождения, где родители прожили в браке уже около сорока лет, старшая сестра так же была благополучно замужем. Но оказалось, что в отношениях с любовником она впервые почувствовала себя именно женщиной, за которой ухаживали, восхищались не ее умением вести домашнее хозяйство, а ее именно женскими качествами и сексуальностью, что совершенно не представляло ценности ни в семье ее родителей, ни в глазах ее собственного мужа. Он хорошо и тепло к ней относился, но ценил в ней больше всего ту заботу, которой она его окружала словно любящая мать. В ее бессознательном не была реализована одна из главнейших потребностей — ощущать себя представительницей своего пола и наслаждаться своей сексуальностью.

После того, как она осознала, между чем и чем (а не кем и кем) на самом деле шел ее выбор, симптомы невроза ушли, и она смогла ценой напряжения в отношениях с родителями и при поддержке психотерапевта отстоять свое право на развод и сделала свой собственный осознанный выбор.

Вылечившийся невротик – это не тот же самый здоровый человек, каким он был до невроза. Это человек, знающий о себе много больше, чем до заболевания и имеющий знание о том, как справляться в будущем с подобными ситуациями выбора.

источник

Хорни, К. «Наши внутренние конфликты. Конструктивная теория невроза»; пер. с англ. В. Светлова. — М.: Академический Проект, 2007

Чем больше мы осознаем, какие бесконечно опасные конфликты разрушают личность, тем более настоятельной является потребность их подлинного разрешения. Но поскольку, как мы теперь понимаем, этого нельзя сделать ни с помощью принятия рационального решения, ни с помощью увертки, ни посредством силы воли, то как это может быть вообще сделано? Существует лишь один путь: конфликты разрешаются только изменением тех внутренних условий личности, которые привели к их возникновению.

Это — радикальный и трудный путь. Ввиду трудностей, присущих изменению нас самих, совершенно понятно, что нам следует основательно поработать, чтобы найти эффективный способ разрешения. Возможно, по этой причине пациенты, так же как и другие, так часто спрашивают: достаточно ли понимать свой базисный конфликт? Ответ очевиден — нет.

Даже когда аналитик, ясно осознавая, уже в самом начале анализа, насколько сильно расколота личность пациента, способен помочь ему осознать этот раскол, такое понимание не дает никакой непосредственной выгоды. Оно может принести определенное облегчение в том смысле, что пациент начинает видеть реальную причину своих трудностей вместо того, чтобы пребывать в тумане мистических объяснений, но он не может применить свое знание к своей жизни. Понимание того, как разделившиеся части его личности действуют и сталкиваются друг с другом, не делает невротика менее расколотым. Он воспринимает эти факты просто как необычное сообщение; оно кажется правдоподобным, но невротик не может осознать его последствия для себя.

Невротик вынужден игнорировать сообщение аналитика посредством многообразных бессознательных уловок. Бессознательно он будет настаивать на том, что аналитик преувеличивает значение его конфликтов; что он был бы в полном порядке, если бы не внешние обстоятельства; что любовь или успех избавили бы его от страданий; что он может избежать своих конфликтов, держась от людей подальше; что хотя обычные люди считают, что нельзя служить сразу двум господам, он, с его неограниченными способностями и умом, смог бы так служить. Или он может почувствовать, снова бессознательно, что аналитик — шарлатан или дурак с хорошими намерениями, симулирующий профессиональный оптимизм; что он обязан знать, что пациент дезорганизован сверх всякой меры, а это означает, что на все советы аналитика пациент отвечает с чувством собственной безнадежности.

Подобные мысленные недомолвки указывают на тот факт, что пациент либо продолжает цепляться за свои конкретные попытки решения конфликтов — причем для него они более реальны, чем сами конфликты, — либо он теряет базисную надежду в свое выздоровление. Все эти попытки и их последствия должны быть тщательно проанализированы еще до того, как можно с пользой взяться за анализ базисного конфликта.

Поиск более легкой дороги сделал актуальным другой вопрос, который приобрел вес из-за подчеркивания Фрейдом важности генезиса: достаточно ли связать конфликтующие влечения — как только их осознали — с их источниками и ранним проявлением в детстве? К тому же имеется и ответ — нет, большей частью по тем же самым причинам.

Даже самые подробные воспоминания о своих ранних переживаниях лишь в незначительной степени делают отношение пациента к самому себе более снисходительным и терпимым. Эти воспоминания никоим образом не делают его действующие конфликты менее разрушительными.

Исчерпывающее знание о раннем влиянии окружения и вызванных изменениях в личности ребенка, хотя и обладает небольшим прямым терапевтическим значением, все же имеет отношение к нашему исследованию условий, при которых развиваются невротические конфликты. Прежде всего речь идет об изменениях в отношениях ребенка к самому себе и другим, которые действительно вызвали эти конфликты. Я описала такое развитие в предшествующих публикациях и в предыдущих главах этой книги.

Выражаясь кратко, ребенок может оказаться в ситуации, которая угрожает его внутренней свободе, его спонтанности, его чувству безопасности, его уверенности в себе самом, короче, подлинному центру его психического существования. Он чувствует себя изолированным и беспомощным, и, как результат, его первые попытки связать себя с другими определяются не его реальными чувствами, а стратегической необходимостью. Он не может просто любить или не любить, доверять или не доверять, выражать свои желания или протестовать против желаний других, а должен автоматически придумывать способы борьбы с людьми и манипуляции ими с минимальным ущербом для себя. Типичные черты характера, которые развиваются при этом, можно суммировать как отчуждение от себя и других, чувство безнадежности, крайнюю восприимчивость и враждебную напряженность в своих личных отношениях, колеблющуюся от обычной осторожности до явной ненависти.

