Фенихель психоаналитическая теория неврозов doc

Текст взят с психологического сайта http://www.myword.ru
На данный момент в библиотеке MyWord.ru опубликовано более 2000 книг по психологии. Библиотека постоянно пополняется. Учитесь учиться.

Удачи! Да и пребудет с Вами. )
Сайт www.MyWord.ru является помещением библиотеки и, на основании Федерального закона Российской федерации «Об авторском и смежных правах» (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ), копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных в данной библиотеке, в архивированном виде, категорически запрещен.

Данный файл взят из открытых источников. Вы обязаны были получить разрешение на скачивание данного файла у правообладателей данного файла или их представителей. И, если вы не сделали этого, Вы несете всю ответственность, согласно действующему законодательству РФ. Администрация сайта не несет никакой ответственности за Ваши действия./

Перевод с английского и вступительная статья А.Б.Хавина

Ф42 Психоаналитическая теория неврозов/ Пер. с англ., вступ. ст. А.Б. Хавина. — М.: Академический Проект, 2004. — 848 с. — («Концепции »).

Книга представляет собой энциклопедическое руководство по клиническому психоанализу. Она по праву считается и классическим учебником, и классическим научным трудом. Подробно, как ни в одном другом издании, с психоаналитических позиций рассматриваются все виды психических расстройств. Описанию частной психопатологии предшествует изложение принципов психоаналитической психологии, достойное место отводится также проблеме формирования характера, психоаналитической терапии. Библиография содержит более 1500 источников. Книга рассчитана на психологов, психотерапевтов, психиатров.

© О. Fenichel, 1945, 1973 © Хавин А.Б., перевод, вступ. статья, 2004 © Академический Проект, оформление, ISBN 5-8291-0369-9 2004

и терниях клинического психоанализа в России

Издатели книги Отто Фенихеля «Психоаналитическая теория неврозов предрекали, что эта книга сохранит актуальность в течение десятилетий, и они не ошиблись. Авторы большинства современных учебников по теориям личности и психопатологии непременно ссылаются на монографию Фенихеля. В «Энциклопедии глубинной психологии» (т.2, 2001) его монография справедливо названа и классическим научным трудом, и классическим учебником.

Знакомство с биографией Фенихеля позволяет понять, что успех его монографии не случаен. Отто Фенихель — видный психоаналитик середины двадцатого века, внесший значительный вклад в развитие психоанализа. Начинал он свою деятельность в 20-е годы в Венском психоаналитическом объединении в кругу выдающихся психоаналитиков. Затем пропагандировал идеи психоанализа в ряде европейских стран, организовывал там психоаналитические институты и сообщества, работал как психоаналитик-практик. Преподавая в Берлине, Фенихель впервые ввел в программу обучения клинические работы Карла Абрахама. В 30-е годы он возглавлял психоаналитическую группу в Праге, активно пропагандировал психоанализ в Норвегии. Фенихель подготовил первый статистический отчет о психотерапевтической деятельности психоаналитиков. После эмиграции в США Фенихель всячески содействовал развитию психоаналитического движения в этой стране. В частности, в 40-е годы совместно с Э. Зиммелем он создал психоаналитическое объединение в Сан-Франциско.

Причина популярности монографии Фенихеля не только в том, что она написана на основании более чем 1500

источников научной литературы и огромной психоаналитической практики самого автора. Гораздо важнее, на наш взгляд, собственно тематика монографии, сосредоточение автора на психоанализе психических расстройств. Ни один другой психоаналитик не осветил так полно и всесторонне клиническую проблематику. По существу, Фенихель составил энциклопедию клинического психоанализа.

Книга Фенихеля акцентирует тот факт, что альма-матер психоанализа не психопатология обыденной жизни, не творчество великих людей и даже не сновидения, а психические расстройства. История реформирования классического психоанализа тогда представляется как отход от клинической определенности, своеобразное бегство от клиники.

3. Фрейд, делая новые открытия, тщательно разрабатывал множество понятий (стадии психосексуального развития, комплексы, защитные механизмы и др.) и обязательно приводил их в соответствие с принятой в его время психиатрической нозологией. В отличие от Фрейда никто из его критиков не был великим клиницистом, и уже первые отступники уделяли клиническим наблюдениям значительно меньше внимания, чем основатель психоанализа. А. Адлер оперировал совсем немногими понятиями, пренебрегал проблемой бессознательного, фактически выхолащивая клиническую реальность. У К. Юнга, отличавшегося широтой познаний, мы находим интересные мистические и религиозные откровения, но он не представил законченного описания ни одного клинического случая. Труды К. Хорни и Э. Фромма интересны тем, что С образуют связующее звено между психоанализом и экзистенциальной психологией. Относительно психоаналитического аспекта этих трудов создается впечатление, что содержащаяся в них критика Фрейда умозрительна и строится не столько на добытом авторами клиническом материале, сколько на иной трактовке клинических случаев, описанных самим же Фрейдом. Другими словами, Хорни и Фромм больше работали с источниками литературы, чем с пациентами.

Критика неофрейдистами классического психоанализа бьет мимо цели, когда, предвосхищая психологов-экзистенциалистов, они подходят к клиническим явлениям лишь с философских и общепсихологических позиций. Если Фрейда справедливо обвиняют в пространном понимании закономерностей психопатологии, то неофрейдисты впадают в другую крайность. Игнорируя специфичность кли-

нических явлении, они тоже стирают грань между нормой и патологией. Фромм (1947), например, критикует Фрейда за утверждение, что нарцисс восстанавливает утраченное самоуважение, отнимая катексис у объектов, и неуместно указывает на необходимость понимать самоуважение как неразрывно связанное с любовью к другим людям. Справедливости ради отметим, что междисциплинарные труды Фромма, подобно любой талантливой популяризации, находят гораздо больше почитателей среди студентов и широкой публики, чем детализированные и далеко не всегда однозначные работы Фрейда, посвященные разбору клинических случаев. В свою очередь успех книги Фенихеля, несомненно, объясняется тем, что автор заново обнажил из-под лавины критики самые корни психоанализа. Тем более, все чаще приходится слышать о неисчерпанном фрейдовском наследии. Ведь именно Фрейд был подлинным клиническим психологом, он впервые начал изучать психические расстройства с позиций психологии. Особое значение клинический аспект психоанализа приобрел в России. Ко времени возрождения психоанализа в нашей стране в середине 80-х годов имелось две группы специалистов-психоаналитиков. Первая группа была весьма обширна, в нее входили философы и психологи, специализировавшиеся прежде на критике психоанализа с марксистских позиций. Представители этой группы, как правило, хорошо знали психоаналитическую литературу, что позволило им в период перестройки быстро развернуть интенсивную пропаганду психоанализа, организовав соответствующие учебные заведения. Знания этих специалистов носилисугубо книжный характер, они никогда не лечили больных — неврозами, да и не имели права их лечить, поскольку не являлись врачами. Данный факт, однако, не оказывал отрицательного влияния на эффективность их преподавательской деятельности. Напротив, обобщенные, лишенные противоречий и насыщенные иллюстрациями, словно от первого лица, лекционные курсы только способствовали привлечению слушателей. Вскоре появились весьма добротные учебники по психоанализу, иногда с подзаголовком, указывающим, что в учебнике освещается социокультурный аспект этого направления. Клинический аспект психоанализа рассматривался в таких учебниках вскользь или в лучшем случае наряду с другими аспектами.

Но жизнь требовала от теоретиков приобщения к практике, и вскоре многие из них трансформировались в психо

логов-консультантов психоаналитической ориентации. _s Тем не менее формальная трансформация отнюдь не позволяла почувствовать твердую почву под ногами, не открывала легальный доступ к лечебной работе с больными. а, В результате «психотерапевты-неофиты » стали нивелировать клинический психоанализ, выступать против его выделения в самостоятельную область психоаналитической g практики, обычно ссылаясь на западный опыт. Впрочем, психологи-консультанты иных направлений следуют той с же парадигме, они отрицают специфичность клинической психотерапии.

Вторую совсем немногочисленную группу специалистов, занимавшихся до 80-х годов психоанализом, составляли врачи-психотерапевты. Они не обладали такой эрудицией в _х области психоанализа, как психологи-теоретики, зачастую им недоставало научного кругозора, зато их знания носили практический характер. Практическое освоение психоана лиза порождало гораздо больше вопросов, чем его освоение только по книгам, и уж конечно, не способствовало поспешному написанию учебников.

Количество сторонников психоанализа среди врачей нарастало далеко не столь интенсивно, как среди психоло- гов, концентрировались врачи-психоаналитики главным

образом в учреждениях психологического профиля. Более того, постепенно выяснилось, что основное сопротивление клиническому психоанализу оказывают психотерапевты-клиницисты традиционной психиатрической школы.

В этом отношении весьма показательны взгляды видного психотерапевта М.Е. Бурно, изложенные в его монографии «Клиническая психотерапия » (2000). Мнение о фрейдизме сложилось у него к началу 60-х годов, еще в студенческие годы, он пишет: «Читая в студенчестве Фрейда, был убежден, что все или почти все его психоаналитические символы, фигуры-комплексы — выдумка-сказка, совсем не наука. Мы, студенты-медики, потешались тогда над тем, что приснившиеся палка или пещера означают мужские и женские гениталии, потешались над тайными вожделениями любого малыша к своей матери в знаменитом комплексе Эдипа »(с. 46). В зрелом возрасте, сформировавшись в качестве психиатра и психотерапевта, Бурно, по его ело-* вам, понял, что концепции Фрейда и других психоаналитиков всего лишь отражают аутистический склад их души и их собственное бессознательное. Психоаналитическая ориентация, по мнению М.Е. Бурно, не клиническая по опреде-

лению и представляет собой аутистически-символическую работу чистой мысли. Он резко разграничивает клиническую и психологическую психотерапию: «Клинический психотерапевт, в отличие от психологического (например, психоаналитического, экзистенциально-гуманистического), не распространяет, не «напяливает » свой невроз и его лечение на все человечество, потому что им самим, его психотерапевтическими воздействиями движет не аутистически-психологическая ориентация, по-своему толкующая реальные душевные расстройства и трудности пациента, воспринимаемые в самом общем неклиническом виде (без дифференциальной диагностики), а изучение клинической картины »(с. 47). Таким образом, обвиняя психологов в гипердиагностике, Бурно, походя, выставляет им всем диагноз — аутизм. Психологам, страдающим аутизмом, он противопоставляет «клиницистов-реалистов », последователей Э. Блейлера, Э. Кречмера, Ю. Каннабиха. Акцентируя врачебный реализм (свой собственный), что по известным механизмам вообще свойственно специалистам, приобщенным к психиатрии, Бурно говорит о некоей «обостренной чувствительности врачей к материи, телу как частице стихийной Природы и носителю духа » (с. 22).