Пока такие условия действуют, невротик, по всей видимости, не может обойтись без любого из своих конфликтующих влечений. Наоборот, внутренняя необходимость, из которой они вырастают, становится еще более напряженной в процессе невротического развития. Тот факт, что псевдорешения увеличивают дисгармонию его отношений с другими и самим собой, означает, что реальное решение становится все менее и менее достижимым.

Целью терапии, следовательно, может быть только изменение самих условий. Невротику следует помочь вновь обрести самого себя, начать осознавать свои реальные чувства и желания, создать свою систему ценностей, привести свои отношения с другими в соответствии со своими чувствами и убеждениями. Если бы мы могли достигнуть этого с помощью некоторого волшебства, то конфликты были бы устранены без всякого прикосновения к ним. Но поскольку волшебства не существует, нам следует знать, какие шаги должны быть предприняты, чтобы вызвать желательные изменения.

Поскольку каждый невроз — независимо от того, насколько он драматичен и насколько безличными кажутся его симптомы, — представляет некоторую дезорганизацию характера личности, то задача терапии состоит в том, чтобы проанализировать структуру характера невротика в целом. Поэтому чем более ясно мы можем определить эту структуру и ее индивидуальные отклонения, тем более точно мы сможем очертить контур той работы, которую следует проделать. Если мы представляем невроз как защитное сооружение, воздвигнутое вокруг базисного конфликта, то аналитическая работа грубо может быть разделена на две части.

Первая часть состоит в том, чтобы подробно исследовать все бессознательные попытки решить базисный конфликт, предпринятые данным конкретным пациентом, вместе с их воздействием на его личностную структуру в целом. Обычно это подразумевает изучение всех следствий господствующего аттитюда пациента, его идеализированного образа, экстернализацию последнего и т. д. без учета их специфической связи с глубинными конфликтами. Было бы ошибкой считать, что эти факторы невозможно понять и нельзя с ними работать еще до того, как в центр внимания попадут конфликты. Хотя эти факторы и развились благодаря потребности гармонизировать конфликты, они живут своей особой жизнью, оказывают свое влияние, обладают своей силой.

Вторая часть охватывает работу с самими конфликтами. Это означает не только помощь пациенту в осознании их общей логики, но и помощь в понимании, как они конкретно действуют, т. е. каким образом несовместимые влечения пациента и порожденные ими аттитюды сталкиваются друг с другом в конкретных обстоятельствах. Например, как потребность в подчинении, усиленная инвертированным садизмом, мешает пациенту победить в игре или превзойти своих конкурентов тогда, когда его влечение к победе над другими становится непреодолимой потребностью. Или каким образом аскетизм, произрастающий из самых разных источников, препятствует потребности в симпатии, привязанности и снисхождении к самому себе. Как правило, следует объяснить невротику, что он колеблется между крайними противоположностями; например, как он переходит от состояния сверхстрогости к состоянию сверхмягкости; или каким образом его экстернализированные требования к самому себе, возможно усиленные садистскими влечениями, сталкиваются с его потребностью во всеведении и всепрощении и каким образом, вследствие этого он колеблется между осуждением и прощением всего, что делает его партнер; или как он колеблется между самонадеянной претензией на обладание всеми правами и чувством, что он вообще не обладает никакими правами.

Эта часть аналитической работы обычно включает также интерпретацию всех возможных компромиссов, которых пациент пытается достигнуть, таких как объединение эгоцентризма с великодушием, покорения с любовью, подчинения с жертвенностью. Эта часть работы включает также помощь пациенту в прояснении, как именно его идеализированный образ, его экстернализация и т. п. выполняют функцию псевдоизбавления от конфликтов, их маскировки, ослабления их разрушительной силы. В итоге, эта часть работы подразумевает помощь пациенту в полном осознании своих конфликтов — их общего воздействия на личность невротика и их конкретной ответственности за его симптомы.

В целом, пациент оказывает разные виды сопротивления в каждой из частей указанной аналитической работы. Пока анализируются его попытки решения конфликтов, пациент сосредоточен на защите субъективных ценностей, неотъемлемых от его аттитюдов и влечений, и поэтому вступает в борьбу против любой попытки проникнуть в их действительную природу. В процессе анализа своих конфликтов пациент в первую очередь заинтересован в доказательстве, что его конфликты вообще не являются конфликтами, и поэтому затемняет и преуменьшает реальную несовместимость своих конкретных влечений.

Что касается последовательности, в которой следует браться за анализ, то совет Фрейда имеет и, вероятно, всегда будет иметь первостепенное значение. Касаясь принципов, действительных для медицинской терапии, Фрейд подчеркивал важность двух соображений при любом подходе к проблемам пациента: объяснение, предлагаемое аналитиком, должно быть эффективным и не должно наносить вреда. Другими словами, аналитик должен учитывать ответы на следующие два вопроса: «Может ли пациент вынести объяснение в данное конкретное время?» и «Имеет ли данное объяснение значение для пациента, и позволяет ли оно ему мыслить конструктивно?». При этом очевидно, что нам все-таки не хватает реальных критериев, какое именно объяснение пациент способен вынести и что конкретно способствует пробуждению его конструктивного понимания.

Структурные отличия личности одного пациента от личности другого слишком велики, чтобы допускать какие-либо догматические предписания временной последовательности объяснений. Однако мы можем принять в качестве руководящего принципа, что определенные проблемы не могут решаться успешно и без чрезмерного риска до тех пор, пока не произошли конкретные изменения в аттитюдах пациента. В соответствии с этим принципом мы можем указать ряд мер, которые следует применять постоянно.