Не углубляясь в полемику с М.Е. Бурно, отметим, что присвоение права на реализм и разговоры об особом родстве с Природой сомнительны и даже опасны в любой сфере, будь то наука, искусство или политика. С позиций наивного реализма, Земля — плоская и она — центр мироздания. Сторонники социалистического реализма в свое время считали себя единственными представителями подлинного искусства и потешались над художниками-нонконформистами, творившими в стиле символизма. Очень любят декларировать свой реализм и близость к Природе вдохновители диктаторских режимов. Ни одному «реалисту » не избежать знакомых мотивов, социально-психологические закономерности неумолимы. Вот и уважаемый нами Марк Евгеньевич утверждает, что, «в отличие от психологической (аутистически-символической, «абстрактно-математической») психотерапии, клиническая психотерапия более национально-полнокровна — оттого, что более земная, приземленная» (с. 52). И продолжает: «Клиническая психотерапия российскому пациенту роднее «привозной» психотерапии, как оно и должно быть, потому что искусство, содержащееся в психотерапии, всегда национально » (с. 53). Сказанное в чем-то, может быть, правильно, но от-

сюда, правда, совсем близко до разделения психологической науки на «ихнюю» и «нашу», буржуазную и пролетарскую, что в советский период мы уже проходили.

Считать ли реалистическим рассмотрение научных построений, трудностей пациентов и всех человеческих отношений в ракурсе психиатрической диагностики, конечно, дело вкуса, вернее, склада личности и широты образования. Не нужно только настаивать на теоретической непредвзятости подхода, при котором психологическое объяснение психопатологических явлений как утрированного варианта нормы подменяется систематизацией многообразия людских свойств (например, характеров) с помощью нескольких патологических клише. Установка, подспудно обусловливающая эти взгляды, в отличие от психоаналитических ребусов, очень проста: «весь мир за одним исключением психически болен ». Представители подобных воззрений обычно стараются отгородиться от профессиональных психологов. Для них клиническая психология — раздел пограничной психиатрии, тогда они — психиатры, психологи и психотерапевты в одном лице.

Что касается объективности психиатрической диагностики, желающим составить собственное мнение достаточно посетить клинический разбор больного с пограничным состоянием.

Нивелирование специфичности клинических феноменов, как и мистификация клинического опыта, отражает и борьбу за сферы влияния. Если психотерапевты-неофиты стремятся к «расширению своей территории » и полновластию в психотерапии, то психотерапевты-традиционалисты изыскивают способы «отстаивания своих владений».

Так или иначе, противоборствующие стороны не слишком заинтересованы в развитии клинического психоанализа. В то же время, даже не выделяя клиническую психотерапию в самостоятельную дисциплину, можно и должно выделить клинические феномены в отдельную область психоанализа, экзистенциального анализа и т. п.

Недавно появилась любопытная монография Б.Е. Егорова «Российский клинический психоанализ — новая школа » (2002). Судя по названию, монография, казалось бы, заполняет нишу клинического психоанализа. Однако автор пишет в ней главным образом о доминантах Российского коллективного бессознательного, проявлениях этого бессознательного в борьбе за частную собственность, в народном творчестве и психических эпидемиях, исследуются мае-

совые сеансы исцеления, т. е. опять же в своеобразной форме психоанализу подвергаются социокультурные феномены. (Не хотелось бы думать, что эти феномены — тоже клиника!) Вопросы собственно клинического психоанализа изложены в книге в самом общем виде, хотя ценно само выделение клинического психоанализа, автор буквально взывает к нему.

На обрисованном фоне труд Отто Фенихеля, в котором клиническая проблематика толкуется исконным образом, должен сыграть для отечественного читателя почти миссионерскую роль. Его книга актуальна и потому, что в последнее время интерес психологов чрезмерно сместился от объяснения психических расстройств к психотерапевтической практике.

Описанию формирования симптомов и частных неврозов в монографии предшествуют разделы, где излагаются представления психоаналитиков о структуре психики, динамике психических процессов, развитии психики, а также их взгляды на невротические конфликты и защитные механизмы.

По общетеоретическим вопросам Фенихель в основном разделяет воззрения Фрейда и его ближайших последователей: К. Абрахама, Ш. Ференци, А. Фрейд и др. Но его интересы больше смещены в сторону психологии эго, имеются во взглядах Фенихеля и иные отличия. Феномены, которые, согласно Фрейду (1923), свидетельствуют о самостоятельности инстинкта смерти, Фенихель считает не проявлением особого инстинкта, а выражением принципа постоянства, справедливого для всех инстинктов и жизненных процессов вообще. С этой точки зрения, «жажда стимулов », характерная для Эроса, не противоречит принципу постоянства, а представляет собой его дериват, обходной путь к избавлению от стимулов. По мнению Фенихеля, тенденции к любви и разрушению сначала тесно переплетены, их общая матрица — инкорпорация. Агрессивность первоначально не имеет собственной цели, она лишь модус преследования инстинктивных целей, возникающий при фрустрации или даже спонтанно.

Самостоятельна позиция Фенихеля и по вопросу динамики влечений и эмоций. Он считает закономерным говорить о бессознательных эмоциях, тогда как Фрейд утверждал, что бессознательное состоит только из идей. Согласно Фрейду, влечения, эмоции и чувства не могут быть сознательными или бессознательными, поскольку о них ничего

не известно, если они не связаны с идеями. Фенихель придерживается мнения, что любая защита в конечном анализе является защитой от аффектов, человек не хочет испытывать болезненных эмоций, поэтому аффекты могут вытесняться, отсрочиваться, проецироваться, изолироваться. Особенно подробно он останавливается на защите от чувства вины.

Большинство психоаналитиков относятся к рассуждениям о вытесненных влечениях как безобидному несовершенству языка (Дж. Блюм, 1999). Тем не менее игнорировать специфику взглядов Фенихеля на динамику аффектов в описании им частных неврозов было бы ошибочным.

В главе о тревоге как невротическом симптоме рассматривается превращение невроза тревожности в тревожную истерию, т. е. «свободно плавающей » тревоги в конкретные фобии. Понятие «тревожная истерия» Фенихель использует в качестве синонима фобического невроза. Он доходчиво разъясняет, почему и каким образом определенные ситуации, люди и животные приобретают символическое значение и начинают вызывать страх. Обращено внимание в образовании фобий и на бессознательный анимизм. Люди, предрасположенные к тревожной истерии, как выясняется, склонны к анимистическому пониманию мира, одухотворению природы. Подчеркивается, что фобии нельзя интерпретировать без учета анамнеза пациента. Прослежены бессознательные детерминанты некоторых фобий. Так, агорафобия может быть обусловлена скрытым эксгибиционизмом и скопофилией, страхи загрязнения и инфекции детерминируются анальным эротизмом, а недовольство своей внешностью в ряде случаев причиняется страхом перед беременностью.

Решающее значение в патогенезе тревожной истерии Фенихель придает неспособности эго контролировать тревогу и использовать ее как предупреждающий сигнал. Тревога, по его мнению, становится неуправляемой и оказывает травматическое воздействие, происходит регрессия к, раннему уровню развития и возникает паника.

В объяснении истерического нарушения характера Фенихель разделяет мнение Фрейда о фаллической фиксации истериков и пренебрегает более поздними представлениями об «оральной истерии ». Повышенная эротичность истериков является, с его точки зрения, «псевдогиперсексуальностью », которая служит средством защиты от тревожности и способом повышения самоуважения.

Органическими неврозами Фенихель обозначает расстройства, которые чаще называют «соматическими заболеваниями ». Он одним из первых дифференцировал эти расстройства от конверсионных неврозов. При конверсионных неврозах симптомы имеют специфическое бессознательное значение и выражают фантазии на языке тела. При органных неврозах расстройства имеют соматическую природу, нарушается физиология органов из-за неадекватности их использования. Например, в силу каких-то бессознательных причин человек спит с открытым ртом, в результате осушается полость рта и гортань, эта сухость как проявление органного невроза не имеет собственного символического значения.

Вслед за Абрахамом Фенихель выделяет прегениталь-ные конверсии. Он разграничивает истерические конверсии, выражающие эдиповы желания, и конверсии, которые на первый взгляд кажутся истерическими, но на самом деле выражают прегенитальные побуждения. В последнем случае психическая структура пациента, по его мнению, соответствует психической структуре компульсивного невротика: усиливаются амбивалентность и бисексуальность, сексуализируются речь и мышление. Прегенитальные конверсии отражают все эти особенности. Так, в заикании сосуществуют желание и нежелание говорить, проявляются магическое отношение к словам и агрессия против слушателя, происходит как бы смещение вверх функций сфинктеров. К прегенитальным конверсиям относятся также тики, симптомы бронхиальной астмы.

Подлинного совершенства Фенихель достигает в изложении представлений классического психоанализа о перверсиях и импульсивных неврозах, внося и собственные уточнения. В качестве общего свойства перверсий и импульсивных действий он указывает на их синтонность эго. Причиной любой перверсии признается кастрационная тревога, а специфичность перверсии зависит от инфантильной фиксации. Посредством перверсии закомплексованный индивид убеждается в отсутствии кастрации и чувствует себя в безопасности при осуществлении сексуального акта.

Сложнее обстоит дело с объяснением мазохизма. Здесь Фенихель вводит понятие «меньшее зло ». Бессознательно опасаясь настоящей кастрации, мазохист кастрирует себя символически. Он старается избежать истинного наказания, добровольно смирившись с меньшим злом и всячески Демонстрируя, что уже подвергается мучениям. Уменьше-

ние тревоги и чувства вины благодаря самоуничижительным манипуляциям и нытью сопровождается эротическим наслаждением.

Основной особенностью пациентов с импульсивным неврозом Фенихель считает неспособность переносить напряжение. Любое напряжение представляет для них травму, и всякую потребность они должны удовлетворить немедленно. Они стремятся не к позитивной цели, а преследуют негативную цель избавления от напряжения. В импульсивных неврозах Фенихель усматривает удивительную конденсацию влечения и защиты от влечения, сама защита приобретает характер влечения. И причина, по его мнению, в том, что импульсивные невротики отличаются оральной и кожной фиксацией. Они подобны младенцу, который еще не способен отсрочивать удовлетворение своих потребностей, насыщение молоком удовлетворяет у него и потребность в безопасности. Поскольку базовая предрасположенность к патологическим влечениям и депрессии одинакова (оральная фиксация), импульсивные неврозы (страсть к бродяжничеству, азартным играм и др.) нередко предохраняют от депрессии.