Бесполезно открывать глаза пациенту на существование какого-либо существенного конфликта, пока тот склонен искать фантомы, обещающие ему спасение. Пациент должен сначала понять, что такие поиски бесплодны и вступают в противоречие с его жизнью. Выражаясь кратко, попытки решения конфликтов должны анализироваться до того, как будут исследоваться сами конфликты. Я не имею в виду, что следует старательно избегать всякого упоминания о конфликтах. Степень осторожности такого подхода зависит от хрупкости невротической структуры личности в целом. Некоторые пациенты могут впасть в панику, если на их конфликты указано преждевременно. Для других такое открытие не будет иметь никакого значения, проскользнет мимо их внимания без всякого отклика. Однако, логически рассуждая, нельзя ожидать, что пациент испытывает какой-нибудь жизненный интерес к своим конфликтам, пока он привязан к своим частным решениям и бессознательно рассчитывает на то, что «пройдет мимо» них.

Другой темой, которую следует осторожно обсуждать, является идеализированный образ пациента. Нас увело бы слишком далеко от темы книги обсуждение здесь условий, при которых можно анализировать определенные стороны этого образа на достаточно ранней стадии. Однако здесь желательна осторожность, т. к. идеализированный образ представляет только часть того, что для пациента представляет реальность. Может быть, еще более важно то, что идеализированный образ есть тот единственный элемент, который гарантирует пациенту некоторый уровень самоуважения и удерживает его от того, чтобы утонуть в презрении к самому себе. Пациент должен получить некоторую меру реальной уверенности в самом себе до того, как он сможет нейтрализовать разрушительное воздействие своего образа.

Работа с садистскими влечениями в самом начале анализа, конечно, бесполезна. Частично причина этого кроется в крайней противоположности, с которой эти влечения проявляются в идеализированном образе. Даже в более поздний период их осознание часто наполняет пациента ужасом и отвращением. Однако имеется более определенная причина, чтобы отложить эту часть анализа до тех пор, пока пациент не стал менее отчаявшимся и более изобретательным: он не способен интересоваться преодолением своих садистских влечений в тот период, когда он еще бессознательно убежден, что жить жизнью другого — единственное, что ему осталось.

Тот же принцип упорядочения допустимых объяснений можно использовать тогда, когда его применение зависит от конкретной структуры характера личности невротика. Например, у пациента, у которого преобладают агрессивные влечения, — т. е. у того, кто презирает чувства как признак слабости и восхищается всем, что указывает на проявление силы, — данный аттитюд со всеми его последствиями должен стать примером тщательного анализа в первую очередь. Было бы ошибкой отдать приоритет какой-либо одной стороне потребности пациента в признании его как личности, даже если эта потребность очевидна для аналитика. Пациент обычно возмущается по поводу любого движения такого рода и воспринимает его как угрозу своей безопасности. Он чувствует, что должен быть настороже в отношении желания аналитика сделать его «сентиментальным». Только тогда, когда он обладает значительно более сильной волей, он способен быть терпимым к своим влечениям к подчинению и самоунижению.

С таким пациентом также необходимо некоторое время избегать анализа проблемы безнадежности, поскольку очень вероятно, что он воспротивится допущению такого чувства. Безнадежность обычно имеет для него дополнительное значение отвратительной жалости к самому себе и означает признание позорного поражения. Обратно, если доминирует влечение к подчинению, то все факторы, входящие в «движение к людям», должны стать предметом тщательного анализа еще до того, как начнется анализ какого-нибудь влечения к подчинению или мщению. Кроме того, если пациент видит в себе гения или искусного любовника, то было бы абсолютно пустой тратой времени приступать к анализу его страха стать презираемым и отвергаемым и еще более бесплодным был бы анализ его презрительного отношения к самому себе.

Иногда сфера анализа в самом начале очень ограничена. Так происходит, в частности, тогда, когда высокая степень экстернализации объединяется со строгой самоидеализацией — уникальным состоянием, отличающимся от всех других способов защиты личности невротика.

Если определенные симптомы свидетельствуют о подобном состоянии пациента, то аналитик сэкономит массу времени, отказавшись от всех объяснений, которые даже отдаленно намекают на то, что источник проблем пациента находится в нем самом. Тем не менее в этот период вполне допустим анализ отдельных сторон идеализированного образа, таких, например, как чрезмерные требования, предъявляемые пациентом к самому себе.

Знакомство с динамикой структуры характера невротика поможет аналитику более быстро и более точно уловить, что именно пациент желает выразить в своих ассоциациях и, следовательно, с чем необходимо иметь дело в данный момент. На основании малозначительных симптомов аналитик сможет представить и предсказать любую сторону личности невротика и тем самым сможет направить свое внимание на те черты характера, проявление которых ожидается на самом деле. Положение аналитика подобно положению молодого врача, который, узнав, что пациент кашляет, потеет по ночам и устает во второй половине дня, рассматривает возможность заболевания легочным туберкулезом и действует согласно данным своего осмотра.

Если, например, поведение пациента носит апологетический характер, если он готов восхищаться аналитиком и обнаруживает в своих ассоциациях тенденцию к самопринижению, то аналитик вспомнит все факторы, относящиеся к «движению к людям». Он исследует возможность доминирования у пациента этого аттитюда; и если найдет дополнительное подтверждающее свидетельство, то попытается работать с этим аттитюдом во всех возможных направлениях.

Аналогично если пациент неоднократно рассказывает о переживаниях, в которых он чувствовал себя униженным, и демонстрирует, как он оценивает аналитика в свете этих переживаний, то очевидно, что необходимо браться за анализ страха пациента перед унижением. И аналитик выберет для объяснения тот источник страха, который в данное время наиболее доступен. Например, он может связать страх с потребностью пациента в отстаивании своего идеализированного образа при условии, что отдельные части этого образа в некоторой мере уже прояснены.

Кроме того, если пациент ведет себя безразлично в аналитической ситуации и говорит о чувстве обреченности, то аналитик должен взяться за анализ этого чувства настолько быстро, насколько это возможно в данный момент. Если же это необходимо сделать в начале анализа, то аналитик может только указать на значение чувства обреченности, т. е. указать на то, от чего пациент сам отказался. Он попытается объяснить пациенту, что его состояние безнадежности вызвано не реальной ситуацией, а его отношением к ней, что следует осознать и определенным образом изменить.

Если чувство отчаяния появляется в более поздний период, то аналитик должен связать его более конкретно с чувством бессилия пациента освободиться от своих конфликтов или достигнуть рано или поздно соответствия своему идеализированному образу.

Предложенные способы анализа оставляют достаточно места для интуиции аналитика и оценки того, что происходит с пациентом. Они представляют ценные, даже необходимые средства анализа, которые аналитик должен стремиться совершенствовать, насколько это в его силах. Но тот факт, что иногда приходится пользоваться интуицией, не означает, что процесс анализа происходит исключительно в сфере «искусства» или что для него достаточно одного применения здравого смысла. Значение структуры характера личности невротика делает дедукции, основанные на нем, строго научными и открывает аналитику возможность провести анализ точным и ответственным способом.

Тем не менее из-за бесконечных индивидуальных отклонений в структуре характера личности невротика аналитик может иногда следовать только методом проб и ошибок. Когда я говорю об ошибках, я не имею в виду такие грубые ошибки, как приписывание мотивов, чуждых пациенту, или неспособность понять основные невротические влечения пациента. То, что я подразумеваю, представляет весьма распространенную ошибку — предлагать объяснения, которые пациент еще не готов ассимилировать.

Если грубых ошибок можно избежать, то от ошибки преждевременного объяснения не всегда можно застраховаться. Мы можем тем не менее быстро научиться распознавать такие ошибки, если будем очень внимательны к тому, как пациент реагирует на объяснение и, соответственно, учитывать эту реакцию. Мне кажется, что было уделено чрезмерное внимание факту «сопротивления» пациента — при принятии или отказе от объяснения — и слишком мало внимания тому, что именно эта реакция означает. Это вызывает сожаление, потому что именно такая реакция однозначно указывает на то, над чем аналитику следует досконально поработать еще до того, как пациент будет готов иметь дело с проблемой, указанной аналитиком.

Следующий случай может служить иллюстрацией. Пациент осознавал, что в своих личных отношениях проявляет глубокое отвращение в ответ на любое требование партнера. Даже самые законные просьбы расценивались как принуждение, а самая заслуженная критика как оскорбление. В то же самое время сам он не стеснялся требовать исключительной преданности и выражать свои критические замечания совершенно откровенно.

Другими словами, он осознавал, что предоставляет себе всевозможные привилегии и отказывает при этом во всем своему партнеру. Ему стало ясно, что этот аттитюд должен испортить, если не разрушить, его личные отношения и вступление в брак. До этого момента он был очень активен и продуктивен в своей аналитической работе. Однако, после того как он осознал последствия своего аттитюда, его активность на сеансе резко снизилась: пациент был немного угнетен и осторожен.

Анализ тех немногих ассоциаций, которые проявились, указал на сильное стремление пациента к уединению, что находилось в резком контрасте с его более ранним страстным желанием установить хорошие отношения с любимой женщиной. Импульс к уединению был выражением невыносимости для него перспективы совместной жизни: он понимал идею равенства полов чисто теоретически, на практике же он ее отвергал. В то время как его депрессия представляла реакцию на открытие, что он попал в неразрешимую дилемму, тенденция к уединению означала, что пациент нащупывает какое-то решение. Осознав бесплодность уединения и увидев, что нет никакого выхода, кроме изменения своего аттитюда, пациент стал интересоваться, почему взаимность так неприемлема для него.

Ассоциации, появившиеся сразу же после этого момента, указывали на то, что на уровне эмоций он различал только две альтернативы — обладать всеми правами или не обладать никакими правами. Он выражал опасение, что если уступит какие-либо права, то никогда не сможет сделать то, чего хотел, и постоянно будет должен выполнять желания других. Это, в свою очередь, открыло возможность для проявления влечений к уступкам и самопринижению, которые, хотя и присутствовали раньше, никогда не наблюдались во всей своей полноте и силе. По ряду причин его уступчивость и зависимость были так велики, что он был вынужден построить искусственную защиту из самонадеянной претензии на исключительное обладание всеми правами. Отказаться от этой защиты в то время, когда его уступчивость представляла еще сильную внутреннюю потребность, означало бы для него потерю всякой индивидуальности. До того как он смог увидеть возможность изменения деспотического решения своей проблемы как таковую, необходимо было начать работу с его влечением к подчинению.

На основании всего сказанного в этой книге ясно, что нельзя решить терапевтическую проблему за один сеанс; к ней необходимо возвращаться снова и снова с разных позиций. Причина этого в том, что любой единичный аттитюд вырастает из множества источников и выполняет новые функции в процессе развития невроза.

Так, например, аттитюд умиротворения и соглашательства в большой степени является неотъемлемой частью невротической потребности в любви и должен анализироваться тогда, когда аналитик приступает к работе над ним. Критический анализ данного аттитюда должен быть возобновлен тогда, когда начнется исследование идеализированного образа. С этой точки зрения потребность в умиротворении выглядит как требование пациента относиться к нему, как святому. То, что этот аттитюд включает также потребность избегать напряжения, станет ясно тогда, когда начнется обсуждение обособленности пациента.