Наиболее яркий пример импульсивных неврозов Фенихель видит в наркомании.Понятие «наркомания он трактует широко и, в отличие от современных психоаналитиков, не стремится дифференцировать патологическую динамику разных наркоманий. Наркоман, согласно его определению, тот субъект, «кто специфически реагирует на морфий, алкоголь и другие наркотические вещества и пытается использовать их воздействие в удовлетворении архаичного орального влечения, которое одновременно сексуальное вожделение, потребность в безопасности и поддержании самоуважения ». Наркотик заменяет наркоману пищу, любовный объект, тепло. Полифагию Фенихель относит к наркоманиям без применения препаратов, у пищевых наркоманов не происходит смещения с первоначального объекта (пищи). Алкоголики отличаются тем, что» помимо оральных влечений, у них вытеснены и гомосексуальные склонности. Не токсическое действие алкоголя провоцирует гомосексуализм, а, наоборот, латентные гомосексуалисты предрасположены к алкоголизму. Все наркоманы охарактеризованы как крайне зависимые люди с неудовлетворенной потребностью в любви и самоуважении.

Фенихель внес заметный вклад в объяснение депрессивных состояний и суицидов. Он клинически доказал, что

депрессия обусловлена не только идентификацией эго с утраченным объектом, как установил Фрейд (1917), но также идентификацией суперэго с утраченным объектом. У объекта свои претензии к индивиду, поэтому при расставании с объектом иногда настолько усиливается давление суперэго на эго, что возможен суицид.

Интересна точка зрения Фенихеля на сублимацию. Он считает, что торможение генитальной сексуальности препятствует творческим процессам и вообще деятельности. Сублимации, согласно Фенихелю, подлежит только либидо, вытесненное на прегенитальных этапах психосексуального развития, при условии, что это развитие завершилось приматом генитальной эротики.

Фенихель утверждает, что психотерапия любой ориентации непременно имеет психоаналитические истоки. Психотерапевты, даже не подозревая об этом, либо усиливают у пациентов психологическую защиту, либо ослабляют у них давление вытесненного материала путем формирования «замещающего невроза. Гипнотизация усиливает защиту, водные процедуры приносят облегчение по аналогии с конверсиями, режим и диета способствуют разрядке по механизму компульсий. И только собственно психоаналитическая терапия окончательно устраняет патогенную защиту.

Фенихель указывает, что психотерапевтические и психогигиенические мероприятия всегда ограничены существующей социальной системой. Психологические процедуры и рекомендации и на самом деле не должны носить абстрактно-гуманистический характер. Ведь как часто либеральные рекомендации клиентам вопиюще противоречат наставлениям, которые даются своим близким! Грамотная адаптация зарубежных психотерапевтических методов, конечно же, невозможна без учета социального устройства общества, развитости экономики, ментальности населения. С этой точки зрения, преждевременно исчезновение из многих отечественных учебников психотерапии техники классического гипноза, столь модного совсем недавно.

Можно еще много говорить об оригинальности освещения автором частных проблем. Но все-таки основное достоинство книги в ее исключительной целостности. Фенихель — диалектик. Он убедительно продемонстрировал внутреннее единство травматических неврозов и психоневрозов, влечений и защитных сил, плавность перехода от формирования черт характера к образованию симптомов.

Книга имеет некоторые недостатки, неточно используются отдельные клинические термины, но недостатки меркнут на фоне грандиозности осуществленного автором проекта.

Читателю следует иметь в виду, что психологи прошлого были одержимы поиском Абсолюта, первопричины всех психических феноменов, что собственно и позволило им выделить и детально изучить важнейшие детерминанты человеческого поведения. Критики односторонности классического психоанализа должны ответить на вопрос, почему многие открытия, преобразовавшие психологию, были сделаны при принятии за первооснову именно либидо, тогда как реформаторы психоанализа соперничали главным образом в интерпретации этих открытий. На самом деле Фрейд вывел важнейшие формулы функционирования психики, в которые его последователям и критикам оставалось лишь подставлять переменные.

Современная психология опирается на системный подход. Бессмысленно заведомо исходить из первичности либидо, воли к власти или поиска смысла. Выбор теоретических принципов определяется решаемыми задачами и прогнозируемыми явлениями, универсальные теории канули в Лету. Психотерапия теперь тоже стала эклектичной (В.В.Макаров, 2001).

Данная книга сложна. Ее полезность зависит от того, в чьих руках она окажется. Для недоросля она будет непосильным грузом, для творческого молодого человека — бесценной энциклопедией клинико-психологической мысли.

ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ
ведение Глава I

О ПСИХОАНАЛИЗЕ И ТЕОРИИ НЕВРОЗОВ

О происхождении психоанализа, молодой еще науки, часто высказываются два диаметрально противоположных мнения. Одни говорят, что Фрейд перенес принципы материалистической биологии своего времени в область психических феноменов. Иногда даже говорится, что биологический ракурс не позволил Фрейду увидеть культурные и социальные детерминанты психических феноменов. Другие утверждают, что в период, когда естественные науки были на подъеме, вклад Фрейда состоял в противостоянии веяниям времени и признании иррационального и психогенного вопреки господствующей переоценке рационализма.

Что следует думать об этом противоречии? В процессе исторического развития научное мышление постепенно одерживает верх над магическим мышлением. Естественные науки, зарождающиеся и развивающиеся в определенные периоды эволюции общества (когда это диктуется техническими запросами), в попытках описать и объяснить реальность сталкиваются с упорным сопротивлением. Сопротивление в разных областях проявляется в различной степени. Оно нарастает по мере приближения к предметам, непосредственно затрагивающим человека. Физика и химия освободились от магических представлений раньше, чем биология, биология раньше, чем анатомия и физиология (не так давно патологам запрещалось производить вскрытие человеческого тела), анатомия и физиология раньше, чем Психология. Влияние магии в медицине сильнее, чем в

чисто естественных науках, что обусловлено традициями медицины, зародившейся на основе деятельности знахарей и жрецов. Психиатрия как самая молодая ветвь пронизанной магией медицины сохраняет наиболее яркую магическую окраску.

В течение столетий психология считалась особой областью умозрительной философии, весьма отдаленной от трезвого эмпиризма. Если принять во внимание метафизический подход, прежде считавшийся первостепенным, то легко признать, что обсуждаемые проблемы продолжали отражать антитезу: «тело — душа», «человеческое — божественное», «естественное —сверхъестественное». Всюду, к сожалению, ценности влияли на проверку фактов.

История науки учит, что процесс преодоления магического не является непрерывным. Продвижение вперед и отступление наверняка нельзя объяснить только с позиций развития идей. Колебания в противостоянии зависят от запутанных исторических условий. Разобраться в перипетиях истории науки можно только посредством изучения истории общества и столкновения интересов разных социальных групп. История медицинской психологии не исключение из общего правила, в чем можно лишний раз убедиться, прочитав интересную книгу Зилбурга и Генри (1636).

Психоанализ в этой борьбе представляет определенный отход от магии к научному мышлению. Недавно Бернфельд снова подчеркнул всецело материалистическую ориентацию Фрейда и его учителей в период до создания психоанализа (140).

Необходимо, конечно, признать, что Фрейду не принадлежит первенство в рассмотрении психических феноменов с позиций естественных наук. Психологи естественнонаучной ориентации работали и до него. В сравнении с психологами-философами они всегда составляли меньшинство и изучали отдельные психические функции. С зарождением психоанализа началось естественнонаучное изучение психической жизни человека во всем ее многообразии.

Теперь можно объяснить противоречивость утверждений о месте Фрейда в истории науки. Метафора о золотых днях материалистической биологии и медицины просто не распространялась на всю область человеческой природы. Пренебрежение ментальной сферой указывает, что прогресс научного мышления достигался ценой сохранения в одной области остатков религиозного и магического осмыс-

ления. Противоречие в исторической оценке творчества Фрейда разрешается признанием того, что область психического для науки он отвоевал, возражая против представления о «разуме как мозге » и одновременно особо подчеркивая существование ментальной сферы и неадекватность ее исследования физическими методами. Несмотря на введение Фрейдом «субъективного фактора » и предпочтение им «иррационального» рациональному, его методология, несомненно, находится в русле культурного течения, провозгласившего примат разума над магией и беспристрастное исследование реальности. Что прежде считалось сакральным и неприкосновенным, теперь стало вполне доступным, поскольку неоправданные табу отвергались. Фрейд исследовал мир психических феноменов с таким же научным мужеством, как его учителя исследовали материальный мир. Этот настрой подразумевал протест против предрассудков того времени. Иррациональным является не метод психоанализа, а его предмет.

Можно возразить, что такой взгляд на психоанализ отличается односторонностью. Разве психоанализ не сохраняет во многом мистическую традицию? Разве его происхождение не связано с гипнотизмом и «месмеризмом»? И не является ли «ментальное целительство» разновидностью магии? Несомненно, психоанализ развился непосредственно из магических методов лечения. Но создатели психоанализа уничтожили магические корни предшественников. Конечно, при любом ментальном развитии сохраняются рудименты предшествующей фазы. Действительно, не трудно обнаружить магические оттенки в теории и практике психоанализа. (Вероятно, это не трудно сделать и в отношении других разделов медицины.) Психоанализ в теперешнем виде, безусловно, содержит мистические элементы, рудименты прошлого, но он всячески укрепляет свою естественнонаучную основу. Райк (1295) провел удачную аналогию: полицейская собака — это пережиток веры в животное-оракула, тем не менее собака способна вынюхать преступника. Цель психоанализа редуцировать свои магические элементы, во всяком случае, до того ничтожного уровня, до которого современная криминалистика пытается уменьшить магические элементы в детективных методах.

Научная психология объясняет психические феномены как результат взаимодействия примитивных физических потребностей, укорененных в биологической структуре

человека и сформировавшихся в процессе биологической эволюции (поэтому подвергающихся изменению в ходе дальнейшей эволюции), и факторов окружения, влияющих на эти потребности. Существование третьего фактора исключается.

Объяснение разума в понятиях конституции и окружения — очень старая концепция. Особенность психоанализа состоит в том, что понимается под биологической структурой, какие влияния окружения признаются формирующими, и как соотносятся структурные факторы и внешние воздействия друг с другом.

Что касается биологической структуры, то научная психология должна прежде всего уместиться в границах биологии. Психические феномены имеют место только в живых организмах, они особый случай проявления жизни. Общие законы, справедливые для всего живого, справедливы также для психических феноменов, но к ним следует добавить особые законы, справедливые только для психических феноменов.