Компульсивная природа рассматриваемого аттитюда станет более ясной, когда страх пациента перед другими и его потребность защищать себя от садистских импульсов посредством инвертирования попадает в поле зрения. В других случаях чувствительность пациента к принуждению может сначала рассматриваться как защитный аттитюд, вырастающий из обособления невротика, затем как проекция его собственного страстного желания власти и позднее, возможно, как выражение экстернализации, внутреннего принуждения и других влечений.

Любой невротический аттитюд или конфликт, выявляемый в процессе анализа, должен объясняться в его отношении к личности невротика в целом. Именно такой подход был назван всесторонним анализом. Такой анализ включает следующие шаги: оказание помощи пациенту в осознании всех явных и скрытых проявлений данного конкретного влечения или конфликта, в признании их компульсивной природы, в достижении понимания как его субъективной ценности, так и его неблагоприятных последствий.

Когда пациент обнаруживает признаки невроза, он стремится избежать его исследования, пытаясь прежде всего ответить на следующий вопрос: «Как это случилось?» Независимо оттого, осознает ли он свои аттитюды, пациент надеется решить свою частную проблему, обратившись к истории ее происхождения. Аналитик должен удержать его от этого бегства в прошлое и поощрить его сначала к исследованию того, что произошло на самом деле; другими словами, к знакомству с неврозом как дезорганизацией всей личности.

Пациент должен узнать конкретные способы проявления невроза, приемы, которые он использует, чтобы скрыть его, и свои личные аттитюды. Если, например, страх пациента перед подчинением стал очевидным, он должен понять степень, с которой он возмущается, боится и презирает в самом себе любую разновидность самопринижения. Пациент должен осознать все формы контроля, которые он бессознательно организовал с целью исключения из своей жизни любой возможности подчинения и всего, что связано с влечением к подчинению. Затем он поймет, насколько явно расходятся аттитюды со всем, что служит этой одной цели; как он потерял восприимчивость к другим до такой степени, что не осознает их чувства, желания и реакции; как это сделало его крайне невнимательным; как это вынудило его отказаться от любого проявления любви к другим, так же как и от всякого желания быть любимым ими; как он пренебрежителен к нежным чувствам и доброте других; как он стремится автоматически отвергать просьбы; как в личных отношениях он чувствует себя вправе быть угрюмым, критическим и требовательным и отвергает право партнера на любое из этих отношений.

Или если чувство всемогущества пациента попало в центр исследования, то недостаточно, что он осознает, что обладает этим чувством. Он должен понимать, что все задачи, которые он себе ставит, не выполнимы; например, что он способен очень быстро написать блестящую статью по запутанному вопросу; что он надеется быть непосредственным и остроумным, несмотря на свое истощение; что в процессе анализа он надеется решить какую-нибудь проблему, столкнувшись с ней впервые.

Затем пациент должен осознавать, что он побуждается к действию в согласии с конкретным влечением независимо от, а часто и вопреки своим желаниям или самым лучшим интересам. Он должен осознать, что принуждение действует неразборчиво, обычно независимо от фактических условий. Он должен понять, например, что его придирчивость в качестве аттитюда направлена как на друзей, так и на врагов; что он обвиняет партнера независимо от того, как последний себя ведет: если партнер любезен, то он подозревает его в чувстве вины за что-либо; если партнер отстаивает свои права, то он стремится господствовать; если партнер уступает, то он слабый человек; если партнер любит быть с ним, то он слишком доступный; если партнер все отвергает, то он скупой и т. д.

Или если обсуждаемый аттитюд выражается в нерешительности пациента быть ли желаемым или желающим, то пациент должен осознать, что этот аттитюд существует вопреки всем свидетельствам против. Понимание компульсивной природы влечения подразумевает также осознание реакций на его фрустрацию. Если, например, возникшее влечение пациента связано с его потребностью в любви, то он должен понять, что чувствует себя потерянным и испуганным от любого проявления неприятия или уменьшения дружелюбия, независимо от того, насколько оно тривиально или насколько малозначителен для него данный человек.

В то время как первый из указанных шагов показывает пациенту глубину его проблемы, второй шаг — интенсивность сил, породивших ее. Оба шага пробуждают интерес к дальнейшему исследованию.

Когда наступает время исследования субъективной ценности конкретного влечения, то пациент часто сам страстно желает сообщить информацию. Он может указать, что его сопротивление и вызов власти или всему, что напоминает принуждение, было вынужденным и необходимым для спасения жизни, т. к. в противном случае он был бы поглощен доминирующим партнером; что представление о своем превосходстве помогло или еще поможет сохранить себя вопреки отсутствию самоуважения; что его обособление или его аттитюд «мне все равно» предохраняют его от того, чтобы испытывать боль разочарования. Верно, что подобные ассоциации выдвигаются для защиты, но они также и разоблачают позицию пациента. Они информируют нас о причинах, по которым этот аттитюд был приобретен в первую очередь, тем самым показывая нам его историческую ценность и позволяя лучше понять развитие пациента.

Но кроме этого, они позволяют понять действующие функции данного влечения. С точки зрения терапии эти функции представляют первоочередной интерес. Ни одно невротическое влечение или конфликт не является только остатком от прошлого — привычкой, которая, так сказать, однажды возникнув, сохраняет свое устойчивое существование. Мы уверены, что такое влечение вызвано настоятельной внутренней потребностью существующей структуры характера личности невротика. Простое знание, почему возник невроз, может иметь только второстепенное значение, поскольку то, что нам следует изменить, это силы, действующие в данный момент времени.