Таким образом, научная психология исследует, как и любая наука, общие законы. Она не удовлетворяется просто описанием индивидуальных психических процессов. Точное описание онтогенетических процессов ее средство, но не цель. Ее предмет не индивид X, а понимание общих законов, управляющих психическими функциями.

Кроме того, наука психология полностью свободна от моральных оценок. Для нее не существует ни добра, ни зла, ни морального, ни аморального и того, чему вообще не следует быть. Добро и зло, моральное и аморальное, а также должное представляют собой продукты человеческой психики, подлежащие исследованию как таковые.

Влияние окружения должно быть детально изучено практически. Не существует «психологии человека » в общем смысле, в вакууме, так сказать, существует психология человека только в конкретном обществе и в некоей социальной роли внутри конкретного общества.

Что касается соотношения биологических потребностей и формирующих влияний окружения, эта книга адекватно демонстрирует психоаналитический подход к проблеме. В данном разделе необходимо сказать только следующее. В попытках исследовать соотношение биологических потребностей и внешних влияний одна из двух сил может переоцениваться. В истории психоанализа встречаются оба вида заблуждений. Некоторые авторы в своей

биологической ориентации полностью пренебрегают значением внешне обусловленных фрустраций в генезисе неврозов и характера. Они придерживаются мнения, что неврозы и склад характера всецело эндогенным образом укоренены в конфликтах между несовместимыми биологическими потребностями. Такая позиция опасна даже в психоаналитической терапии, но она становится совершенно фатальной при приложении психоанализа к социологии. Социальные институты тогда понимаются как следствие индивидуальных конфликтов между несовместимыми инстинктивными побуждениями, вместо того чтобы пытаться понять инстинктивную структуру эмпирических человеческих существ через социальные институты, в которых эта структура сформировалась.

Существуют и авторы, впадающие в другую крайность, кто упрекает психоанализ в излишнем биологизме и придерживается мнения, что высокая оценка роли инстинктивных побуждений означает пренебрежение влиянием культуры. Они даже считают, что демонстрация важности культурных влияний противоречит любой теории инстинктов. Но собственно труды Фрейда содержат, по сути, описание того, как под влиянием опыта меняются объекты и цели инстинктов. Абсурдно, следовательно, утверждать, что доказательство влияния культуры противоречит учению Фрейда.

Мы согласны с Зилбургом, что не трудно найти во всех таких «культурологических » девиациях возврат к магическому мышлению и противопоставление тела и души (1637). На первый взгляд кажется, что подчеркивание факторов культуры в силу их значимости для психического развития нарочито акцентирует реальность, но в действительности эта точка зрения отрицает реальность, игнорируя биологическую основу человека.

Наверняка не только фрустрации и реакции на них социально детерминированы. Желания человека тоже Детерминированы культурным окружением. Однако желания, детерминированные культурой, просто вариации нескольких базовых биологических потребностей. Трансформация примитивных биологических потребностей при их удовлетворении и фрустрации в сложнейшие системы ценностей современного человека — тот феномен, который можно объяснить посредством психоаналитического изучения онтогенеза отдельных людей и влияния социальных сил, которым они подверга-

ются. Задача социологии изучить эти социальные силы, их генезис и функцию.

Приложение принципов естественных наук к психологии предполагает развитие новых методов исследования, которые адекватны предмету. Попытки оградить область психического от «каузального» и «количественного» мышления («теория омрачает красочность жизни) препятствуют истинному познанию, как и псевдоточность, подразумевающая перенос экспериментальных биологических методов и научного протоколирования в область, где такие методы неприемлемы. (В астрономии тоже не проводится экспериментов и, тем не менее, это точная наука.)

Определение психоанализа в качестве исчерпывающего научного метода исследования психики иногда отвергается как слишком узкое или чрезмерно расширенное. Психоанализ постулирует существование бессознательных психических процессов и свою направленность на их изучение. Поскольку под термином «человеческий разум обычно понимаются сознательные феномены, создается впечатление, что психоанализ интересуется большим, чем только психическая жизнь человека. С другой стороны, можно спросить: а не изучает ли психоанализ главным образом психологию неврозов, инстинктов и эмоциональные составляющие психической жизни, тогда как интеллектуальные компоненты и психические функции, такие как перцепция, формирование понятий и суждений, должны исследоваться другими разделами психологии?

Данные возражения не правомерны. Тезис, что, исследуя бессознательное, психоанализ выходит за пределы изучения психических явлений, можно сравнить с утверждением, что оптика исследует нечто иное, чем световые явления, когда занимается волновой природой света. Предположение о существовании бессознательного уровня — это гипотеза, которая вводится в психоаналитическое исследование, когда происходит поиск научного объяснения явлений сознания. Без такой гипотезы феномены сознания в их взаимосвязи остаются непонятными; с такой гипотезой становится возможным то, чем обусловлен успех любой науки: прогноз и направленное вмешательство.