Большей частью субъективная ценность любого невротического состояния определяется его противодействием некоторой другой невротической тенденции. Исчерпывающее понимание таких ценностей дает указание, как следовать в каждом конкретном примере. Если, например, мы видим, что пациент не может отказаться от чувства всемогущества, потому что оно позволяет ему ошибочно принимать потенциальное за реальное, свои восхитительные проекты за действительное воплощение, значит, необходимо исследовать степень влияния воображения на его реальную жизнь. А если пациент позволяет демонстрировать, что его образ жизни необходим ему для того, чтобы обезопасить себя от неудач, то наше внимание должно быть направлено на факторы, которые ведут его не только к предвосхищению поражения, но и к постоянному страху перед ним.

Самый важный терапевтический шаг состоит в том, чтобы помочь пациенту увидеть обратную сторону медали — последствия его невротических влечений и конфликтов, отнимающие у него все силы. Некоторая часть этой работы была рассмотрена ранее; следует добиваться того, чтобы картина анализа была законченной во всех отношениях. Только тогда пациент действительно почувствует потребность изменения самого себя. Так как каждый невротик побуждается отстаивать статус-кво, требуется достаточно мощная побудительная причина, чтобы перевесить тормозящие силы.

Однако такая побудительная причина может родиться только из его желания достигнуть внутренней свободы, счастья, личного роста и из осознания, что каждое невротическое затруднение препятствует ее проявлению. Так, если невротик испытывает стремление к унизительной критике самого себя, он должен осознать, насколько это понижает его самоуважение и оставляет его без надежды; насколько оно вынуждает его чувствовать себя ненужным, провоцирует дурное обращение с ним, что, в свою очередь, вынуждает его быть мстительным; насколько оно парализует его волю и способность к работе; насколько он, чтобы не свалиться в пропасть презрения к самому себе, вынужден развивать защитные аттитюды, такие как самовозвеличивание, самоотчуждение, и чувство нереальности самого себя, неотъемлемое от его невроза.

Аналогично, когда конфликт стал видимым в процессе анализа, пациент должен осознать его влияние на свою жизнь. В случае конфликта между тенденциями к самопринижению и потребностью одерживать победы следует понять все ограничивающие запреты, присущие инвертированному садизму. Пациент должен понимать, каким образом он реагирует на каждое движение, направленное на самопринижение, вызванное презрением к самому себе и яростью к партнеру, перед которым он до этого раболепствовал; и каким образом, с другой стороны, он реагирует на каждую попытку одержать победу над кем-нибудь с отвращением к самому себе и страхом перед возмездием.

Иногда случается, что пациент, даже когда он начинает осознавать весь спектр неблагоприятных последствий, не проявляет никакого интереса к устранению данного конкретного аттитюда. Кажется, что, наоборот, сама проблема исчезает из общей картины невротизма. Почти незаметно пациент отталкивает ее в сторону, ничего не достигая при этом. Учитывая, что он наблюдал весь тот вред, который причинял себе, отсутствие его реакции является примечательным фактом.

Однако, если аналитик не очень проницателен в распознавании подобного вида реакции, отсутствие интереса у пациента может остаться незамеченным. Пациент принимается за другую тему, аналитик следует за ним, пока они снова не оказываются в тупике. Только значительно позднее аналитик поймет, что изменения, произошедшие с пациентом, несоизмеримы с объемом проделанной работы.

Если аналитик понимает, что иногда можно ожидать подобную реакцию, он спросит себя, какие действующие внутри пациента факторы препятствуют последнему принять тот факт, что данный аттитюд с его шлейфом вредных последствий должен быть изменен.

Обычно имеется ряд таких факторов, и разбираться с ними можно только постепенно. Пациент может быть парализован бессмысленностью анализа возможности изменения. Его желание победить аналитика, фрустрировать его, позволить ему одурачить себя может быть сильнее его эгоизма. Его тенденция к экстернализации может быть еще так велика, что вопреки осознанию всех последствий пациент не может использовать это открытие в отношении самого себя. Его потребность чувствовать себя всесильным может быть еще так сильна, что, хотя он и понимает недостижимость последствий, он делает мысленную оговорку, что окажется способным добиться их. Его идеализированный образ может быть еще таким жестким, что он не может согласиться ни с одним из своих невротических аттитюдов или конфликтов. Он испытывает ярость против самого себя и почувствует себя обязанным устранить данное препятствие просто потому, что осведомлен о нем.

Важно осознавать эти возможности, потому что если проглядеть факторы, которые ограничивают желание пациента измениться, то анализ легко может выродиться в то, что Хьюстон Петерсон называет «mania psychologica» — психологией ради самой психологии. Убедить пациента в необходимости согласиться на изменения в этих обстоятельствах представляет явную победу аналитика. Даже если ничего не изменилось в самом конфликте, пациент испытывает чувство глубокого облегчения и начнет подавать сигналы о своем желании выпутаться из той сети, в которую попал. Как только это благоприятное состояние для аналитической работы возникло, изменения не замедлят себя ждать. Нет необходимости подчеркивать, что вышесказанное не предназначено служить очерком по аналитической технике. Я не пыталась рассмотреть ни все действующие в процессе анализа отягчающие факторы, ни все способствующие выздоровлению факторы. Я не исследовала, например, ни одну из тех трудностей или выгод, которые возникают из-за того, что пациент связывает свои защитные и наступательные свойства с поведением аналитика, хотя это представляет элемент исключительной важности.

Описанные мною шаги обозначают только те существенные процессы, которые должны анализироваться всякий раз, когда конфликт становится видимым. Часто невозможно следовать в указанном мною порядке, поскольку проблема может оказаться недоступной для пациента даже тогда, когда она становится центром аналитической работы. Как мы видели в примере с самонадеянным присвоением прав, одна проблема может способствовать обнаружению другой, которая должна анализироваться первой. Если учитывается каждый шаг, их порядок несуществен.

Конкретные симптоматические изменения, происходящие в результате аналитической работы, обычно изменяются в соответствии с проблемой анализа. Когда пациент осознает бессознательную и бессильную ярость, его состояние паники может ослабнуть. Депрессия может усилиться, когда он понимает дилемму, в которой оказался. Однако каждая часть добросовестно проделанного анализа также вызывает некоторые общие изменения в отношениях пациента к другим и самому себе, изменения, которые происходят независимо от той проблемы, с которой проводится всесторонняя работа.

Если бы мы взяли такие несхожие проблемы, как преувеличение роли сексуальных связей, убеждение, что реальность будет соответствовать чьим-либо желаниям, и сверхчувствительность к принуждению, то обнаружим, что их анализ изменяет личность пациента во многом одинаковым образом. Независимо от того, какие из перечисленных проблем анализировались, враждебность, безнадежность, страх и отчуждение от себя и других будут уменьшаться.

Рассмотрим, например, как уменьшилось самоотчуждение в каждом из указанных случаев. Невротик, переоценивающий сексуальные связи, чувствует себя живым только в сексуальных контактах и фантазиях; его победы и поражения ограничены сексуальной сферой; естественное качество, которое он ценит в самом себе, — это сексуальная привлекательность. И только тогда, когда он понимает ограниченность подобного состояния, он начинает интересоваться другими сторонами жизни и, таким образом, обретать свою целостность.

Невротик, для которого реальность ограничена проектами и планами, созданными его воображением, потерял из виду самого себя как действующее человеческое существо. Он не видит ни своих ограничений, ни своих реальных достоинств. В процессе аналитической работы он перестает принимать возможное за свершившееся; обретает способность не только видеть, но и чувствовать себя тем, чем он в действительности является. Невротик, который сверхчувствителен к принуждению, стал забывчивым в отношении своих желаний и убеждений и убежден, что он способен выполнять волю только других. Когда это состояние проанализировано, невротик начинает понимать, чего он в действительности хочет, и, следовательно, оказывается способным к достижению собственных целей.

В процессе каждого анализа, независимо от вида и источника, начинает выходить на первое место и делать пациента на какое-то время более раздражительным вытесненная враждебность. Однако каждый раз, когда невротический аттитюд устраняется, уменьшается и иррациональная враждебность. Пациент будет менее враждебным, когда вместо экстернализации поймет свою личную ответственность в возникновении проблемы. Он станет также менее уязвимым, менее слезливым, менее зависимым, менее требовательным и т. д.

Враждебность уменьшается главным образом за счет уменьшения безнадежности. Чем более сильным становится человек, тем меньше он ощущает, что ему угрожают другие. Рост силы обеспечивается из разных источников. Центр тяжести невротика, который смещался ранее в сторону других, сосредоточен теперь на нем; он чувствует себя более активным и начинает развивать множество своих собственных ценностей.

Постепенно в его распоряжении будет все больше энергии: освобождается та часть энергии, которая ранее требовалась на вытеснение определенной части его «Я»; он становится менее заторможенным, менее парализованным страхами, презрением к самому себе и безнадежностью. Вместо того чтобы слепо подчиняться, или бороться, или давать выход садистским импульсам, пациент может занять рациональную позицию и стать более устойчивым.

Хотя из-за разрушения устоявшихся способов защиты тревожность пациента временно повышается, каждый удачный шаг аналитической работы обязательно снижает ее, потому что пациент начинает меньше бояться других и самого себя.

Общим результатом этих изменений становится улучшение отношений пациента с другими и самим собой. Он становится менее изолированным; в той степени, в какой он становится более сильным и менее враждебным, другие постепенно перестают быть для него угрозой, с которой необходимо бороться, которой необходимо манипулировать или которую необходимо избегать. Он может позволить себе иметь дружественные чувства по отношению к другим. Его отношения с самим собой улучшаются в той степени, в которой он отказывается от экстернализации и в которой исчезает презрительное отношение пациента к самому себе.

Если мы исследуем изменения, которые происходят в процессе анализа, то увидим, что они касаются тех реальных условий, которые вызвали исходные конфликты. В то время как в процессе развития невроза все стрессы усиливаются, терапия выбирает противоположный путь. Аттитюды, которые возникли из необходимости противостояния внешнему миру в состоянии беспомощности, страха, враждебности и изоляции, становятся все в большей степени бессмысленными и ненужными.

Действительно, почему следует устраняться или жертвовать собой ради тех, кого мы ненавидим и кто нападает на нас, как только мы признаем себя равными с ними? Почему необходимо безудержно стремиться к власти и признанию, если мы обладаем чувством внутренней безопасности и можем жить и бороться с другими без постоянного страха быть раздавленными? Почему следует с тревогой уклоняться от контактов с другими, если мы способны любить и не боимся вступать в борьбу за свои права?

Чтобы проделать такую работу, требуется время; чем более запутан и забаррикадирован невротик, тем больше времени требуется. То, что требуется желание для быстрой аналитической работы, это совершенно очевидно. Мы хотели бы видеть все больше людей, извлекающих пользу из всего, что может предложить анализ. И мы понимаем, что какая-то помощь лучше, чем отсутствие помощи вообще. Верно, что неврозы значительно различаются своей силой и лицам со слабо выраженным неврозом можно оказать помощь за сравнительно короткий период времени.