Что касается довода об озабоченности психоанализа только неврозами, инстинктами и эмоциями, то следует признать его интерес преимущественно к этим явлениям. Такой интерес объясняется исторически и практически. Психоанализ возник как терапевтический метод и даже се-

годня добывает свой исследовательский материал благодаря счастливому совпадению в нем исследовательского и терапевтического методов. Фрейд сумел воспользоваться своими наблюдениями в процессе лечения пациентов для понимания психики здоровых людей. Когда психоаналитически изучались феномены сознания и отдельные психические функции, это делалось отличным от других направлений психологии способом, внимание в основном уделялось бессознательному уровню и инстинктам. В психоанализе все «поверхностные явления» понимаются как структуры, которые формируются из глубинных инстинктов и эмоциональных источников посредством влияния окружения. Конечно, не нужно претенциозно считать, что, помимо открытий Фрейда, не существует психологических знаний, но можно утверждать, что все психологические знания с позиций психоанализа выглядят в новом свете.

Эта книга не учебник по психоаналитической психологии, ее содержание ограничивается теорией неврозов. Правда, неврозы представляются аналитику самой плодотворной областью изучения психики. После изучения неврозов проще разобраться в других психических феноменах. В известном смысле эта книга может быть первым томом руководства по психоаналитической психологии.

Теория неврозов имеет то же отношение к психоаналитической терапии, как патология к лечению внутренних болезней: возникнув на основе практического опыта, теория становится фундаментом дальнейшей практической работы. Она представляет попытку установить закономерности этиологии, симптоматики, течения неврозов в целях создания каузальных методов терапии и профилактики.

От такой теории не следует требовать больше, чем медик требует от патологии. Поиск закономерностей позволяет выявить только общее, поэтому является насилием над уникальностью отдельного случая. В компенсацию, однако, практик получает лучшие ориентиры, хотя необходимо помнить, что только ориентиров недостаточно для лечения конкретных случаев.

Мы стараемся пояснять теорию клиническими примерами. Но все же теория остается абстракцией. Все примеры всего лишь иллюстрируют механизмы, т. е. представляют собой иллюстрации, а не истории болезней. Результаты психоаналитического исследования, о которых сообщается несколькими строчками, иногда требует Месяцев работы.

Таким образом, здесь будет даваться только типичное. На самом деле психологические факты, обозначенные терминами «эдиповкомплекс», «комплекскастрации»,бесконечно варьируют. Эта книга представляет остов, но каждый клинический случай специфичен. Клинический опыт (наблюдение пациентов и клинические разборы) и практическое применение психоаналитической техники нельзя заменить подобной книгой. Книга, однако, позволяет понять, почему в психоанализе необходим особый тренинг и самоанализ как его незаменимая составная.

Кто не проделал самоанализа, интеллектуально, вероятно, поймет содержание книги, но многие вещи, скорее всего, покажутся ему даже более неправдоподобными и искусственными, чем психоаналитические отчеты. Прочтение книги не переубедит скептиков, «не верящих в психоанализ ». Они лишь получат сведения о действительном содержании психоаналитического учения.

Даже общая осведомленность кажется весьма необходимой. Многие критики, «не верящие в психоанализ», плохо информированы и обычно приписывают Фрейду то, о чем он никогда не говорил и не писал.

Чтение историй болезни — лучший способ восполнить дефицит личного опыта и поэтому составляет самое важное дополнение к прочтению этой книги, в точности как посещение клинических лекций и чтение клинических отчетов — лучшее дополнение к изучению патологии.

Неверно, что при обсуждении событий человеческой жизни следует выбрать между ярким, интуитивным описанием художника и отрешенной абстрактностью ученого, мыслящего только количественно. Не обязательно и даже недопустимо утрачивать чувства при научном исследовании чувственной сферы. Написанные Фрейдом истории болезни производят впечатление новелл, но однажды он заявил, что не считает это недостатком. Чтобы разобраться в неврозах, необходимо читать такие истории болезни и книги, наподобие той, что лежит перед вами. Можно пообещать совершенно иное понимание психоаналитических отчетов после прочтения этой книги.

Нельзя овладеть искусством психоанализа путем чтения книг, отчего не снижается их ценность в изучении психоанализа. Когда научной патологии противопоставляется терапевтическая интуиция и утонченность, которым якобы невозможно научиться, это признак магического мышле-

ния. Как научная патология не препятствие клинической интуиции, а ее необходимая предпосылка, так теория неврозов — предпосылка к практическому овладению психоанализом. Верно, что не всему можно научиться, но сначала следует овладеть тем, что поддается изучению.

Мы постараемся, по возможности, не втягиваться в полемику, а сконцентрируемся на объяснении установленных фактов. Выбор материала и пространство, отведенное отдельным проблемам, неизбежно отражают убеждения автора. Но это не является недостатком, поскольку автор считает свои взгляды научно обоснованными.

В одном отношении теория неврозов отличается от соматической патологии. Патолог вправе предположить, что его аудитория знакома с физиологией и нет необходимости объяснять «основные биологические принципы» перед вхождением в предмет. В силу новизны психоаналитической психологии мы вынуждены сначала разъяснить, хотя бы в сжатой форме, ее исходные положения.

Основные принципы открываются трудоемким эмпирическим методом. Это важно подчеркнуть, потому что в последующем нет возможности показать их постепенное формулирование в ходе опыта. Принципы будут представлены в определенной, отчасти догматичной форме, которая порой служит поводом к неправильному пониманию их сути, они кажутся чисто спекулятивными. Форма представления дедуктивная, но знание о данных принципах получено индуктивным путем, и дальнейшее индуктивное научное исследование, возможно, трансформирует наши знания.

источник