В то время как некоторые из экспериментов в быстрой психотерапии многообещающи, большая часть из них, к сожалению, основана на благих пожеланиях и выполнена с полным незнанием тех могущественных сил, которые действуют в неврозе. Я убеждена, что в случае сильных неврозов аналитическую процедуру можно сократить только посредством такого улучшения нашего понимания структуры невротического характера, которое потребует меньше времени на поиск объяснения.

К счастью, анализ не является единственным способом разрешения внутренних конфликтов. Сама жизнь все еще остается очень эффективным терапевтом. Опыт невротика может оказаться достаточно действенным, чтобы вызвать необходимые личностные изменения. Это может быть вдохновляющий пример какой-нибудь выдающейся личности; или обычная трагедия, которая, близко столкнув невротика с другими людьми, выведет его из изоляции эгоцентризма; или дружеская связь с личностью, настолько близкой по духу, что манипулирование ею или избегание ее не является для невротика необходимым. Иногда последствия невротического поведения настолько сильны или так часто повторяются, что они изменяют характер невротика и делают его менее боязливым и жестким.

Терапия, проводимая самой жизнью, никем, однако, не контролируется. Ни лишения, ни дружеские связи, ни религиозный опыт не могут быть устроены таким образом, чтобы удовлетворять потребностям данного конкретного индивида. Жизнь в качестве терапевта безжалостна; обстоятельства, которые полезны одному невротику, могут полностью подавить другого. Кроме того, как мы видели, способность невротика осознавать последствия и извлекать из них уроки, чрезвычайно ограничена. Поэтому анализ можно считать благополучно завершенным, если пациент приобретает способность учиться на своем опыте, т. е. если он способен исследовать свою роль в возникающих проблемах, понимать ее и применять полученное знание в своей жизни.

Знание той роли, которую конфликты играют в неврозе, и понимание, что их можно разрешить, вынуждает заново определить цели аналитической терапии. Хотя многие невротические расстройства относятся к медицинской области, невозможно определить эти цели в медицинских терминах. Так как даже психосоматические заболевания являются в сущности предельным выражением внутренних личностных конфликтов, то цели терапии следует определять в терминах личности.

Учитывая последнее обстоятельство, мы можем сформулировать следующие главные цели терапевтического анализа. Во-первых, пациент должен приобрести способность принимать ответственность на себя, в смысле восприятия себя активной, сознательно действующей силой своей собственной жизни, способной принимать решения и отвечать за их последствия. С этим связано принятие ответственности в отношении других, готовность осознавать обязательства, в значимость которых он верит, независимо от того, связаны ли они с его детьми, родителями, друзьями, сослуживцами, коллегами, сообществом или страной.

Во-вторых, пациент должен стать внутренне независимым, что отличается как от открытого пренебрежения мнением и убеждениями других, так и от их некритического принятия. Это подразумевает развитие у пациента возможности обосновывать свою личную иерархию ценностей и использовать ее в своей жизни. Что касается отношения пациента к другим, то такая цель предполагает уважение их индивидуальности и их прав и создает тем самым основу для подлинной взаимности. Такая цель совпадает с истинно демократическими идеалами.

Мы могли бы определить указанные цели в терминах спонтанности чувств, осознаваемости и живости восприятия независимо от того, идет ли речь о любви или ненависти, счастье или печали, страхе или желании. Это подразумевает способность как к выражению своих чувств, так и к их сознательному контролю.

В-третьих, из-за особой важности способность к любви и дружбе должна быть особенно выделена в этом контексте; любовь, которая не является ни паразитической зависимостью, ни садистским господством, а является, согласно Макмерри, «связью. которая не имеет никакой цели вне самой себя, потому что для людей естественно делиться своими переживаниями; понимать друг друга, находить радость и удовлетворение в совместной жизни; в выражении и открытии самих себя друг в друге».

Самой исчерпывающей и объединяющей формулировкой терапевтических целей является стремление к искренности: не притворяться, быть эмоционально искренним, быть способным к выражению всего себя в своих чувствах, работе, убеждениях. К этому можно приближаться только по мере разрешения конфликтов.

Эти цели не произвольны и не являются целями одной только терапии по той простой причине, что они совпадают с теми идеалами, которым следовали мудрецы всех времен. Такое совпадение не случайно, потому что эти цели представляют элементы, на которых основывается психическое здоровье. Нас оправдывает в постулировании этих целей то, что они представляют логическое следствие знания патогенетических факторов невроза.

Наша смелость в формулировке таких высоких целей основывается на убеждении, что личность человека может меняться. Это относится не только к ребенку, личность которого очень податлива. Все из нас сохраняют способность к изменению, даже в самых фундаментальных отношениях, пока существуем. Это убеждение подтверждается опытом. Анализ представляет одно из самых могущественных средств, способствующих радикальным изменениям, и чем лучше мы понимаем силы, создающие невроз, тем выше наши шансы достигнуть желаемого изменения.

Вполне вероятно, что ни пациент, ни аналитик полностью никогда не достигнут этих целей. Они представляют идеалы, к которым необходимо стремиться; их практическое значение заключается в том, чтобы указывать направление нашей терапии и нашей жизни. Если нам не совсем ясно значение подобных идеалов, мы подвергаемся опасности поменять старый идеализированный образ на новый. Нам также следует понимать, что не во власти аналитика превратить пациента в безупречное человеческое существо. Аналитик может только помочь пациенту стать свободным в стремлении достигнуть таких идеалов. А это предполагает предоставление пациенту неограниченной возможности личностного роста и совершенствования.

В книгу вошла работа Карен Хорни «Наши внутренние конфликты. Конструктивная теория невроза». Центральную тему книги можно определить как анализ судьбы человека через динамику его мотивов и внутренних конфликтов. Автор стремится найти способы разрешения дихотомий человеческого существования, ликвидации различных форм отчуждения человека.

источник